Сергей Шведов - Поверженный Рим
Глава 5 Гусирекс
Божественный Гонорий сдержал слово, данное самому себе, и перебрался из шумного Медиолана в тихую Ровену, оставив бывшую столицу на попечение сиятельного Стилихона, власть которого после победы над готами уже не осмеливался оспаривать никто. Разве что римский сенат время от времени докучал префекту своими запросами. В частности, сенаторов очень интересовал вопрос, как и почему враг Римской империи рекс Валия был назначен дуксом Иллирика и почему он теперь вершит дела в Далмации, Панонии и Македонии вопреки воле соправителя божественного Гонория, императора Аркадия. Масло в огонь подлил квестор Саллюстий, наведавшийся сначала в Ровену, а потом в Рим. В Константинополе были озабочены ситуацией, создавшейся по воле Стилихона, и всерьез полагали, что префект Италии готовится к войне с божественным Аркадием. Божественный Гонорий был страшно удивлен претензиями старшего брата и заверил Саллюстия, что никакой войны не будет, а что касается самоуправства Стилихона, то он очень скоро положит ему конец. Высокородный Саллюстий, повидавший на своем веку немало императоров, Гонорию не поверил и, между прочим, правильно сделал. Ибо младший брат божественного Аркадия забыл о существовании квестора почти сразу, как только за ним закрылась дверь. Гонорий в последнее время был занят разведением кур, и эта новая забава отнимала у него уйму сил и времени. Пришлось Саллюстию отправляться в Рим и задействовать свои старые связи, дабы окончательно прояснить запутанную обстановку. Сенатор Пордака, которому недавно исполнилось семьдесят пять лет, за минувшее со дня их разлуки время практически не изменился. Разве что обрел прежде не присущую ему величавость. Видимо, несколько лет, проведенных им в стенах сената, не пропали даром. И если в прежние времена он сыпал римской скороговоркой, порой проглатывая не только буквы, но и целые слова, то ныне он не говорил, а скорее изрекал, повергая слушателей почти в священный трепет. Впрочем, бывшего своего начальника сенатор Пордака принял с распростертыми объятиями и накрыл такой стол, которому мог позавидовать сам император. Впрочем, бывший комит финансов был, пожалуй, богаче божественного Гонория и не находил нужным это скрывать.
– Префект Стилихон – человек скрытный, – сочувственно вздохнул Пордака в ответ на жалобы старого знакомого. – Никто не знает, что у него на уме. Однако он не всесилен, светлейший Саллюстий. В этом ты можешь быть абсолютно уверен.
– Но божественный Гонорий… – начал было гость.
– А при чем здесь Гонорий? – удивился Пордака. – Император сидит в своей Ровене, разводит кур и вполне доволен жизнью. Зато всевластием префекта претория недовольны очень влиятельные люди.
Пордака поднял палец к потолку и пристально глянул в глаза собеседника. Саллюстий уже решил, что он сейчас назовет свое имя и тем самым сведет разговор к пустопорожней болтовне двух траченных молью старцев, но ошибся. Пордака, несмотря на возраст, еще не впал в маразм и не потерял способности разбираться в интригах, плетущихся по всей Римской империи.
– Прежде всего, это магистр пехоты Иовий и комит Себастиан. Оба здорово упали в глазах Гонория, когда пропустили готов едва ли не в императорскую спальню. Но это вовсе не означает, что они смирились со своим положением.
– Может, и не смирились, – огорченно вздохнул квестор, – но нам-то от этого какая радость. Дукс Валия ведет себя в Далмации, Македонии и Панонии, как в завоеванных провинциях, а ведь по завещанию Феодосия Великого они были переданы под руку Аркадия, а не Гонория.
– Поговаривают, что Стилихон вознамерился подмять под себя всю империю, устранив не только Аркадия, но и Гонория, – продолжал спокойно Пордака. – Вот для этого ему якобы и понадобились готы рекса Валии.
– И это действительно так? – непритворно испугался Саллюстий.
– Разумеется, нет, – удивился его наивности Пордака. – Готы нужны Стилихону, чтобы не пропустить гуннов Ругилы за Дунай. И пока что Валия отлично справляется с этой задачей. И делает он это к выгоде не только нашей, но и вашей, высокородный Саллюстий.
– Но мы не получаем податей с этих провинций! – возмутился квестор.
