Адольф Мютцельбург - Властелин мира
— Драться мы не будем, — отрезал лорд.
— Как? Выходит, вы просто трус и полагаетесь только на своих слуг?
— Дорогой друг, — сказал лорд, побледнев как смерть, — если вы попытаетесь испробовать мою силу и ловкость, то наверняка не уйдете отсюда живым. Но я не собираюсь убивать вас. Я отклоняю ваш вызов. Вы сами виноваты. Вы оскорбили меня в моем собственном доме, и я велел вышвырнуть вас. Только и всего!
Произнося эту тираду, он обводил глазами лица мормонов, собравшихся вокруг костра, пока его взгляд не задержался на лице женщины, так плотно закутанной в свое одеяние, что видны были одни только ее глаза, — так обычно поступают турчанки. Но глаза эти были прекрасны, и хотя читать по глазам нелегко, лорду почудились затаенная печаль и обида.
Он быстро повернулся и спокойно зашагал дальше, оставив побелевшего от гнева Вольфрама на прежнем месте. Можно было подумать, что лорд видит происходящее у него за спиной, что он способен точно рассчитать время, которое потребуется молодому мормону, чтобы сделать то, что он, по предположению лорда, не мог не сделать; как бы то ни было, пройдя всего несколько шагов, лорд внезапно отскочил в сторону. Он не ошибся — в тот же момент раздался выстрел. Пуля, просвистев между лордом и доктором Уипки, угодила, к счастью, в шест, поддерживающий палатку. Если бы лорд чуть замешкался, этот выстрел мог оказаться для него роковым.
Обернувшись, он увидел, что какая-то женщина пытается удержать Вольфрама от необдуманных поступков, и узнал ту, которая привлекла его внимание у костра. Несмотря на все ее усилия, Вольфраму удалось вырваться из ее рук. Не помня себя от ярости, он отшвырнул в сторону пистолет и, выхватив из-за пояса нож, одним прыжком, словно тигр, настиг лорда.
Тот хладнокровно ждал. Как только разъяренный мормон оказался рядом, лорд ловко увернулся от занесенного ножа и молниеносно ударил нападавшего в левый висок. Удар был настолько силен, что Вольфрам рухнул наземь как подкошенный, не издав ни звука. Уипки вместе с остальными мормонами бросился к потерявшему сознание собрату. Лишь закутанная до глаз женщина не поспешила последовать их примеру, оставшись на прежнем месте.
Когда мормоны вспомнили наконец о лорде, он уже исчез.
II. ЭДМОН ДАНТЕС, ГРАФ МОНТЕ-КРИСТО
Спустя два часа лорд уже находился в комнате, которую оборудовал своими руками. Кроме него, сюда еще никто не входил. С первого взгляда становилось ясно, что перед вами химическая лаборатория, отвечающая самым взыскательным требованиям. Плавильная печь, тигли, реторты, колбы, склянки, лампы, сотни металлических банок с веществами всех цветов и оттенков — ничего не было упущено предусмотрительным хозяином.
В одном из тиглей, стоящих на сильном огне, бурлило желтоватое вещество, на поверхности которого время от времени образовывался неприятного цвета шлак; лорд удалял его и сливал в отдельный сосуд. На поду лежали куски такого же вещества, частично покрытые землей; там, где земли не было, они блестели, как благородный металл.
Лорд снял наконец тигель с огня и вылил его содержимое в продолговатую форму. Затем положил в тигель новый кусок вещества и поставил на огонь.
Когда масса в форме застыла, он открыл форму и осмотрел слиток.
— Ошибки быть не может, — сказал он вполголоса. — Это золото, настоящее золото!
— И в самом деле чистое золото, Эдмон? — услышал он мягкий, мелодичный голос, и чья-то нежная рука опустилась на его плечо.
— Ты, Гайде? — Лорд обернулся, не выказывая, впрочем, ни малейшего удивления.
— Ты не сердишься, что я прошла следом за тобой? Когда мы перебирались в этот дом, ты сказал, что передо мной открыты все двери и я могу говорить с тобой в любое время.
— Да, Гайде, я говорил так, — ответил лорд, сопровождая свои слова такой мягкой улыбкой, на которую, казалось, этот человек просто неспособен. — Говорил и повторяю сейчас.
— Когда ты, Эдмон, за целый день ни разу не заглянул ко мне…
— Ты права, — виновато сознался лорд. — Я действительно не был у тебя.
— …я подумала: «Ты должна знать, чем он занят. И вот я здесь.
— Благодарю тебя, — проникновенно сказал лорд и поцеловал у нее руку. — Я непременно пришел бы к тебе. Больше всего времени отнял у меня сегодня молодой испанец. Теперь послушай, Гайде, что я тебе скажу. Видишь это золото?
— Вижу, мой возлюбленный, мой повелитель, — ответила она с улыбкой. — Ты занялся алхимией?
— Это золото я не приготовил, даже не отыскал — я просто извлек его из-под земли. И это только начало…[2]
— Выходит, скважина, которую ты велел пробурить, привела тебя к золотоносной жиле?
— Скважина — всего лишь для отвода глаз. Позволь, я расскажу тебе. Помнишь тот день, когда мы, добираясь сюда из Нового Орлеана, наткнулись среди скалистой пустыни на человека, скорее похожего на живой скелет? Солнце немилосердно жгло, раскаляя известковые скалы, нигде ни травинки, ни капли воды, ни кустика, чтобы укрыться от нестерпимого зноя. Я опасался за тебя — даже моя холодная кровь готова была закипеть в этом пекле. И вдруг из-за одного камня до нас донесся стон. Я соскочил с повозки, подошел ближе и увидел несчастного, которого можно было принять за мертвеца. Глубоко запавшие глаза лихорадочно блестели, кожа высохла, как у мумии, и через нее отчетливо проступали кости.
«Ах, сударь, — пробормотал он, силясь приподняться, — вас послало само небо. Дайте хоть глоток воды!»
«Воды? — переспросил я. — В этой пустыне? Да известно ли вам, что вода здесь дороже золота?»
«Я знаю, — ответил он, глядя на меня такими глазами, что невозможно описать. — За каждый глоток воды я расплачусь ведром золотого песка!»
Я дал ему кружку воды с вином. Он ухватился за нее как утопающий за соломинку и с жадностью выпил. Затем я велел отнести его на повозку и дал одно из моих снадобий, надеясь спасти несчастного. Но спустя полчаса он позвал меня.
«Я умираю, — в отчаянии произнес он, — я знаю, что это конец. Вы единственный, кто проявил ко мне сострадание, и я вознагражу вас щедрее иного короля. Я сказочно богат, богаче владык Индии».
Легкая дрожь пробежала по моему телу. Мне показалось что в нем говорит безумие. И я снова вспомнил того человека, аббата Фариа, о котором я тебе уже рассказывал, Гайде, вспомнил творца моего счастья.
— Я помню, — ответила Гайде и кивнула в знак того, что внимательно слушает рассказ лорда.
— Его тоже считали сумасшедшим. Бедный Фариа! — со вздохом продолжал лорд. — Короче, я сдержал улыбку, но не верить ему тоже не мог. Только спросил его, как случилось, что он, несмотря на свое богатство, вынужден в одиночестве погибать в пустыне. Он вздохнул.
