Артур Дойл - Короско
– Это только мое личное мнение, мисс Адамс, – сказал француз, – весьма возможно, что полковник Кочрейн держится совершенно другого мнения!
– Это мнение, monsieur Фардэ, диаметрально противоположно мнению господ военных, которым поручено заботиться о безопасности границы, – холодно отозвался Кочрейн, – я надеюсь, что все должны со мной согласиться, что эти чернолицые воины в своих ярких мундирах несомненно придают живописность окружающей обстановке!
Кроме нескольких человек солдат, составлявших эскорт туристов, то тут, то там словно вырастал из земли черномазый солдат в небесно-голубом мундире, быстро шагавший по песку пустыни с ружьем за плечом; на мгновение худая, воинственная фигура его резким силуэтом вырисовывалась на ярком фоне неба и затем вдруг словно проваливалась в землю и исчезала, тогда как на расстоянии сотни шагов вырастал из земли другой солдат, с тем чтобы исчезнуть точно таким же образом.
– Откуда они берутся? – спросила Сади, следя глазами за этими голубыми фигурами.
– Я так и полагал, что вы пожелаете узнать об этом, – сказал Стефенс, который был всегда особенно счастлив, когда ему удавалось предугадать какое-нибудь желание хорошенькой американки, – и я сегодня утром справился нарочно в нашей судовой библиотечке. – Вот оно и есть re, то есть о черных солдатах. Здесь сказано, что они принадлежат к Десятому Суданскому батальону египетской армии; она набирается из племен динка и шиллук, двух негритянских племен, живущих к югу от страны дервишей – в экваториальной области!
– Как же эти рекруты пробираются через страну дервишей? – спросил Хидинглей.
– Я полагаю, что это не представляет особого затруднения! – пробормотал monsieur Фардэ, многозначительно подмигнув молодому американцу.
– Старейшие солдаты, – пояснил полковник Кочрейн, – представляют собой остатки прежнего Черного батальона; большинство их служили еще при Гордоне в Хартуме, остальные же, по большей части, дезертиры из армии Махди!
– Ну, пока в них не представляется надобности, я готова согласиться, что они выглядят очень красиво в своих голубых куртках, с медалями на груди! – заметила мисс Адамс. – Но если бы были какие-нибудь беспорядки или что-либо в этом роде, то полагаю, что для нас было бы приятнее, чтобы они были менее живописны, но не столь черны!
– Не могу с вами согласится, мисс Адамс! – возразил Кочрейн. – Я их видел в деле и могу вас уверить, что на них вполне можно положиться!
– Уж так и быть, я положусь на ваше слово, полковник! – тоном бесповоротной решимости произнесла мисс Адамс, и на этом разговор на время прекратился.
До сих пор путь лежал по берегу реки, извивавшейся влево от наших туристов. В этом месте Нил был широк, могуч и глубок, благодаря близости порогов. Немного выше уже виднелись черные валуны, увенчанные белою пеной, и сам берег становился скалистым; среди этих скал выделялся громадный, своеобразный, далеко выдвинувшийся вперед утес с полукруглой площадью, образующий вершину. Всем сразу стало ясно, что это и есть знаменитый рубеж дикой Африки и цивилизованного Египта. Маленькая кавалькада пустила своих ослов галопом. Вдали виднелись на желтом фоне песка пустыни группы черных скал, и среди них высились обломки колонн и полуразрушенных стен. Проворный и словоохотливый драгоман соскочил со своего осла и, приняв живописную позу, стал в ожидании, чтобы подъехали отставшие и собрались вокруг него.
– Этот храм, высокочтимые леди и джентльмены, – возгласил он громким голосом аукциониста, собирающегося продать ценную вещь тому, кто даст за нее больше, – этот храм, господа, – великолепный памятник Восемнадцатой династии! Вот и изображение: барельеф Тутмоса III, – и он указал концом своего хлыста на резко выделявшиеся на стене иероглифы у себя над головой.
– Он жил за тысячу шестьсот лет до Христа, и письмена эти начертаны здесь для увековечения памяти о его победоносном нашествии в Месопотамию. Здесь мы видим изображение всей истории его жизни, начинал с детского возраста и вплоть до его возвращения в Египет с толпами пленников, привязанных к его колеснице. Здесь вы видите, как его венчает Нижний Египет, а Верхний Египет приносит жертвы в честь его победы великому Богу Амону-Ра. А вот здесь он влечет за собой своих пленных и, по обычаю того времени, отрубает каждому из них правую руку. Вот в этом углу вы видите небольшую кучку. Это все правые руки пленников!
– Боже правый! Не желала бы я быть здесь в те времена! – воскликнула мисс Адамс.
– Здесь и сейчас ничто не изменилось! – небрежно уронил Сесиль Броун. – Восток остался тем же Востоком. Я ничуть не сомневаюсь, что на расстоянии какой-нибудь сотни миль отсюда, а быть может и ближе.
– Да полно вам! – остановил его шепотом Кочрейн.
– А что это? – осведомился проповедник Джон Стюарт, указывая длинным тростником на одну из фигур на стене.
– Это гиппопотам! – пояснил драгоман.
– Гиппопотам! – воскликнули хором туристы. – Да ведь он не больше поросенка! Смотрите, царь шутя пронзил его своим копьем!
– Это они нарочно изобразили его малым, чтобы показать, что для царя такое дело сущий пустяк, – объяснил Мансур, – так, вы видите, например, что все его пленники не достигают даже колен фараона, и это отнюдь не значит, что эти люди были столь малорослы или что фараон был такого громадного роста, но этим хотели выразить, что он был несравненно могущественнее и сильнее этих людей, что он был велик и могуч. Вы видите также здесь, что он больше своего коня, и это тоже потому, что он фараон, царь а это животное только лошадь. Точно так же вот эти женщины, которые здесь изображены, они тоже крошечные, в сравнении с фигурой царя, потому что он велик и могуч, и это его маленькие жены.
– Вот прекрасно! – возмущенно воскликнула мисс Адамс. – Значит, если бы они здесь изобразили его душу, то, вероятно, пришлось бы ее рассматривать в лупу! Ведь стоит только подумать, что он позволил изобразить в таком виде своих жен!
– Если бы эти иероглифы были начертаны в настоящее время, – любезно сказал monsieur Фардэ, – то, вероятно, мы увидели бы изображение большой и сильной женщины и маленького супруга!
Сесиль Броун и Хидинглей отстали от главной группы туристов, так как комментарии драгомана и шутливая болтовня туристов раздражали их нервы, нарушая торжественное настроение; стоя в стороне, они смотрели, как следовала мимо серой безмолвной стены пестрая и забавная группа туристов с поднятыми лицами и откинутыми назад шляпами, над которыми вились с криком вспугнутые в развалинах совы.
– Мне кажется положительным святотатством это шутовство и этот гам и смех! – сказал оксфордский питомец.