– Сочувствую, – вздохнул Пордака. – Зато их получает Стилихон. За исключением тех средств, что идут на содержание готских федератов. Префект претория, к его чести, очень хорошо понимает, каким подспорьем для человека, претендующего на власть, являются деньги. Плохо другое – он не желает ни с кем делиться этими деньгами. В результате Стилихон нажил себе столько врагов, что вряд ли сумеет с ними справиться. Не сомневайся, Саллюстий, дни префекта уже сочтены, не пройдет и полугода, как он будет отстранен от власти и убит. Это говорю тебе я, сенатор Пордака, человек, ни разу не допустивший ошибки в выборе дороги.
– Иными словами, – нахмурился Саллюстий, – ты участник заговора Иовия и Себастиана?
– Нет, квестор, я уже слишком стар, чтобы участвовать в интригах, – усмехнулся Пордака. – Просто я знаю, что Иовий сговорился сразу и с префектом Испании Константином, чтобы общими усилиями свалить Стилихона. Кроме того, люди Иовия очень активно действуют в Норике, дабы натравить вандалов на Рим, а точнее, на Стилихона. Им почему-то кажется, что в лице Гусирекса они нашли простодушного варвара, который с охотою будет плясать под их дудку. Они потратили на подкуп русколанских вождей огромные деньги и рискуют накликать на Рим такую беду, перед которой меркнет даже нашествие готов. Я знавал князя Верена еще в ту пору, когда он был юнцом, это очень хитрый и опасный человек. Недаром же его побаивается сам каган Ругила. Уход Гусирекса из Норика станет воистину даром небес для гуннов и обернется большой бедой для империи.
– Тогда почему ты не предупредил об этом Стилихона? – возмутился Саллюстий.
– А почему ты решил, что я его не предупредил? – прищурился на гостя хозяин. – Я отправил письмо со своими соображениями комиту агентов Перразию, думаю, он сумеет ими распорядиться. Так что можешь спокойно возвращаться в Константинополь, квестор, в ближайшее время Стилихону будет не до вас.
Для комита агентов Перразия письмо сенатора Пордаки отнюдь не явилось громом среди ясного неба. О заговоре Иовия он знал. Однако не спешил делиться своими знаниями с сиятельным Стилихоном. По мнению высокородного Перразия, которое он пока что не высказывал вслух, префект претория слишком уж вознесся в последнее время. Божественного Гонория он просто игнорировал, считая глупым и распутным мальчишкой. Что было верно лишь отчасти. Гонорий был далеко не глуп, а с возрастом в нем проснулись коварство и умение скрывать свои мысли, столь свойственные его отцу, Феодосию Великому. Если молодой император ставил перед собой какую-то цель, то он непременно ее добивался, пуская в ход все отпущенные ему богом качества. И отнюдь не только благородные. Гонория недооценивал не только Стилихон, столь же фатально ошибались на его счет и магистр пехоты Иовий, и комит финансов Феон, и даже префект Испании Константин, нацелившийся ныне в императоры. Пока что Гонорий нуждался в этих людях, а потому смотрел сквозь пальцы на их возню, но недалек уже тот день, когда он заявит о себе в полный голос, и тогда многим чиновникам империи, мнящим себя всевластными и неуязвимыми, не поздоровится.
Перразий уже готовился перечитать письмо своего старого знакомого во второй раз, дабы не упустить в нем ни одной детали, когда раб доложил о приходе высокородного Сара. За три минувших года сын патрикия Руфина обжился в Медиолане. Он чем-то поглянулся божественному Гонорию, который тут же назначил перебежчика магистром конницы, чем удивил всех, включая Стилихона, покровительствующего сыну старого друга. Возвышению сиятельного Сара не помешало даже то, что он был женат на сестре ненавистного Гонорию рекса Аталава. Наоборот, Гонорий приказал немедленно вернуть женщину мужу и даже подарил ей восхитительную диадему, некогда принадлежащую его матери. Среди чиновников свиты прошелестел было слух, что сын Феодосия Великого неравнодушен к жене патрикия Сара, но тут же и угас ввиду своей полной абсурдности. Гонорий на протяжении многих лет оставался верен своему сердечному другу, бывшему трибуну конюшни, а ныне магистру двора, сиятельному Олимпию. Единственной женщиной, волновавшей его воображение, была Галла Плацидия. Сестра императора Гонория уже перешагнула рубеж двадцатилетия, но тем не менее продолжала оставаться в незавидном положении невесты. Хотя претендентов на ее руку и сердце хватало, несмотря даже на то что благородная Галла успела прижить ребенка. Ни для кого не было секретом, что отцом этого милого мальчика был рекс Аталав, но поскольку варвар совершенно официально был объявлен демоном, то никто не осмеливался говорить об этом вслух.
