Жеральд Мессадье - Роза и лилия
Она действительно была вне себя. Ее привело в ярость желание монаха присвоить ее тело и душу, что было ей ненавистно больше всего на свете. Она вспомнила о Франсуа и поняла, что она никогда не могла простить ему только одного: он завладел ее телом как разбойник с большой дороги.
Священник смотрел на нее в изумлении. Понятное дело, он не мог ожидать от нее таких речей. Жанна опять не сдержалась:
— Я не постриглась в монахини, не принадлежу ни к какому ордену и не стала аббатисой Пурраса!
Имя этой аббатисы, Югетт дю Амель, настоятельницы аббатства Пор-Рояль, или «Пуррас», которая спала с кем ни попадя, а в конце концов, сбежав со своим любовником, прихватила с собой казну, повергло отца Мартино в ужас. Дело дошло до самого парламента, немало повеселив острословов и уронив престиж монашеских орденов.
— Дитя мое… — начал было отец Мартино.
— Quousque abutere patientiam nostram?[33] — возгласила в ответ Жанна, весьма кстати вспомнив прочитанную ей Филибером знаменитую речь Цицерона против Катилины.
Отец Мартино едва не задохнулся от изумления.
— Хорошо, — сказала Жанна, — я прощаю вам вашу бесцеремонность, если вы вообще нуждаетесь в моем прощении и моих деньгах.
Такая независимость, вполне уверился отец Мартино, могла объясняться только заступничеством короля. А латынь! Она говорит на латыни! О небеса, куда катится мир, если и женщины начинают учить латынь!
Отец Мартино больше никогда не посещал Жанну. Ее это не огорчало. Перед ней уже приоткрылось зрелище ада, и она не хотела, чтобы ей без умолку твердили о дьявольских котлах.
Первые заморозки заставляли Жанну и Филибера тесней прижиматься друг к другу в постели, и забывалась даже разница в годах. Дополнительная порция дров в очаге горячила кровь.
— Я и не думал, что можно быть таким счастливым, — признался Филибер как-то утром.
— А я знала, — ответила Жанна.
Этот юнец напоминал ей Бартелеми.
На Рождество Жанна устроила для Франсуа праздник, пригласив недавно вышедшую замуж Сидони, ее супруга, Гийоме, Марго и, конечно, Филибера. Ужин затянулся далеко за полночь и закончился, когда осыпанный подарками Франсуа уже давно спал.
Лучший комплимент Жанне сделал в тот вечер Гийоме, немного выпивший и умиленный.
— Хозяйка, — сказал он, — вы — наша королева.
Вечером 15 января 1456 года все тот же Гийоме по секрету сообщил Жанне, что слышал от одного из преподавателей Корнуэльского коллежа, будто в Париж вернулся Франсуа Вийон.
— Когда?
— День или два назад.
В тот вечер Жанна настояла, чтобы Филибер остался ужинать. Ей все время казалось, что вот-вот зазвонит колокольчик у двери. Жанна сама не могла понять, печалиться ей или радоваться.
Как же Франсуа осмелился вернуться в город, где ему вынесен смертный приговор? Для этого надо быть безумцем или наглецом. А вдруг он был помилован королевским указом? Жанну мучило любопытство. Ей хотелось быть посвященной в дела человека, который как-никак был отцом ее ребенка. Вот только как о нем разузнать?
Ответ подсказал Филибер, которому она рассказала об отце своего мальчика и об их отношениях с Вийоном после его рождения:
— Второго февраля коллеж празднует годовщину своего основания. Это к тому же Сретение. Сообщи ректору, что баронесса де Бовуа в благодарность заведению, доставившему ей так много клиентов, посылает на праздник блины. Тебя обязательно пригласят. Я знаю, что там будет помощник прево по уголовным делам, Мартен Бельфе. Его присутствие должно знаменовать примирение между королевской властью и Университетом. Ты могла бы его расспросить.
Это было ловко придумано, хотя Жанне вовсе не улыбалось кормить за свой счет всю ораву гостей. И все это только для того, чтобы узнать о Вийоне.
— А они пригласят женщину?
— Там будет два праздника. Один открытый для всех, во дворе, где будут отцы и матери учеников. Второй — в большой зале, куда конечно же не допустят женщин.
— Как я узнаю его?
— Я подам тебе знак.
Жанна задумалась, стоит ли ее любопытство всех этих трудов. Вдобавок ей не хотелось заставлять беременную Сидони работать до ночи, выпекая несчетное количество блинов.
— Нет, — сказала она в конце концов, — пусть с ним поговорит твой учитель, а потом ты мне все расскажешь.
Третьего февраля Франсуа снова не появился. Зато пришел Филибер с весьма подробным рассказом.
— Даже изобретать ничего не пришлось, чтобы поговорить с Бельфе. С десяток людей обступили его и расспрашивали о Вийоне. Он объяснил, что два кружка друзей Франсуа ходатайствовали за него перед королем и тот согласился его помиловать. Прево пришлось подчиниться монаршей воле. Стало быть, сегодня Вийон должен быть свободен.
В глазах Филиберта мелькали хитрые искорки.
— Почему ты говоришь должен быть, когда он и вправду свободен?
— Мой учитель, удивленный появлением Вийона, сам был в канцелярии суда и смотрел списки помилованных. Он отыскал копию письма, где объявлялось помилование за убийство священника Шармуа в уличной драке. Но там стоит имя мастера Франсуа де Ложа, прозванного Вийоном.[34]
— Я не понимаю…
— Жанна, ведь ты сама говорила, что имя этого человека Франсуа де Монкорбье. На него королевская милость не распространяется. Ему небезопасно появляться в городе.
Жанна была поражена. Как все это в духе отчаянного и мятущегося Франсуа! Загадочное убийство, непонятная личность, ни с того ни с сего явленная милость… Жанна порадовалась тому, что он исчез из ее жизни и, судя по всему, возвращаться не собирается.
— А что это за дружеские кружки, вставшие на его защиту?
— Не очень понятно. Поговаривают, что в первом из них всего-то один человек, но зато какой! Иоанн Бурбонский!
Жанне было знакомо это имя. Только последний забулдыга мог не знать, что после короля Иоанн Бурбонский был самым именитым и могущественным человеком в стране. Победитель англичан при Форминьи, тогда еще граф де Клермон, он вскоре возглавил войска в Гиени и прогнал англичан из Франции, где они сохранили только кусок земли у Кале. Такому человеку король, конечно, не мог отказать. Непонятно только одно: как мог быть ему известен бедняга Франсуа, никогда не служивший ни в одной армии, если не считать нескольких бродяжьих шаек. А что значит неизвестное ей имя Франсуа де Лож?[35]
— Мой учитель считает, что Франсуа — франкмасон, — сказал Филибер.
— Франкмасон? Каменщик? — переспросила Жанна.
— Говорят, что это могущественные люди.
