Майкл Айснер - Крестоносец
В тот вечер перед ужином аббат Педро заявил, что поступок брата Хуана равноценен признанию в убийстве. Что тот почти сознался в содеянном в главной зале в день убийства Ноэль, но в последний момент передумал.
— Таково возмездие за грех! — воскликнул аббат, воздев руки к небу и сверкая глазами. — Таково правосудие нашего Спасителя. Такова участь проклятых.
В Санта-Крус наступили жуткие времена. Даже хлеб попахивал кровью.
Только аббат, казалось, оставался безучастным к случившейся трагедии… Нет, то, что случилось, как будто даже ободрило его: он молился с неослабевающим пылом и читал свои проповеди со страстной убежденностью. Мне в ту пору приходилось записывать под диктовку многочисленные послания представителям верховной власти и духовенства — аббат испрашивал средства для постройки второго яруса монашеских келий над монастырем. Эти пожертвования, писал аббат, убедят паству, что даже дьявольские козни не могут охладить пыла верующих.
На четвертый день Великого поста я точил бритву, готовясь к еженедельному туалету аббата Педро. Лезвие мягко ходило вдоль шероховатого куска кожи. Неожиданно в дверь постучали, и я уже хотел открыть ее, но не успел приблизиться к двери, как она распахнулась сама. В комнату вошли Франциско и Андре.
— Франциско, Андре, — обратился к ним аббат Педро, — вы должны быть в часовне. Советую побыстрее туда пойти. Лукас, дурак ты этакий, поскорей начинай меня брить. У меня сегодня очень много дел.
Я встал за стулом аббата и повязал вокруг его шеи хлопковую салфетку, чтобы не испачкать одежду. Аббат закрыл глаза, и я начал осторожно сбривать тоненькие волоски с его макушки.
Франциско и Андре не двинулись с места — они так и стояли посреди комнаты, не сводя спокойных взглядов с аббата.
— Я не слышал шагов, говорящих о том, что вы покинули комнату, — произнес аббат, не открывая глаз. — Андре, ты однажды уже едва избежал порки. На твоем месте я бы не стал вновь испытывать мое терпение.
— Мы пришли, — начал Франциско, — чтобы поговорить о смерти служанки Ноэль.
— Дело улажено, — ответил аббат. — Брат Хуан признал свою вину. У вас есть новые сведения о связях брата Хуана с темными силами? Или, может, вам известно имя его сообщника?
— Да, аббат Педро, — сказал Франциско, — у меня есть очень важные сведения. Я уверен, что брат Хуан не причинял девушке зла.
— Ты уверен? — переспросил аббат, выпрямляясь. — Умоляю, скажи, откуда тебе это известно?
— Дело в том, — проговорил Франциско, — что я знал брата Хуана.
— На твоем месте, Франциско, — отвечал аббат, — я бы как можно быстрее забыл об инциденте, пока подозрения не пали на тебя самого. Я не сомневаюсь, что у брата Хуана были сообщники. Может случиться так, что друзья покойного превратятся в его обвинителей, и тогда даже Монкада может сгореть на костре. Или его кузен.
— Брат Хуан не убивал девушку, — повторил Франциско.
— Весьма примечательно, что тебе так хорошо известны обстоятельства этого дела, — заметил аббат.
— Аббат Педро, — заговорил Андре, — Франциско рассказал мне о происшествии со служанкой Ноэль. О том случае, когда дверь в кладовую оказалась заклинена.
— Не могли бы вы объясниться, аббат Педро? — проговорил Франциско.
Аббат медленно поднялся. Шея его покраснела от прилившей крови, бугристая кожа на щеках покрылась красными пятнами. Он сорвал с себя хлопковую повязку и швырнул на пол, потрясая кулаком.
— На протяжении двух лет я был вынужден терпеть твое высокомерие, Франциско. Думаешь, раньше мне не приходилось справляться с такими дерзкими мальчишками, как ты? Я всегда ставлю их на место. Сурово. С помощью железного прута. И мне наплевать на твое знатное имя.
— Мы всего лишь хотим узнать правду, — ответил Франциско.
— Правду?! — воскликнул аббат. — Правда в том, что девчонка, о которой идет речь, была шлюхой. Я понял это, едва ее увидел. Она околдовала меня. Ко мне вернулись плотские желания — черная, адская похоть. Я не потерплю присутствия подобных демонов в святилище. Вы слышите? Я уничтожу дьявола, какое бы обличье тот ни принял.
Осмелюсь заметить, что аббат Педро буквально дрожал от гнева. Он вытер забрызганные слюной губы и оперся о край стола, чтобы не упасть.
— А теперь, — сказал он, — вон отсюда.
Однако Франциско и Андре не двинулись с места. Я так и стоял за стулом аббата, затаив дыхание, с лезвием в руках. Франциско ласково взглянул на меня, затем перевел взгляд на мою руку, в которой я держал бритву. Он смотрел на поблескивающий металл так, что я охнул и выронил лезвие, зазвеневшее на каменном полу.
— Лукас, — произнес Андре, — не мог бы ты нас оставить? У нас с кузеном есть личное дело к аббату.
— Лукас, — заговорил аббат Педро, — оставайся на месте и закончи мой туалет. Лукас, сейчас же вернись!
Андре запер за мной дверь.
Я направился в часовню, но, честно говоря, даже не помню, как туда добрался. С меня градом лил холодный пот, меня била дрожь. Должно быть, я прочел «Аве Мария» не менее сотни раз, прежде чем услышал крик одного из слуг, обнаружившего истекающее кровью тело аббата.
Говорили, что аббат кастрировал себя, чтобы не поддаться искушениям плоти. Архиепископ Таррагоны признал смерть аббата не самоубийством, а актом мученичества. Согласно официальному отчету, аббат Педро применил лезвие не против себя, а против приспешников дьявола.
Архиепископ подал петицию Папе с просьбой канонизировать аббата Педро. Спустя четыре месяца в Санта-Крус прибыли папские представители, чтобы расспросить меня о других чудесах, сотворенных аббатом. Они обещали вернуться. Я ни словом не упомянул о визите Франциско и Андре к аббату в тот день. Я вообще никогда никому об этом не рассказывал. Никогда.
«И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее»[1]. Эти слова Спасителя нашего украшают склеп аббата Педро. Могила расположена на пороге трапезной. Как объяснил монахам новый аббат, Альфонсо де Барбера, величайшее смирение аббата Педро, присущее ему при жизни, сопровождает его и в смерти, и по дороге в трапезную по нескольку раз на дню монахи перешагивают через его могилу.
На каменном полу можно увидеть изображение аббата, высеченное из слоновой кости. Облаченный в свои лучшие одежды, аббат Педро держит скипетр — атрибут главы монастыря; его лицо повернуто вбок; кажется, будто он морщится. Его сжимающие скипетр руки предусмотрительно прикрывают гениталии, словно в знак уважения к священному акту, а может, просто для того, чтобы защититься от тяжелой поступи особенно энергичных новичков.
Глава 3
БРАТ ВИАЛ
