Майкл Айснер - Крестоносец
— Очень жаль, — сказал Франциско, повторяя последние слова дона Фернандо.
Голос его звучал ровно, словно он рассказал о неприятном случае, никого при этом не виня.
— Андре погиб в Крак-де-Шевалье, — произнесла Изабель.
Франциско, казалось, не слышал ее.
— Франциско, — обратилась к нему Изабель.
Он отвернулся к окну. Изабель поднялась, подошла к нему, встала напротив и схватила за руку пониже локтя.
— Мой брат умер в Крак-де-Шевалье.
Франциско крепко прижал ладони к глазам, будто пытаясь стереть нахлынувшие воспоминания.
— Дон Фернандо отправил письмо моему отцу, где сообщалось о доблестном поведении Андре во время осады. Он погиб, защищая замок.
В конце концов, ее голос стал еле слышен, и было неясно, задает она вопрос или делает утверждение.
— Нет, Изабель, — ответил Франциско.
Возможно, уважаемый читатель подумает, что ответ Франциско породил у Изабель надежду, что ее брат все еще жив. Нет, этого не случилось. Когда прозвучали два последних слова, наступила зловещая тишина. Предвестник чего-то ужасного.
— Изабель, нам лучше уйти. Скоро ужин.
Не сводя серых глаз с Франциско, Изабель ничем не показала, что слышит мои слова. Я подал ей руку, чтобы вывести из кельи, но она не взяла ее. Я ничего не мог поделать — то был ее выбор. Она предпочитала услышать правду, какой бы страшной та ни была. Она хотела знать, как погиб ее брат.
Честно говоря, я думаю, что Франциско так грубо обращался с Изабель как раз для того, чтобы заставить ее покинуть Санта-Крус. Возможно, он хотел избавить ее от болезненных подробностей, а себя — от необходимости их рассказывать.
* * *— Мы ехали за войском Бейбарса, направлявшегося на север, в Алеппо. Повозку, в которую поместили нас с Андре, приковав друг к другу цепью, охраняли несколько вооруженных мусульман. Ночью, после дневного перехода, они нас кормили, и Андре делил пополам скудный паек — ломоть хлеба, чашку турецкого гороха и кружку воды. То и дело он оставлял немного своей воды, чтобы промыть мою рану, после чего перевязывал ее свежим лоскутом материи, оторванным от одной из наших рубашек.
На третий день в ранних лучах солнца появился языческий город. Мы увидели мусульманскую церковь из синего мрамора с изящной башенкой, торчащей, как камыш на болоте. Бородатый старик медленно поднимался по ее витой лестнице и, дойдя до вершины, затянул жалобную мелодию. Воины остановили караван и упали на колени, положив обе руки на землю ладонями вверх.
— Похоже, они понятия не имеют о существовании колоколов, — сказал Андре.
С других башен голоса присоединились к горестному хору, возвещая о наступлении нового дня.
Андре выпрямился в повозке во весь рост, задумчиво глядя перед собой.
— Они все равно ничего не услышат, — произнес он.
Лишь однажды один из язычников с нами заговорил. Я проснулся посреди ночи. Плечо нестерпимо ныло, холодный ветер пробивался сквозь шерстяную накидку, служившую нам с Андре одеялом. Над кровавым пятном, образовавшимся на повязке, тоненько зудели мухи. И тут сзади раздался шепот. Я повернулся и посмотрел туда: один из охранников что-то тихо и настойчиво говорил, опасливо оглядываясь по сторонам. Потом он сунул руку в складки своей одежды, достал оттуда яблоко и протянул его мне. Я видел, как между его пальцев поблескивают красные бока плода, но не решался взять яблоко, охваченный сомнениями. Что, если он его отравил, окунув в какой-нибудь арабский яд?
«Ну и что ж, — наконец подумал я, — ничего страшного. Мы все равно обречены».
Охранник сделал вид, что кусает яблоко, как бы объясняя его предназначение. Шепча незнакомые слова, он снова протянул вперед руку. Андре проснулся и осторожно наблюдал за нашим благодетелем. Я наконец поднял руку, охранник положил яблоко мне на ладонь и отошел. Мы с Андре украдкой принялись кусать его, передавая друг другу. Когда караван снова двинулся, я перекатывал языком во рту последний сладкий кусочек.
В воротах Алеппо воины вытащили нас из повозки. Мы шли по улицам города между конными стражниками, и отовсюду сбегались арабы. Они выскакивали из домов, с базара, из мечетей, громко приветствуя своих воинов, бросая им под ноги розовые лепестки.
Мы с Андре шли, опустив головы, глядя в землю, пытаясь не обращать внимания на насмешки и уворачиваться от камней, которые швыряла в нас толпа. Вдруг один из булыжников попал мне в голову, я упал, теплая кровь залила мне лицо и шею. Открыв глаза, я увидел местных жителей, собравшихся на обочине дороги. Молодые и старые — они смеялись, кричали, плевались.
А потом я увидел Серхио, стоявшего рядом с какой-то старухой. Он выглядел молодым — истинный воин, облаченный в те самые доспехи, в которых отправился в поход из порта Барселоны. Он смотрел прямо на меня, и я произнес его имя. Он чуть подался вперед.
— Кто ты?
— Это я, Серхио, — сказал я, — твой брат.
Стражники подняли меня.
Двинувшись дальше, я пристально вглядывался в прохожих, ища взглядом брата, и выкрикивал его имя. Невежественная толпа смеялась каждый раз, когда я звал Серхио.
— Серхио здесь нет, — произнес Андре совсем рядом.
Но вот я снова увидел его. Он выглядывал из окна на втором этаже. Волосы его поседели, щеки были пересечены глубокими морщинами, доспехи покрылись ржавчиной. Серхио сокрушенно покачал головой.
— Ты хотел найти здесь спасение?
Камень ударил меня в грудь. Я споткнулся, отчаянно кашляя, и едва сумел удержаться на ногах.
— Я отправился в крестовый поход ради твоего спасения, Серхио, — сказал я.
Он не слышал меня из-за улюлюканья толпы, из-за царившей вокруг суматохи. Серхио взглянул вниз и сочувственно улыбнулся.
— Посмотри на себя. Вот твое спасение, брат.
Мою грудь пронзила жгучая боль, глаза наполнились слезами.
— Франциско, — сказал Андре, — помнишь, когда я навещал тебя в Монкаде, мы устраивали скачки на лошадях? Как звали твою кобылу? Панчо?
— Да, — ответил я.
— Интересно, что сейчас делает твоя старушка? — продолжал он. — Наверное, щиплет траву на каком-нибудь пастбище…
— Наверное.
— На зеленом лужку.
Я взглянул наверх, на открытое окно. Оно было пустым, лишь легкая занавеска колыхалась на ветру.
Пока мы шагали, наступил вечер. Я видел все те же лица в толпе — молодые и старые. Все люди понимающе указывали в сторону цитадели. Весь день эта крепость маячила перед нами — громадная каменная плита, нависшая над городом. Она терпеливо ожидала нас с Андре.
Наконец мы вышли на улицу, которая вела прямо к могучей крепости. Ненасытная толпа попыталась пойти за нами по подъемному мосту, самые ярые даже прорвались сквозь ряды воинов. Стражники стали защищать нас, разгоняя толпу, но хруст костей только возбуждал людей, рвавшихся к мосту. Несколько арабов полетели в ров с водой и отчаянно забарахтались в темной жиже. Толпа веселилась, наблюдая за ними, а мы тем временем пересекли мост, отделявший нас от цитадели.
