Клара Моисеева - Прошел караван столетий (сборник)
В полдень караван пришел в Гургандж, и то, что представилось Якубу, намного превосходило картину, нарисованную его воображением. Повсюду зияли руины. Пышный дворец Мамуна, превращенный в груду камней и пепла, красноречиво говорил о трагедии хорезмийского царства.
«К чему же могущество и богатство, если все это можно низвергнуть в бездну в один день, в один час?..»
Здесь же, на улицах Гурганджа, Якуб узнал, что Мамун убит.
Где же Абу-Райхан ал-Бируни? Скорее к нему! Может быть, он жив и, невзирая на бесчинства врагов, продолжает свои наблюдения за звездами?.. Как раз перед отъездом его, Якуба, в Бухару устод начал большую работу и так сожалел, что не будет иметь помощника! Успел ли он что-нибудь сделать?..
Вот его дом. Он цел. Слава аллаху, дом устода не поджигали, должно быть, он жив…
Якуб вошел в калитку, увидел прикрытую дверь, и сердце его замерло от дурного предчувствия. От отворил дверь и столкнулся с незнакомым ему человеком. Это был новый хозяин дома, почтенный хаджиб из дивана переписки. Он сказал Якубу, что благородный ученый покинул Гургандж и отбыл в Газну, куда его призвал султан Махмуд.
– Он жив! – обрадовался Якуб. – Какое счастье! Я поспешу в Газну. Мой устод жив! Я так и думал!..
Якуб покинул дом устода в радостном возбуждении и даже не догадался спросить почтенного хаджиба о судьбе Хусейна. Ну ничего, он его найдет!
Якуб и в самом деле нашел Хусейна. Молодой человек по-прежнему служил в диване переписки.
Якуб со слезами бросился к Хусейну. Он обнимал и целовал его, как самого близкого и дорогого друга, чудом уцелевшего.
– Как же случилось столь ужасное? Это непостижимо, Хусейн!
Якуб с волнением стал расспрашивать друга о случившемся. Он засыпал его вопросами о том, куда девались ученые, как уезжал Абу-Райхан, где теперь ибн Сина и как случилось, что убит Мамун, а дворец его разорен.
– Хорезмшах Мамун не думал, что дни его сочтены, – ответил Хусейн. – Он не знал, что его пышный дворец со всеми богатствами превратится в груду пепла. Он думал, что воздвигнутые им крепости послужат ему укрытием от злых сил. Но ведь Мамуна убили его собственные воины. Они же подожгли дворец и уничтожили всех царедворцев. Султан Махмуд пришел уже потом, когда все было сделано. Он назначил правителем Хорезма коварного и жестокого человека из своих же тюрков. Он был главным хаджибом и угодливостью своей сумел внушить доверие султану. Это Алтунташ. Он достиг высшей власти.
– Значит, с хутбы и началось? Теперь я понимаю, – сказал Якуб. – В недобрый час задумал Мамун читать молитву в честь Газневидов во дворцовой мечети. Хорезмийская знать не хотела простить правителю такого унижения.
– Полководцы хорезмшаха Мамуна хотели видеть свой Хорезм независимым. И весной, вскоре после твоего отъезда в Бухару, войско хорезмшаха, стоявшее в Хазараспе, пошло на столицу. Воины убили вазира и многих чиновников дивана. А спустя несколько дней подожгли дворец, в котором заперся хорезмшах Мамун. В горящем дворце его нетрудно было убить. И вот нет более хорезмшаха Мамуна. Перед тобой – обугленные развалины дворца, а Хорезмом правит коварный Алтунташ.
– А что же ты знаешь о судьбе ученых? – спросил Якуб.
– Иным удалось бежать. Где-то скрывается ибн Сина. Говорят, что бежавший вместе с ним старый философ Абу-Сахль Масихи погиб в пути. Абу-Райхану не удалось бежать. Султан Махмуд велел доставить его в Газну.
– Ты думаешь, он жив? Его не убили? Скажи, Хусейн!
– Зачем же убивать такого прославленного ученого? Наоборот, Махмуд будет его охранять, как он хранит в своих сундуках награбленные драгоценности.
– Тогда я должен отправиться в Газну.
– Сделай это осторожно, Якуб. Время тревожное. Никто не знает, что нас ждет завтра.
– А каково тебе сейчас в диване переписки? Должно быть, пришли новые люди, покорные Алтунташу? Тебе трудно, Хусейн?
– Могу только сказать в ответ стихами благородного ибн Сины:
С ослами будь ослом – не обнажай свой лик!
Ослейшего спроси – он скажет: «Я велик!»
А если у кого ослиных нет ушей,
Тот для ословства – явный еретик![59]
С горькой усмешкой Хусейн читал строки философа, поэта и врачевателя ибн Сины, который оставил по себе добрую память. Он покинул Хорезм навсегда.
Друзья расстались в печали. Прощаясь, Якуб сказал другу:
– Когда в Хорезм пришли вести о победоносных походах султана Махмуда в северную Индию, мой благородный устод Абу-Райхан ал-Бируни сказал: «Махмуд полностью разрушил процветание страны и совершил столь удивительные подвиги, что индусы превратились в атомы праха, разлетевшиеся по всем направлениям». Боюсь, – добавил Якуб, что эти слова говорят не только об Индии, но также и о Хорезме.
Размышляя о случившемся, Якуб неизменно возвращался к мысли, как ничтожно могущество шахов. Он думал об их уверенности в своей силе, которая оказалась столь ничтожной, что не стоила уверенности простого ремесленника, вращающего гончарный круг. Якуб думал о своем устоде, который оказался во власти ненавистного султана. Абу-Райхан не раз говорил Якубу о том, что ему ценно благородство Мамуна, понимающего науку. А султан Махмуд Газневидский не слыл покровителем наук. Наоборот, о нем говорили, что он настолько невежествен, что даже не способен понять, чем занимается тот или другой ученый. Должно быть, он стремился завладеть учеными лишь потому, что знал им цену и считал, что правители других стран захотят ими завладеть так же, как они жаждут золота, драгоценных камней и рабов. Может быть, и сейчас, когда султану удалось увести к себе ученого-хорезмийца, он посчитал это такой же удачей, какая сопутствовала ему в походе на Индию. Известно, что он увел тогда сотни слонов, груженных сокровищами чужой страны.
Бедный Абу-Райхан! Каково ему во власти тирана? А что теперь будет с Гурганджем? Кто будет главным мирабом Хорезма? Ведь при всех правителях Земля Солнца должна цвести. И как обидно, что так быстро ушел правитель, который способствовал процветанию Хорезма! А может быть, правду писал поэт Санаи? Якуб вспомнил строки, посвященные султану Махмуду. Они не делали чести этому завоевателю. Санаи рассказывал о том, как Махмуд, выехав однажды со своим вазиром на очередную охоту, увидел в пути развалины, а на них сидели две совы и о чем-то беседовали. Вазир, прислушавшись к разговору сов, начал горько плакать. Это привлекло внимание господина. Махмуд потребовал от вазира объяснения причины его печали. Вазир не сразу ответил. Он вначале заручился обещанием султана сохранить ему жизнь, а потом уже рассказал Махмуду следующее:
