Сергей Зайцев - Секира и меч
Перед войсками появился всадник. Все опять закричали – еще громче прежнего. Этот крик двумя-тремя волнами прокатился над холмами.
Вокруг всадника быстро образовалась свита.
Всадник, коего отличал от свиты ярко-алый плащ, обращался к воинству с речью. Время от времени рыцари отвечали своему герцогу радостным дружным криком.
Глеб оглянулся на город. Тот был невероятно красив даже в это пасмурное утро. Жители полиса, привлеченные шумом, взволнованные, начинали скапливаться у стен. Они кричали снизу, спрашивали стражу, что там снаружи происходит и почему не открывают ворота. Воины рассказывали горожанам, что видят. Воинов на стены высыпало – тысячи. Всем любопытно было посмотреть на крестоносцев. И зрелище сильно впечатляло греков.
Вот латиняне прокричали что-то трижды и затихли. Алый плащ направил своего коня к городу. Свита следовала за герцогом на некотором отдалении.
Вот герцог подъехал к воротам и остановился. Некоторое время он ожидал, не сходя с коня. Стража пялилась на этого рыцаря сверху. Сразу бросался в глаза огромный крест у него на груди. Стальные латы отсвечивали голубоватым светом, сверкали золотые шпоры.
Наконец рыцарь сказал:
– Полис! Открой ворота. Ты звал нас. У него был низкий сильный голос. Разумеется, никто не собирался открывать ворота. Рыцарь поднял голову и оглядел снизу стены:
– Есть тут кто-нибудь, способный отвечать за свои слова?
Трифон стал между зубцами башни:
– Слушаю тебя. Говори. Рыцарь поднял забрало:
– Ты кто?
– Трифон, начальник городской стражи. Рыцарь усомнился:
– Ты имеешь право говорить с герцогом? Трифон презрительно усмехнулся:
– Я имею право говорить и с твоим королем, ибо я – начальник константинопольской стражи. Всему миру известно, что наш полис – столица столиц.
Рыцарь не стал больше сомневаться, поскольку выбирать ему сейчас не приходилось.
– Я – Готфрид из Лотарингии. Открой мне ворота… Трифон обернулся к стражникам, среди которых стоял и Глеб, и вполголоса бросил:
– Либо он сумасшедший, либо принимает нас за дураков! Мы сейчас пустим его, пустим эту ораву, и считай – город завоеван!… – рыцарю же сказал громко: – Я не открою ворот.
– Почему? Ты хочешь расстаться с головой? – этот Готфрид держался напористо. – Ваш император нас звал. Он нас ждет, а какой-то начальник стражи не желает нас пускать.
Трифон отвечал невозмутимо:
– Ворота откроются только с повеления императора.
– Почему же он не велит? – недоумевал герцог. – Он что, не знает о нашем появлении? Должно быть, весь мир слышал, как мы сейчас приветствовали его…
– Возможно, император занят. У него всегда какие-нибудь важные государственные дела…
Очень не понравились Готфриду эти слова. Он вскипел, переменился в лице:
– Что может быть важнее нашего появления? Трифон был ядовит:
– Для меня это сложный вопрос. Я ведь не веду дел императора.
– Ну так доложите, что мы здесь, – нервничал герцог.- Придется подождать. Рыцарь покосился на свою свиту:
– Я не привык ждать. Все города пускали меня сразу…
Трифон опять обронил вполголоса:
– И были разорены…
Герцогу пришлось убраться восвояси. Иного выхода у него не было. Торчать неизвестно сколько времени перед запертыми воротами – было явно ниже его достоинства.
Войска латинян расположились перед полисом лагерем.
К полудню начальника стражи посетил Никифор Вриенний – стратег и приближенный человек императора. Трифон сделал ему полный отчет о происшедших событиях.
Никифор остался удовлетворен. Он велел ждать и не предпринимать никаких шагов. А если герцог явится вновь – сопроводить его к императору во Влахернский дворец.
Целый день стояли под стенами города крестоносцы. Ближе к вечеру Готфрид опять подъехал к воротам:
– Эй! Ты еще здесь? С кем я разговаривал?
– Слушаю тебя, – Трифон глянул вниз. На этот раз герцог был без шлема:
– Не очень-то вы гостеприимны, греки. Мои люди пришли защитить вас от турка и стоят голодные целый день…
Трифон, скрипнув зубами, молвил негромко:
– Разорили полстраны и не наелись, – а герцогу сказал: – Император Алексей, устроитель народов, выразил соизволение принять Готфрида из Лотарингии.
И велел открыть ворота.
Герцог со свитой из двадцати рыцарей въехал в Константинополь.
Глава 14
Глеба и еще нескольких декархов Трифон взял с собой.
Пока они спускались с башни, начальник стражи говорил:
– Смотреть за латинянами в оба. А если что… если заметите какую угрозу, рубить беспощадно…
Конная стража и крестоносцы уже ожидали их. Трифон с декархами поехал впереди.
Глеб оглянулся пару раз на Готфрида. Герцог был мрачен; ему, как видно, не нравился оказанный греками прием. И на стражу, окружившую его свиту, он посматривал настороженно…
Путь до Влахерн проделали в полном молчании. Только громко цокали подковы по мостовым.
Глеб до этих пор еще не бывал в императорских дворцах: ни в Большом, ни во Влахернском – новом. Роскошь, великолепие – поразили его настолько, что он даже ощутил некую подавленность. Глеб всегда чувствовал себя великаном, но в императорском дворце он как бы стал карликом.
На ступеньках дворца Трифон попросил латинян отдать оружие.
Готфрид удивился:- Нам не доверяют?
– Скорее это забота о вас, – ушел от прямого ответа начальник стражи.
Они вошли во дворец. Они следовали за Трифоном бесконечной чередой коридоров и залов. Если б не столь важная миссия, если б не нужно было хранить невозмутимость, Глеб сейчас так и крутил бы головой – столь много любопытного и поражающего воображение было вокруг. Мрамор нежно-белый, едва не прозрачный, мрамор черный и розовый, искусно ваянные камнерезами статуи, изящные амфоры, мозаики и фрески, роскошные ковры, уютные цветники, набранные цветным стеклом окна… Ах, что за чудо был этот дворец!
Латиняне, видя все это великолепие, притихли. Потом начали на ходу перешептываться между собой. Они не могли скрыть восторженных глаз. Им нравился этот дворец, им нравился этот город.
В тронном зале их уже ждали: император Алексей Комнин, юная царевна Анна и Никифор Вриенний.
Сначала вошли Трифон и декархи; потом некий сановник, похожий на евнуха, объявил:
– Готфрид, герцог из Лотарингии, у ваших ног, государь!
Латинянин поморщился при этих словах и вошел в зал. За ним последовала свита. Громко позванивали шпоры.
Герцог приветствовал императора по-латыни. Глеб почти ни слова не знал из этого языка, поэтому ничего не понял. А Готфрид говорил длинную-длинную речь, – наверное, столь же длинную, сколь длинный путь крестоносцы проделали до стен Константинополя. Герцог перечислял что-то или кого-то, говорил о некоем патере и легате, дважды помянул Иерусалим, несколько раз склонил перед Алексеем голову.
