Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан
– Где скрывается несчастный?
– В нагорном лесу. Его служитель, Вольфрам, проведет меня.
– Как поступила бы ты, если бы я не позволил тебе рисковать жизнью и душой?
Вальбурга бросилась на колени и подняв к епископу лицо, тихонько промолвила:
– Все-таки пошла бы, владыка.
– Вальбурга! – грозно вскричал епископ и гневом сверкнули его глаза.
– Что заставляет тебя, владыка, ходить среди язычников? – быстро поднявшись, сказала Вальбурга. – Ежедневно ты подвергаешь злобе врагов свою священную голову, беззаботно и весело ездишь по селам, не заботясь, что стрела может поразить тебя из лесной чащи? И питая столь великое упование на защиту Господа, ты гневаешься на девушку, подвергающуюся опасностям пустыни? Велики обязанности твои, владыка. Многим тысячам хочешь ты уготовить спасение от погибели, у меня же, бедной женщины, есть один только человек, о котором молюсь я и плачу. Но такое же у меня мужество, такая же воля, как и у тебя, и доколе свободно хожу я, до тех пор шаги мои будут направляться туда, где покоится его бесприютная голова. Я знаю, что злые духи витают вокруг него, и смущают его душу, поэтому я должна поспешить, и если возможно, спасти его.
– Я скитаюсь по полям и лесам присяжным вассалом Царя небесного, подвергаюсь опасности и терплю по долгу своему, но ты, желая соединиться с несчастливцем, следуешь влечению страсти, связующей на земле мужей и жен. Не мое дело хвалить или порицать твои поступки. Будь я твоим отцом, имей я право избрать тебе мужа, я или воспротивился бы тебе, или отправился с тобой. Но как твой духовный наставник скажу тебе: не могу я порицать твое намерение, но также не смею одобрить твой неразумный уход.
Он отвернулся от Вальбурги, но увидев, что девушка стоит неподвижно с поникшей головой, епископ снова подошел к ней и ласково взял за руку.
– В таком случае я буду говорить как епископ. Если у тебя есть желание воспротивиться злым духам, то от этого я не стану дурно мыслить о тебе и буду молить Господа, да милостиво услышит Он тебя. Если же ты возвратишься такой, какой уйдешь, то я приму тебя, как вновь отысканную дочь.
Вальбурга преклонила голову, а епископ произнес над ней молитву.
Возвратившись в свои покои, Винфрид задумчиво сказал самому себе:
– Мой товарищ Герольд – честнейший человек из всех франков, которых я знаю. Да и девушка, желающая пожертвовать жизнью за погибшего, может быть лучшей в стране этой, но все же они не истинные наследники царства Божия. Страшно подумать, как невелико число людей, считающих земную жизнь лишь подготовкой для чертогов славы. Пойди сюда, сын мой, – сказал он входившему Готфриду. – С тяжкими мыслями борюсь я, но присутствие твое укрепило меня. Я с грустью вижу, что твое лицо бледно и сумрачен вид. Не хвалю я твое воздержание от пищи, ночные бдения и удары хлыста – я слышу их через стену – поражающие твою спину. Не мудрствуй над значением слов и не тревожься, что мимолетные помыслы могут порой запятнать светлую одежду твоей души. Господь назначил тебя помощником моим по трудному делу и ты нужен мне, исполненный сил. Много еще предстоит работы. Война готовится на границах и возникла она из нашего мирного семени. Мы должны по стараться, чтобы юные общины не погибли от козней бесовских. Твоего спутника, Инграма, постиг суровый приговор суда и мы обязаны уготовить для лишенного мира свободный путь на родину, потому что и он принадлежит к чадам молитв наших. Молись также о Вальбурге: она покидает нас и уходит в пустыню к лишенному мира.
Готфрид молчал, но дрожь пробежала по его телу и он прислонился к стене. Епископ со страхом посмотрел на изнеможенного юношу.
– Готфрид, сын мой, что с тобой? – вскричал он.
Готфрид тихо подошел к сундуку, в котором хранились священные одежды, взял епитрахиль и, моля взором, возложил ее на епископа. Винфрид опустился на стул, а монах стал подле него на колени и сложил руки. Еле слышались произносимые им слова, но боевым кличем звучали они в ушах твердого мужа. И когда юноша окончил и приник головой к коленам эпископа, то последний сидел, наклонившись над Готфридом и держал голову молящегося, исполненную скорби.
7. Во мраке леса
На следующее утро Вальбурга направилась к лесу со своим проводником, а вслед ей Гертруда грустно произнесла:
– Преклонись, листва, и ты, трава, преклонись: свободная дева покидает свет солнца.
Под деревней паслось стадо коров. Круглыми глазами они уставились на девушку. Пастух вышел из кустарника, поклонился и спросил, куда она отправляется таким ранним утром.
– В горы, – тихо ответила Вальбурга. Пастух покачал головой.
Шаловливый теленок бежал за Вальбургой и обнюхивал корзинку.
– Отойди прочь, – сказала она. – Опасна для тебя дорога, по которой я иду. Человек, которого я ищу – мое несчастье. Каждый может сорвать на нем гнев, потому что скитается он без защиты и закона.
На вершине холма она повернулась назад и с приветом протянула руку к светлой долине, посмотрела на нивы, на серые крыши, на мызу, в которой нашла приют, вспомнила она и о детях, и о том, кто даст им завтрак. Ей представились монахи, сидящие в школе у своих деревянных досок и крошечный Беццо, с криком искавший ее во дворе.
– Криком своим он переполошит всю школу, – прошептала она.
И перед ее глазами предстало суровое лицо Винфрида, говорящего: «Ты следуешь земной любви и возлагаешь упование на сей мир, я же – на другой». Вальбурга вздохнула.
– Хотелось бы знать, гневается ли он на меня? Однако он меня благословил, – утешила она сама себя. – Быть может, он молится за меня Богу, и с его молитвами я смело отправляюсь в путь.
Около часу шли они вдоль гремящего потока до места, где последние пограничные знаки были вырублены на пограничных деревьях, и где исчезали колеи возов. Там уже начиналась пустыня, посещаемая лишь охотниками да робким путником, переходящим через горы, или лесными хищниками, что без роду и племени скитаются по земле. Вокруг был дремучий лес, вековечные деревья, повитые длинными порослями и блестевшие сероватым серебром. Глубокий мрак покрывал землю. Зеленый покров мха устилал сплетенье корней, повалившиеся стволы и большие листья папоротника расстилались в сумраке.
Вольфрам снял шапку, как подобает охотнику при вступлении под сень деревьев, а Вальбурга благоговейно склонилась перед высоким бором.
– Свободно возноситесь вы, могучие, к небесам, вершинами своими ощущаете дождь и свет солнца, горные ключи увлажняют вашу стопу. Подайте мне благостыню вашу и не откажите пришельцам, со страхом подходящим к вам, защитите от всех врагов.
Еще раз повернувшись к свету, она смело вступила под сень леса.
