Антон Дубинин - Катарское сокровище
— Отец Аймер…
— Брат, — поправил его молодой монах, награждая дружеским тычком. — Совсем скоро я тебе братом стану, привыкай.
— Брат… брат, — задумчиво повторил Антуан, пробуя это слово на вкус. Никогда у него не было братьев; сестренка вот была… А брата, по правде сказать, всегда хотелось. Особенно старшего. Сильного и доброго. Хотя бы одного… а тут сразу, получается, будет много? — Брат Аймер, а у вас так бывало, что вроде бы счастье случается, а при этом как будто умираешь?
Аймер искоса поглядел на него, потом на Гальярда. Тот сделал вид, что не слушает их тихого разговора, опуская глаза на чтение — несчастный трактат о формации проповедника.
— Рассказать тебе, как оно со мной-то случилось?
— Что случилось?
— Ну… Это самое, — и Аймер тихо засмеялся, обводя невнятным жестом повозку, Гальярда, мешок с книгами — и завершая жест на своем довольно грязном хабите, на святом скапулире и деревянном распятии с четок, завернувшихся ему на колени. — Орден случился, короче говоря.
…История призвания Аймера началась совершенно неожиданно для него — как, наверное, почти всякая история призвания. Во время веселой воскресной пьянки в Ажене, когда после мессы компания студентов-теологов закатилась в знакомый кабачок, Аймер впервые увидел вблизи хабиты своего Ордена.
Конечно, он уже знал о существовании доминиканцев, слышал об их влиянии на Парижский университет, помнил, что это орден не столь давний и особенный своей нищетой и бродячестью… Знал, и не думал о них никогда, как и вовсе не думал о монахах — отец готовил дорогому чаду карьеру кафедрального каноника, но также не против был и преподавания. Собственный отцовский брат был деканом собора в крупном аквитанском городе, и процветание дядюшки подавало Аймеру радужные надежды на будущее. Тем более что красивый и талантливый юноша легко завоевывал сердца и без труда овладевал знаниями: самое большое, что от него требовалось — это не особо лениться.
Итак, Аймер гулял в кабаке в компании пяти друзей со своего факультета. Был конец лета, прекрасный прозрачный день; следует запомнить, что дело происходило именно в конце лета, потому что Аймер получал из дома деньги на учебу четырежды в год, и один раз из четырех приходился на начало сентября. Поэтому пили они, можно сказать, на последние гроши — и больше шумели, чем пили, ибо собранных по пятерым друзьям денег хватало разве что на кварту для каждого. Конечно, хотелось еще; конечно, хозяин нехотя отпустил в кредит еще пинту на всех пятерых — и больше подавать отказывался… Ради пущего веселья исполняли всепьянейший Sanctus — «Хват, хват, хват Господь Вакх Хапаоф! Полны кубки и трапезные славы твоей…» Тогда-то и нарисовались две белые фигуры в пыльно-солнечном мареве, висевшем над городом, и друзья, сидевшие за столом на открытом воздухе, у самых дверей, отпускали шуточки по мере их приближения.
— Ты разве таких еще не видел? — спросил нашего ваганта друг Рауль, тот самый, которого ему годы спустя так напоминал рыцарь Арнаут. — Тогда познакомься, братишка, прошу любить и жаловать: эти почтенные клирики понаехали сюда учить нас мудрости.
— А чего ж они тогда по кабакам ходят, учители наши?
— Не за тем ходят, зачем мы с тобой, о мудрейший Платоникус, — хохоча, отозвался еще один друг. — Они благим, богоугодным делом заняты — Христа ради побираются!
— Они ж из Ордена этих самых, как их — перипатетиков, — скаламбурил Рауль. — Прохаживаются туда-сюда, деньги клянчат, а за деньги спасение нам вымаливают, и сам Папа им такой промысел своею буллой разрешил.
— Не-не, не перипатетики они, куда важнее называются — Ordo Peccatorum!
— Час от часу не легче!
— И давно они тут? — спросил позабавленный Аймер. — Разных я попрошаек видел, а таких почтенных — еще не приходилось!
— Года уж точно не будет… Ну, полгода-то есть! Или нет — они дом для своей компании только в мае у канониката выпросили, — и друзья заспорили, как давно в Ажене обосновались доминиканцы, а двое все приближались, и уже было видно, что один из них пожилой, а второй — много моложе, наверное, Аймеров ровесник, но в отличие от него парень весьма хилый и малорослый. Оба несли кружки для подаяния; оба периодически останавливались и сгибались в поклонах, когда кто-нибудь кидал в кружку медную монетку.
— Эй, перипатетики! — весело окликнул их хмельной Аймер. — Да, да, дедушка, к вам обращаюсь! Не ответите ли мне на один вопрос?
Белые монахи быстро приближались. Вокруг рта старика лучеобразно разбегались морщины, будто он все время улыбался; молодой, напротив же, нес свое нищенское служение с непреходящим достоинством, словно, побираясь, делал всем вокруг большое одолжение.
— Мир вам, возлюбленные во Христе Господе, — старик отвесил пьяным студентам почтительный поклон. — Не подадите ли слугам Божьим ради Христа на пропитание братии Ордена Проповедников?
— А вы мне объясните, почтенный, — вопросил Аймер, качаясь на толстоногом стуле, — вы мне ответьте на давний мой вопросец: почему это мы вам должны подавать ради Христа, а вы нам — нет?
Студенты дружно заржали. Рауль под шумок долил себе в чашку остатки вина.
— Видите, мы клирики не хуже вас, и в деньгах тоже стеснены, — Аймер досадливым жестом перевернул свою собственную чашу. — Судите сами — даже выпить не на что! У вас вон в кружке что-то звенит, а у меня в кармане вошь с клещом подрались, и тех тутошний злодей хозяин в уплату не возьмет…
Молодой монах отошел бы — но старый с места не двинулся, как-то виновато улыбаясь, заглянул в свою кружку.
— Вот вы бы нам что-нибудь подали ради Христа — а мы бы помолились за ваше здоровье, — продолжал веселиться Аймер, чувствуя себя в центре внимания. — Молиться мы умеем неплохо, особенно действием: поднимаешь чашку — и говоришь, пошли, мол, Господи, здоровья такому-то благодетелю…
— Ежели ради Христа просят, так нельзя не подать, — мирно согласился старик и выудил из кружки круглый серебряный су. — Вот, возьми, возлюбленный сын, и пошли вам с друзьями Бог всемогущий всякой благодати!
Аймер смутился, не сразу нашелся, что ответить.
— Стойте, да ладно вам, братие! — он вертел монету, не зная, что с ней делать. — Не надо нам! Пошутил я…
Но белые монахи уже не слышали их, пробираясь между столиками. Аймер встал было, чтобы их догнать — но смутился еще больше, и так стоял с монетой в руках, глядя вслед старику и юноше, бок о бок уходившим вдаль по улице.
— Полно тебе, садись, — Рауль дергал друга за модный висячий рукав. — Подали — так подали, они сами виноваты, извлечем же свою выгоду, то есть закажем еще винца! И я бы давно не прочь чего-нибудь пожевать под это дело…
