Бернард Корнуэлл - 1356 (ЛП) (др.перевод)
Монастырь был на удивление велик и окружен высокой стеной, над ним возвышалась большая церковь.
- Мы можем остановиться в деревне, - сказал Раймер.
- Там должна быть таверна, - отозвался Томас.
- На это я и надеюсь.
- Мои люди тоже там остановятся. - Томас уставился на монастырь, его высокие стены темнели в сгущающихся сумерках. Стены выглядели грозно, как валы какого-нибудь замка. - Это то самое место? - спросил он сира Роланда, пришпорившего коня, чтобы догнать Томаса.
- Не знаю.
- Похоже больше на крепость, чем на монастырь.
Рыцарь-девственник нахмурился, глядя на далекие стены.
- Святому Жуньену приказали сберечь меч Святого Петра, так что, возможно, это и крепость.
- Даже если это монастырь Святого Жуньена. - Подъехав ближе, Томас увидел, что огромные монастырские ворота открыты. Он предполагал, что их не закроют, пока солнце полностью не скроется на западе. - Он похоронен там?
- Да, его земные останки там.
- Так что, возможно, там и Злоба.
- Может, нам стоит там ее и оставить?
- Я бы так и сделал, если бы не знал, что Бессьер ищет её, а если найдет, то использует, и не во славу Божию, а ради своей собственной.
- А ты?
- Я же говорил тебе, - резко сказал Томас, - я выкину ее. - Он повернулся в седле. - Люк! Гастар! Арнульдус! Со мной. Остальным остаться в деревне! И платить за снедь! Он брал с собой гасконцев, чтобы монахи не заподозрили их принадлежность к англичанам.
Робби, Кин и сир Роланд тоже примкнули к Томасу, затем и Женевьева с Бертийей настояли, чтобы идти с ним, хотя Хью оставили на попечении Сэма и остальных лучников.
- Почему бы не прихватить лучников? - спросила Женевьева.
- Всё, что я хочу, так это задать аббату пару вопросов. И не хочу напугать его. Мы заходим, спрашиваем и уходим.
- То же самое ты говорил в Монпелье, - съязвила Женевьева.
- Это просто монахи, - ответил Томас, - и только. Мы спрашиваем их и уезжаем.
- Со Злобой?
- Не знаю. Не уверен, что она вообще существует. - Он толкнул коня коленями, чтобы достичь ворот до того, как солнце скроется за горизонтом.
Он проскакал галопом через пастбище со стадом коз в сопровождении маленького мальчика и большой собаки, молчаливо наблюдавшими за проезжающими всадниками.
За пастбищем прекрасный каменный мост соединял берега реки. На противоположной стороне моста дорога раздваивалась. Левая вела в деревню, а правая - в монастырь.
Томас увидел, что монастырь был наполовину окружен рекой, запруженной, чтобы сделать подобие широкого рва. Может быть, монахи так разводили рыбу.
Он также заметил две фигуры в рясах, идущие к открытым воротам, и снова пришпорил коня. Два монаха увидели его и подождали.
- Ты здесь из-за паломников? - спросил один из них в качестве приветствия.
Томас открыл было рот, чтобы переспросить , что он имел в виду, но ему хватило ума просто кивнуть.
- Так и есть.
- Они прибыли час назад и будут рады защите, поскольку думают, что англичане неподалеку.
- Мы их не видели.
- Они все равно будут рады видеть тебя, - произнес монах. - Для паломничества время сейчас опасное.
- Время всегда опасное, - сказал Томас, и провел своих спутников под высоким арочным проемом. Когда стих колокольный звон, цоканье копыт отзывалось эхом от каменных стен.
- Где они? - крикнул Томас, обернувшись.
- В аббатстве! - прокричал монах в ответ.
- Нас кто-то ожидает? - спросила Женевьева.
- Ожидает, но не нас.
- Кто? - поспешно спросила она.
- Всего лишь паломники.
- Пошли кого-нибудь за лучниками.
Томас взглянул на трех гасконцев, Робби и сира Роланда.
- Думаю, группа паломников нам не помеха, - сухо ответил он.
Лошади столпились в небольшом пространстве между стенами и церковью аббатства. Томас откинулся в седле и инстинктивно проверил, что его меч легко выходит из ножен.
Он услышал, как монастырские ворота с грохотом захлопнулись, а затем с глухим стуком на свое место встала задвижка. Почти стемнело, и монастырские постройки чернели на фоне слегка освещенного неба, на котором загорались первые звезды.
На крюке между двумя каменными домами, в которых, возможно, спали, монахи, горел факел, а еще два ярко светили у главной лестницы.
Мощеная улица шла через все аббатство, а в дальнем его конце, где в высокой стене находились другие ворота, всё ещё открытые, Томас заметил группу оседланных лошадей и четырех вьючных пони, которых держали слуги.
Он спешился и повернул в сторону лестницы аббатства, где искрили и мерцали фекелы, к открытой двери, через которую доносилось пение монахов, низкие и прекрасные звуки, глубокие и ритмичные, как приливы и отливы морских волн.
Он медленно поднимался по ступеням, его взору постепенно представало внутреннее убранство здания, величие ярких свечей и фресок на каменных стенах, резных колонн и сияющих алтарей.
Так много свечей! И длинный неф, заполненный поющими коленопреклоненными монахами в черных сутанах с капюшонами, и теперь звук внезапно показался Томасу угрожающим, как будто нарастающий прилив вдруг превратился в высокую и опасную волну.
Он смог различить слова, когда вступил в освещенное свечами пространство, и узнал псалом.
- Quoniam propter te mortificamur tota die, - пели мужские голоса, вытягивая длинные слоги, - ‘aestimati sumus sicut oves occisionis.
- Что это такое? - прошептала Женевьева.
- "За Тебя умерщвляют нас всякий день, считают нас за овец, обреченных на заклание", - тихо перевел Томас.
- Мне это не нравится, - нервно сказала она.
- Мне только нужно поговорить с аббатом, - ободрил ее Томас. - Подождем, пока закончится служба.
Он взглянул на высокие хоры, где смог лишь разглядеть высокую стену с изображением Христа в Судный день. С одной стороны от него грешники падали в пламя ада, их ряды, к удивлению Томаса, состояли из священников в сутанах и монахах в рясах.
Чуть ближе, в нефе, находилось изображение Ионы и кита, которое потрясло Томаса, уж больно необычным оно было для такого далекого от моря монастыря, и напомнило о том, как отец рассказывал ему это притчу и как мальчишкой он спустился на галечный пляж в Хуктоне и всматривался вдаль в надежде увидеть кита, способного проглотить человека.
Напротив Ионы, наполовину в тени колонн, была еще одна фреска, и Томас понял, что она изображала Святого Жуньена. На ней был нарисован монах, преклонивший колена на кусочке свободной от снега земли и смотрящий вверх, на руку с мечом, протянутую к нему с небес.
