Джон Боуман - Остров Демонов
Альфонс подвел его к окну и показал на противоположный берег реки, где располагался лагерь индейцев.
— Они не любят тебя, — сказал он и показал вниз, во двор замка, где работали несколько колонистов. — Они тоже не любят тебя. Неужели ты думаешь, что можешь протянуть до лета?
Роберваль уставился на этого низкорослого человечка, и его ладони снова вспотели. Казалось, он ненавидит Альфонса так же, как когда-то Турнона. Но рулевой был ему еще нужен.
— У меня есть офицеры, — упрямо сказал Роберваль. — Сен-Терр благодарен мне за то, что я простил его.
— Во Франции он запоет по-другому. Идем, мой друг, мы не должны задерживаться. Мы должны убраться отсюда, как только сойдет лед. Ты будешь в ответе за каждую смерть.
— Ты не смеешь мне перечить! — отчаянно закричал Роберваль.
— Не смею. Я в твоем распоряжении… друг мой!
Так они оставили Новый Свет, роскошный замок, крепкий форт и могилы, включая могилу Шарля де Турнона.
Роберваль боялся, что во Франции его ждет позор, а возможно, и арест, и что ему придется считаться с каждым голосом против него, полагаясь только на Альфонса, разделявшего с ним вину.
Они оба были удивлены, застав в Ла-Рошели развевающиеся флаги, самого монсеньера де Криспена, радостно махавшего им рукой, и посланца от короля и адмирала, ехавшего им навстречу. Роберваль встретил триумф там, где ожидал потерпеть поражение. Если у Сен-Терры и есть, что рассказать, то сначала он должен рассказать это своей семье в Провансе. Пройдет немало времени, прежде чем эта история достигнет ушей короля. Ни один из колонистов не посмеет произнести ни слова: они довольно поражены и тем, что получили вознаграждение из королевской казны и были распущены по домам.
Шабо встретил Роберваля на банкете у мэра, монсеньера де Криспена, а потом они вместе отправились в имение адмирала, чтобы немного отдохнуть и развлечься.
— Колония потерпела неудачу, но это не имеет особого значения, — говорил адмирал. — Это был настоящий успех… вы пережили зиму…
— Картье… — слабо вмешался Роберваль.
— А-а-а! Он уже поведал нам свою историю. Но он не сообщил нам ничего нового. Вы вернулись раньше его, и нам ясны причины. Он зря обвинил вас в дезертирстве, король понял это.
Роберваль смотрел на адмирала — своего прежнего врага, а теперь сторонника и несомненного покровителя. Он подумал о Турноне и Альфонсе, которые оба были сильны. Но разве он не был сильнее любого из них? Разве в нем не было мощи, которая делала его почти божеством? Мысленно он ставил Альфонса на одну ступень с Турноном.
— Я благодарен за моих друзей, — сказал он.
Король бранил вице-короля?
— Вы могли погибнуть, — говорил он, — Филипп рассказал нам о смертоносной зиме, которую вы пережили. Мы найдем способ воздать вам за ваши страдания.
— Я прошу вас только о возвращении, Ваше Величество.
— Пока вы останетесь с нами. Мы обсудим следующий этап колонизации. Она, несомненно, будет продолжена.
— Именно так, государь.
Франциск дружелюбно улыбнулся.
— Тут возникли некоторые трудности с разделом между братьями Коси имения вашей племянницы. Но вы не должны беспокоиться. Это естественно, что брат ее отца унаследует поместье согласно древним законам.
— Ваше величество так великодушны, — едва вымолвил пораженный Роберваль.
Каждый день преподносил сюрпризы. Его апартаменты и свита по роскоши уступали только апартаментам и свите адмирала. Он вызвал ко двору свою жену, и она была представлена королю и герцогине д'Этамп, осыпавшей ее комплиментами. Знатные дамы смотрели на него с интересом и без всякой застенчивости. Картье, Альфонс, Сен-Терр и остальные свидетели были погребены в неизвестности, как и маркиз де Турнон, чья смерть вначале так интересовала короля и Шабо и была вскоре забыта как естественный результат суровой зимы. Роберваль был в безопасности.
Он любезничал с дамой в галерее, когда до него донесся голос — голос, который он знал и все же отказывался узнавать, мертвый, но по-прежнему юный.
— Пардон, мадам. Я должен вас покинуть.
Роберваль поспешил к входу во дворец. Впереди него по лестнице спускался рыцарь, направляясь к своей лошади. Роберваль подошел к двери и посмотрел во двор. Рыцарь вскочил в седло. Он был молод и гибок. Роберваль не узнал его, и все же… это был голос… слабое воспоминание… Не зная его, Роберваль уже ненавидел рыцаря. Он подозвал слугу.
— Кто это?
— Он не сказал, монсеньер.
— Что он хотел?
— Он спросил адмирала, монсеньера де Шабо.
Это имя прояснило все. Имя, которое он перенес из одного списка в другой. Шабо! Племянник адмирала. Невозможно!
— Где адмирал?
— Его нет. Он уехал рано и сказал, что не вернется до вечера.
— Куда он поехал? — Роберваль махнул рукой в сторону двора.
Слуга смутился.
— Он сказал, что поедет в лес, монсеньер… а потом вернется, чтобы встретиться с адмиралом.
Роберваль посмотрел на двор.
— Прикажи седлать мою лошадь, — приказал он слуге. — Я тоже поеду в лес.
ГЛАВА 68
Пьер галопом скакал через мокрый лес. Деревья были усеяны светло-зелеными почками и листьями, освещенными брызгами света, просачивающимися через дрейфующий туман. Галоп не соответствовал тому напряжению, в котором находился Пьер. Его планы разрушены отсутствием дяди. Во время путешествия из Мирамбо он настроил себя на решительные действия. Пьер собирался сначала повидать дядю и позволить адмиралу предпринять необходимые шаги. Он не должен, говорил он себе, встречаться с Робервалем наедине, потому что может не удержаться и задушить этого дьявола. Разоблачение и долгий судебный процесс доставят вице-королю более сильные мучения. Пьер был безжалостен в своей ненависти. Новость о том, что ему оказывались всяческие почести, когда трое на острове претерпевали такие муки, о которых было известно только Богу, взбесила Пьера.
Он почувствовал, что его собственное напряжение передалось лошади, которая прибавила ходу и выскочила из леса на песчаные холмы — «пустыню Фонтенбло», где в желтых оврагах дремали пруды. Дальше ехать было опасно, и Пьер подумал о возвращении.
Топот копыт по мокрому песку заставил его обернуться. И они встретились лицом к лицу, когда мессир де Роберваль натянул поводья и остановился.
Вице-король скакал по следам Пьера, едва понимая, преследовал он человека или привидение — но что бы это ни было, он должен был уничтожить его. Не страх подгонял его, но предчувствие угрозы его величию. Это чувство было так сильно, что Роберваль даже с некоторым удивлением обнаружил своим противником человека.
