Саймон Скэрроу - Римский орел
Вителлий поспешно поднялся на ноги, запрыгнул на спину лошади, ударил ее в бока каблуками и растворился в ночи.
— Ну что ж, нам тоже пора, — буркнул Макрон. — Ждать тут нечего. Особенно если он сказал правду.
— Как же, сказал, — саркастически хмыкнул Пиракс.
— Ты не согласен с моим решением? — холодно осведомился Макрон.
— Я говорил и говорю: его надо было прикончить.
— Когда обращаешься к центуриону, солдат, изволь добавлять «командир»!
— Тихо! — Катон вскинул руку. — Дайте послушать!
Маленький отряд замер, напряженно прислушиваясь. Первое время тишину не нарушало ничто, потом ночь прорезало конское ржанье. Оно повторилось, затем отчетливо щелкнул кнут, и кто-то выбранился по-кельтски.
Все это доносилось с болота.
И отнюдь не с далекого расстояния.
ГЛАВА 36
Было ясно, что бритты настигнут их прежде, чем они успеют перевалить через гряду. Понимая, что оторваться от противника почти невозможно, Макрон лихорадочно завертел головой, и вдруг в душе его шевельнулся слабый проблеск надежды.
— Туда! — Он вытянул руку, указывая налево. В смутном свете новой луны овраг, заполненный ночным туманом, выглядел не очень приветливо, но на другое укрытие рассчитывать на приходилось.
— Туда! Шевелитесь! Живей!
Легионеры, взяв лошадей под уздцы, повели их по склону к лощине. Макрон отходил последним, наспех маскируя следы, промятые в мокрой земле колесами тяжело груженной повозки. Удавалось ему это плохо, а враг был уже рядом. Оставалось только молиться и надеяться, что в темноте эти вмятины не бросятся бриттам в глаза. Тем временем солдаты чуть ли не на руках спустили повозку в овраг. Макрон проводил ее взглядом.
Овраг был глубоким, и плотный туман поглотил маленькую колонну. Наказав остальным следить за тем, чтобы животные и раненые вели себя тихо, Катон взобрался по склону.
— Нам повезло, командир, — сказал он Макрону. — Когда мы спускались, повозка едва не опрокинулась.
— Правда? — Макрон, не удержавшись, зевнул и лег на живот, подперев подбородок руками. — Не поднимайся, не шевелись, вообще ничего не делай… совсем ничего. Жди приказа.
Катон нервно кивнул и припал к земле, стараясь не шевелиться. Медленно потекли томительные минуты. Неожиданно — всего в ста шагах — в ночной мгле заскользили смутные тени. Это были всадники — целый кавалерийский отряд, что удивило Катона. «Странно, — подумал он, — ведь Цезарь писал, будто британские варвары предпочитают коннице колесницы. То ли великий полководец ошибся, то ли за сотню лет туземцы сумели обзавелись такого рода войсками». Всадники между тем растеклись по обе стороны от тропы, медленно двигаясь к гребню. Один из левофланговых разведчиков проехал шагах в двадцати от лежащих. Те, не дыша, замерли в ожидании крика. Но никакой тревоги поднято не было. Разведывательный отряд, не задерживаясь, скрылся из виду, а через какое-то время снизу донеслось негромкое звяканье, и на тропу вылилась, а потом рекой зазмеилась по склону темная масса воинов и колесниц. До ушей затаившихся римлян долетали обрывки чужой речи, и Катон поймал себя на том, что она ему кажется благозвучней германской, хотя никакой особенной радости ему это открытие не принесло.
Прозвучала отрывистая команда, и все разговоры смолкли. Из тыла вверх вдоль колонны пронеслась колесница. Обогнав войско, она исчезла за гребнем, и по линии тут же прокатился смешок, затем разговоры возобновились.
Казалось, потоку воинов не будет конца. Голова колонны давно перевалила через гряду, а из болота изливались все новые и новые толпы. Лишь когда арьергард войска варваров пропал из глаз, Катон осмелился заговорить.
— Как ты думаешь, командир, сколько их? — прошептал он еле слышно, все еще опасаясь, что враг ушел недостаточно далеко.
Макрон посмотрел на камешки, лежавшие у него на ладони.
— Скажем, где-то двадцать когорт, то есть…
— Девять тысяч! — присвистнул Катон.
Макрон произвел в уме вычисления и кивнул.
— Более чем достаточно, чтобы Веспасиану было о чем беспокоиться. Не говоря уже о колесницах. Если эта орава обрушится на легион…
— Выходит, Вителлий не врал?
— Да, — просто ответил Макрон. — Не врал. Послушай, нам надо двигать отсюда. И налегке, учитывая, что теперь между нами и легионом этакая прорва туземцев. Надо бросить повозку, зарыть сундук, сесть на лошадей и попытаться, обогнув варваров, добраться до наших.
— Зарыть сундук? После всего, что с нами было?
— Ты хочешь попасть в плен? Или, хуже того, вместе с нашей находкой?
— Никак нет, командир.
— Ну тогда нам придется оставить ее здесь, чтобы потом вернуться за ней. Если, конечно, будет кому возвращаться.
Осознав, что его лошадь вконец выбилась из сил и вот-вот падет, Вителлий свернул с тропы и спешился в тени старой рощи. Полузагнанное животное всхрапывало, втягивая в себя ночной воздух, а он заходился от гнева. Подумать только, этот сундук был у него почти что в руках. Крепкий, вместительный, полный несметных богатств. Неисчерпаемый кладезь средств для подкупа и сенаторов, и солдат. Даже преторианских гвардейцев. Взять хоть Пульхра. Он тоже преторианец, но при звоне золота забывает о каких-либо принципах. Правда, много берет. Зато сирийцы не торговались. Стоило Вителлию выдать себя за друга Скрибониана, и они без вопросов повиновались ему.
Поразительно все-таки, что делает с людьми алчность. Ведь не прошло и полугода с тех пор, как он, Вителлий, был верным слугой императора. Настолько верным, что в его благонадежности не усомнился даже такой тертый калач, как Нарцисс. Однако стоило вольноотпущеннику поведать знатному, но не очень богатому римлянину о сокровищах, затонувших в трясине британских болот, как в том тут же зашевелились тщательно подавляемые амбиции, подвигнув его взлелеять в себе коварный и, казалось, беспроигрышный план. Ведь вся эта история с возвращением клада в императорскую казну должна была косвенным образом стать проверкой добропорядочности Веспасиана, и именно Вителлию вменили в обязанность наблюдать за легатом, дабы вмешаться, когда тот решится на бесчестный и пагубный шаг. Веспасиан, правда, вел себя безупречно, однако это не мешало трибуну слать Нарциссу чернящие его донесения, чтобы, когда сундук пропадет, у царедворца не оставалось сомнений, кто в том виноват. Веспасиан, таким образом, попадал в капкан, из какого не выбираются, сам же Вителлий, завладев казной Цезаря, рассчитывал до поры затаиться, чтобы потом постепенно начать расчищать себе путь наверх.
Это был превосходный план, и вдруг все пошло прахом!
