Андрей Степаненко - Еретик
Да, Александрия была неприступна, особенно сейчас, во время разлива Нила, однако то, как быстро рассыпалась египетская власть, внушало самые оптимистичные надежды.
— А когда в Египет войдем мы? — спросил посланник. — Что Мартин должен говорить Папе?
— Мы войдем сюда нескоро, — покачал головой Кифа. — Сначала аравитяне должны вернуть подати и начать злоупотреблять властью. Думаю, Папе придется ждать, как минимум, пять-шесть лет.
Посланец аккуратно все записал, и лишь тогда передал Кифе очередное, довольно неожиданное задание:
— Мартин хочет, чтобы ты организовал вывоз архивов Мусейона в Рим.
— Архивы Мусейона? — поднял брови Кифа, — но зачем они ему?
Посланник понимающе кивнул и достал желтый папирусный листок.
— Отец Мартин сказал мне, что ты должен понять.
Кифа развернул записку.
«Ты подал мне интересную мысль, Кифа, — писал Мартин, — но чтобы ты стал тем, кем ты хочешь, а все мы в будущем выглядели так, как все мы хотим, архивы империи должны быть у нас».
Кифу свернул записку и уставился в окно.
Он уже понимал размах мысли Мартина, ибо, едва еретическая Византия, а вслед за ней и власть временщиков-аравитян, падут, Папе придется решать, как поступить с памятью — с тем, что останется лишь на папирусной бумаге. Потому что дикий, кровожадный и тупой, как все варвары, Амр ибн аль-Ас не имеет права войти в историю таким, каким его видят сегодняшние египтяне. Злобная отравительница Мартина не должна выглядеть ни заботливой матерью для всех детей своего мужа, ни рачительной продолжательницей его дела. А уж армяне… этих, пусть и недолго, но правивших всей Ойкуменой еретиков следовало навеки отправить туда, где им и место, — на самые задворки истории. А может быть, и еще дальше.
Вот только для этого собранные в Александрийском Мусейоне архивы следовало вывезти в Италию — любой ценой.
* * *Когда закричал Симон, цветные витражи храма лопнули и осыпали их, словно брызги падающего со скалы потока. И сразу же потухли все до единой свечи. Ворвавшийся в пустые оконные проемы ветер царствовал теперь в храме безраздельно. И лишь спустя бесконечно долгое время Елена произнесла первое слово.
— Симон?
— ?
— Это у всех так?
Он с усилием сполз со скользкого пышного тела, повернул ее к себе и обнял.
— Не знаю… кажется, нет.
Ветер скользил по его спине приятными прохладными волнами.
— Мне страшно… — тихо произнесла она, — и сладко… и снова страшно. Почему так?
Симон отодвинулся и заглянул ей в глаза. Он чувствовал то же самое.
— Ты — Царица Цариц… а я… я даже не знаю, кто я.
— Ты — мой Бог, — провела рукой по его бритому татуированному черепу Елена.
Симон улыбнулся и вдруг понял, что впервые не услышал в себе протеста на само это слово.
— Да, будет так.
* * *Когда войска Амра отбросили Теодора от Карийуна и осадили Александрию, стало ясно: и Менас, и все остальные, твердившие о неприступности города, были стократно правы. Едва первые смельчаки бросились вперед — так, проявить удаль, навстречу им полетели выпущенные из множества баллист камни.
— Двадцать восемь человек, — мрачно отчитался о потерях Зубайр.
— Отходим и становимся лагерем, — распорядился Амр.
А уже вечером перебежчики сообщили Амру, что в Александрии резня. Он попытался выяснить, кто кого режет, перебежчики принялись объяснять, и Амр совершенно запутался. И даже когда, спустя много дней, пришло письмо от Менаса, не прояснилось почти ничего.
«Префект Аркадии Филиадес, брат патриарха Грегория и патриарх Кир давно уже за мир с тобой — на любых условиях, — писал Менас, — но между собой они не ладят. Я пытался их свести — не вышло. Впрочем, хорошо уже то, что Филиадес денег на ведение войны не дает. При этом его брат — мой давний и ярый враг. Филиадеса он поддерживает, но со мной не соглашается ни в чем».
Амр растерянно почесал затылок, перевел дыхание и продолжил читать.
«Ну, а Теодора интересует не война с тобой, а возможность поквитаться с семьей Ираклия, и он активно ищет сторонников среди тех святых отцов, что стоят в оппозиции патриарху Грегорию и патриарху Киру. Понятно, расклад сил осложняется родственными связями патриарха Грегория с Филиадесом…»
Амр тряхнул головой и начал письмо сначала, затем опять — сначала… и опять! И вскоре был вынужден признать: или он и впрямь дикий, необразованный варвар, или судьбу Александрии может решить только Аллах. Он, обычный человек в этой паутине взаимной ненависти разобраться был не в состоянии.
* * *Когда они покинули уже начавшую остывать шкуру, за пустыми темными окнами храма вовсю бушевала гроза.
— Как в детстве! — рассмеялась Елена.
Она еще помнила времена, когда дождь в Египте не был редкостью.
Симон улыбнулся, взял ее за руку, подвел к купели и тщательно, не оставляя ни единого пятнышка, омыл ее всю — с головы до ног.
— Щекотно… — смеялась Царица Цариц, — подожди, я сама…
Но он не позволял ей сделать самой ни движения. Не потому, что двадцать восемь лет в ее окружении не было ни единой женщины и ни единого мужчины — только кастраты. Просто в такой важный момент Симон не имел права рисковать ничем.
— Я лучше знаю, девочка, — только и говорил он.
А потом он протянул ей загодя приготовленные новые, никем даже не примеренные одежды, переоделся сам и несколько раз ударил в храмовые двери изнутри.
— Шкуру и череп — в Нил, — сурово распорядился он открывшему дверь священнику. — Старую одежду — сжечь.
— Да, господин, — склонился еще ниже настоятель храма.
Он получил достаточно золотых монет, чтобы не строить из себя самого святого человека во всей столице. А главное, до времени, когда именно в этом, главном храме Александрии встретятся самые сильные люди столицы, оставалось около двух часов. Чтобы навести порядок, этого хватало.
* * *Теодор прибыл на совещание последним, сразу после патриарха Кира. Все остальные члены совета были менее значительны, а потому постарались не опаздывать.
— Я зачитаю предложенные нам условия еще раз, — предложил патриарх, — на мой взгляд, они вполне приемлемы…
Он принялся читать, но эти условия и так уже все знали: дань по два динара с каждого взрослого мужчины; александрийский гарнизон убирается из города морем, а те, что рискнут идти сушей, мимо аравийских войск, платят дань, как все прочие. Плюс, Амр заявил, что не собирается ни вмешивается во внутренние дела Церквей, ни изгонять евреев, как это, по слухам, начали делать в Аравии.
