Ольга Крючкова - Нибелунги. Кровь дракона
Альбоин и превеликим удовлетворением заметил, что король сражён красотой драгоценных камней. Он улыбнулся, продумав: «Путь лангобарды не так утончены как бургунды, зато мы – истинные воины! И можем добыть в сражении всё, что пожелаем!»
Наконец, Гунтар совладал с собой и милостиво произнёс:
– Благодарю короля Агинмульда за столь щедрые дары.
Посланник подобострастно поклонился.
– Мой король также выражает надежду, что недавний пограничный инцидент… – он многозначительно посмотрел на Гунтара, – не станет препятствием для того, чтобы два великих дома породнились.
Гунтар удивлённо «вскинул» густые чёрные брови и понял, наконец, цель визита посланника. Однако, решил занять выжидательную позицию. Петроний же, находившийся подле трона несколько раз крякнул, мотнул головой, словно бык, отгонявший назойливую муху и воззрился на рядом стоявшего Гернота. Тот неожиданно подмигнул советнику, также понимая, что речь пойдёт о сватовстве.
Гизельхар на встрече с лангобардом не присутствовал., ибо был занят тем, что строил планы военных компаний, позволившие бы ему захватить хоть какое-нибудь королевство. Увы, но подходящих королевств поблизости почему-то не было, да и с дружиной приходилось повременить… Словом, новые земли Гильзехар завоёвывал и бросал к ногам Сибиллы лишь в своём воображении.
Тем временем, Альбоин продолжил:
– Король Агинмульд наслышан о госпоже Кримхильде. Певцы, что достигли лангобардского королевства, восхваляли её несравненную красоту… Я даже записал на латыни одну песнь…
Посланник, словно фокусник, извлёк из длинного рукава нарядной туники свиток. Развернул его, откашлялся и прочитал с выражением:
– Мне причиняет боль то,
что я расстался с прекрасной Кримхильдой,
не посмев сказать ей,
как я люблю ее.
Я не сделал это из-за завистников,
от которых я никогда не получал
и признака привязанности.
Тот, кто разгромил Ад,
пусть заставить их кричать и страдать.
Они хотят стеречь меня,
хотя это делать им не к лицу,
так они показывают свою зависть.
Но это им мало поможет.
Они скорее направят Рейн
по направлению к По,
прежде чем я оставлю ту,
будь что будет,
которой я служил.[18]
Альбоин умолк. Гунтар, Петроний и Гернот ещё какое-то время пребывали под впечатлением стихотворения. Посланник не торопился, понимая, что кичливые бургунды не ожидали услышать такого из уст дикого лангобарда.
– Песнь прекрасна… – наконец вымолвил Гунтар.
Лангобард, не сомневаясь в этом, поклонился.
– Так каков будет ваш ответ, повелитель Бургундии? – лукаво прищурившись, поинтересовался Альбоин.
– Я должен всесторонне обдумать предложение короля Агинмульда. Вы, как посланник, понимаете всю ответственность, внезапно возлёгшую на мои плечи. Поэтому я предлагаю вам воспользоваться моим гостеприимством, погостив в резиденции… А затем сообщить о моём ответе своему королю. Я же тем временем соберу государственный совет, потому как рассматриваю предстоящий союз не только, как брачный, но и как стратегический…
Альбоин просиял, не ожидая услышать столь мудрый и в какой-то мере витиеватый ответ. В целом он был доволен: по всему было видно, король бургундов настроен весьма серьёзно.
– Благодарю вас, повелитель Бургундии. Однако, у меня есть одна просьба…
– Слушаю, вас досточтимый Альбоин.
– Я так много слышал о красоте ваше сестры, что хотел бы увидеть Кримхильду воочию, дабы поделиться впечатлениями со своим королём.
Гунтар замешкался с ответом. Он устремил взор на Петрония: тот же отрицательно покачал головой. Гунтару не понравилась реакция советника и он, наконец, ответил:
– Разумеется, Альбоин. Но лучше увидеть мою сестру так, чтобы она ни о чём пока не догадывалась. Ни к чему тревожить девичье воображение раньше времени. Я сообщу вам о такой возможности отдельно…
Лангобард, преисполненный надежды, откланялся и в сопровождении своих людей покинул приёмный зал.
Петроний хранил глубокомысленное молчание. Гернота же, напротив, прямо-таки распирало высказаться:
– Гунтар! Насколько я понял, король диких лангобардов намерен жениться на нашей сестрице!
– Да, ты всё правильно понял… – подтвердил король, вставая, наконец, с трона. – Однако, лангобарды не такие уж дикие… Посмотри, какие камни и украшения прислал их король.
Гернот стремглав бросился к открытым ларцам. Он опустился на мозаичный пол перед одним из них, наполненным драгоценными камнями и, не удержавшись, зачерпнул пригоршню гранатов, лежавших сверху.
– Словно, запёкшиеся капли крови… – зачарованно произнёс он.
Петроний многозначительно откашлялся. Гунтар обернулся и пристально воззрился на советника.
– Ты хочешь что-то сказать, Петроний?
– Да, мой король… По поводу прозвучавшего предложения.
– Советую тебе повременить и всё как следует обдумать. Завтра я соберу совет, на котором мы обсудим предложение короля Агинмульда.
– Как вам угодно, повелитель… Могу ли я удалиться?
Гунтар милостиво кивнул. Петроний покинул приёмный зал, Гернот по-прежнему созерцал драгоценные камни. Они притягивали и манили его…
Гунтар удалился в свой кабинет, дабы собраться с мыслями. Гернот же поспешил в покои матушки. Она и её компаньонки занимались вышиванием. Утта оторвалась от своего кропотливого занятия и воззрилась на вошедшего сына.
– Матушка, могу ли я поговорить с вами?
Утта удивилась: в голосе сына послышались взволнованные нотки. Она встала с мягкого, обшитого бархатом, табурета.
– Нам лучше отойти… – произнесла она, заметив уже любопытное взоры компаньонок. И увлекла сына в дальний угол комнаты, где стоял низкий столик, вокруг которого были разбросаны цветные подушки. Компаньонки, сыновья и дочь, часто посещавшие покои королевы-матери любили понежиться на них. Однако Утта предпочитала сидеть на стуле, стоявшим тут же подле подушек.
Она села на стул и жестом пригласила сына расположиться на подушках у её ног. Но почему-то Гернот не спешил это сделать. Он присел на подушки поодаль от матери, обдумывая всё то, что намеревался сказать ей. На столе стояли серебряные и византийские керамические чаши, наполненные различными фруктами. Гернот с задумчивым видом потянулся за крепкой золотистой виноградинкой, положил её в рот и начал сосредоточенно жевать.
Утта была окончательно заинтригована. Она, наконец, не выдержала затянувшегося молчания и первой нарушила его.
