Иария Шенбрунн-Амор - Железные франки
Сквозь черную от пожара степь рыцари добрели до Иордана, волоча раненых на себе. Однако до Галилейского моря еще вел долгий и мучительный путь, и ни у кого уже не осталось сил проделать его. Изможденных людей покинуло то, что человеку нужнее воды, – надежда. Отчаявшиеся люди хотели просто упасть и больше не вставать до Страшного суда.
Первым белого рыцаря заметил Бодуэн. Одинокий и недвижный, как статуя, неизвестный всадник высился на холме. В руке он вздымал алый стяг. Казалось, что воздух вокруг него дрожит, а свет переливается, отражаясь от брони. Бодуэн закричал, указывая остальным на слепящую фигуру. Многие спешились и пали на колени, остальные рыдали и обнимали друг друга. Патриарх распростерся на земле, восклицая:
– Троица, сыны мои! Сегодня же Троица! Это Дух Святой!
С сердечным трепетом франки поняли, что находятся под божественным покровительством. Тюркские отряды, по-прежнему кружившие неподалеку, рыцаря словно не замечали. Не вымолвив ни слова, белый всадник развернул своего белоснежного скакуна и повел армию Бодуэна к вожделенному берегу моря кратчайшим путем. С этого момента все возликовали, ибо уверовали во спасение. Господь – вернейший из сюзеренов, Он вновь защитил своих вассалов!
Ратники вспоминали рассказы о том, как почти полвека назад на помощь последним двумстам защитникам Антиохии явилось белое небесное воинство, помогшее разбить наголову несметную армию тюрка Кербуги. Вот и теперь франки гордо развернули серебристо-золотое знамя с опаленными краями, затрубили горны, пехотинцы-лучники расступились, вылетела ощетинившаяся длинными копьями конница, и воспрявшее христианское войско прошло сквозь сарацин, как нож сквозь масло.
Любопытные старались приблизиться к таинственному проводнику, но сколько бы ни пришпоривали они своих коней, ехавший неспешной рысью поводырь продолжал оставаться впереди на расстоянии полета копья. Старые рубаки, знавшие наперечет всех благородных людей Утремера, пытались рассмотреть лицо своего спасителя, но ни один из них не мог узнать его. Кто поотважнее, решались окликнуть рыцаря, но он не отвечал даже самому королю. Не оглядываясь, не произнося ни звука, он вел их, как огненный столп вел иудеев по Синайской пустыне. Каждый вечер чудесный проводник безмолвно указывал на безопасное место для привала и исчезал, чтобы утром появиться вновь, подобно утренней звезде. За пять дней таинственный спаситель довел ополчение Бодуэна до Тивериады и там растворился в снопе света.
Так, благодаря бесконечной милости Всевышнего, явившего излюбленным сынам еще одно удивительное чудо, даже там, где сам Соломон не знал бы, что делать, и Самсон не смог бы одержать победы, христианское войско осталось невредимым. Не уберет Господь защитной длани от воинов своих!
Мужество, верность и твердость, проявленные королем в его первом походе, вдохновили и обнадежили франков, совместные испытания связали армию и молодого полководца узами столь крепкой взаимной преданности, какими их никогда не могла привязать к себе Мелисенда. Грядут, без сомнения, новые лучшие времена, исполнилось библейское обещание: «не прекратится у тебя сидящий на престоле Израилевом».
Вскоре обнаружились, однако, и менее отрадные последствия похода: враги почуяли, в чем их единственное преимущество, и научились договариваться меж собой, стали объединяться против франков. Немедленно после попытки Бодуэна освободить Буссерет ненадежный Мехенеддин Унур окончательно переметнулся на сторону врага – заключил с Нуреддином договор о взаимопомощи и отдал ему в жены любимую дочь Исмат. А давно ли казалось, что скорее тигры с собаками сольются в единую стаю, чем атабеки поладят друг с другом? Однако тридцатилетний властитель Алеппо превзошел своего отца тем, что, в отличие от Кровавого, умудрялся сплачивать сынов Исмаила не одним лишь страхом. Он завоевывал в исламском мире все большие почет и уважение, неверные принялись видеть в нем общего предводителя, и сильнее, чем достигнутые успехи, головы магометан кружили несбыточные чаяния.
Иерусалим так твердо рассчитывал на победу, что не озаботился заранее прикинуть, как скажется разрыв с Дамаском на сирийских пограничных государствах. Тем более что грядущее пришествие крестоносцев из Европы обещало раз и навсегда покончить с тюркской угрозой. Но ночь темнее всего перед рассветом: проклятый Нуреддин захватил антиохийские крепости Арта, Кафар Лата, Басарфут, Валат и Мамулу, и потеря каждой – как обрубленный палец на держащей меч руке. Антиохия ждала европейцев с отчаянием повисшего на осыпающемся обрыве.
Наконец, в начале лета 1147 года, поступили сообщения, что семьсот французских рыцарей и потянувшееся за ними несчитаное ополчение пехотинцев и простолюдинов выступили в поход. Господи, скорее! Однако французы, будто нарочно, дабы их заслуга перед Небесами оказалась весомей, умножали бесконечные трудности пути и свои потери, при каждой возможности принимая самые странные и неудачные решения. Бог явно пробовал их дух, ослабляя разум.
Крестоносцы могли бы с помощью сицилийцев быстро пересечь Средиземное море, но под влиянием императора Священной Римской империи Конрада III, заклятого врага короля Сицилии и союзника Мануила Комнина, избрали долгий и опасный пеший путь через Византию. К французскому войску присоединилась королева Алиенор со своими придворными дамами. Оставалось только дивиться их присутствию – чем нежные, избалованные французские лилии думали уязвить нехристей? Возможно, они представляли себе Крестовый поход чем-то вроде веселой охоты, в которой цветастая кавалькада дам и шевалье победоносно пересекает зеленые горы и желтые пустыни, помахивая алой орифламмой.
Однако на пути их ожидали неизмеримые трудности и предательства: Рожер Сицилийский, отстраненный от Крестового похода из-за вражды с императором Конрадом, в отместку заключил союз с египетским султаном и принялся грабить византийские территории – остров Корфу и Балканы. Это настроило подозрительного Мануила враждебно по отношению ко всем латинянам, а когда полчища святых паломников двинулись по греческим землям, взаимные претензии и обиды с ромеями только умножились. Встревоженный василевс решил искать союзников среди магометанского племени, и, пока латиняне спешили жертвовать собой ради Святой земли, коварный Комнин заключил на следующие двенадцать лет мир с Масудом, султаном сельджукского султаната Рума, показав тем самым всем магометанам, что намерен оставаться в стороне от борьбы латинян с иноверцами. В очередной раз огромная империя последовала собственным интересам и, не задумываясь, предала общую святую миссию христиан.
