Александр Дюма - Королева Марго
— Разве он не вернулся в Лувр?
— К сожалению, нет, ваше величество! Я разыскивал его всюду, где он мог быть, — и в «Путеводной звезде», и в доме для игры в мяч, и в других приличных местах, но нигде ни Аннибала, ни Коконнаса…
Произнося последние слова, Ла Моль грустно развел руками и, приоткрыв этим движением плащ, обнаружил свой колет с зияющими дырами, сквозь которые проглядывала подкладка, как в прорезях одежды тогдашних щеголей.
— Да вас изрешетили?! — воскликнула Маргарита.
— Вот именно, изрешетили, — подтвердил Ла Моль; он был не прочь повысить себе цену, рассказывая об опасности, которую ему удалось избежать. — Смотрите, мадам! Видите?
— Отчего же вы не переменили колета, когда вернулись в Лувр?
— Оттого, что в моей комнате были чужие люди, — ответил Ла Моль.
— Как они попали в вашу комнату? — спросила Маргарита с изумлением. — Кто же это был?
— Его высочество!
— Тсс! — остановила его Маргарита.
Ла Моль умолк.
— Qui ad lecticam meam stant? — спросила по-латыни Маргарита.
— Duo pueri et unus eques.
— Optime barbari! Die Moles, quem inveneris in cubiculo tuo?
— Franciscum ducem.
— Agentem?
— Nescio quid.
— Quocum?
— Cum ignoto[9].
— Странно, — сказала Маргарита. — Значит, вы так и не нашли своего друга? — продолжала она, видимо, совершенно не думая о том, что говорит.
— Вот почему, мадам, как я уже имел честь доложить вашему величеству, я просто изнываю от беспокойства.
— Тогда не стану больше отвлекать вас от ваших розысков, — вздохнув, сказала Маргарита. — Но почему-то мне думается, что он найдется сам собой! Впрочем, поищите.
Сказав это, королева приложила палец к губам. Поскольку красавица королева не поведала Ла Молю никакой тайны, ни в чем не призналась, молодой человек рассудил, что этот очаровательный жест не был сделан с целью предписать ему молчание, а имел какое-то другое значение.
Процессия двинулась дальше, а Ла Моль, продолжая свои розыски, направился по набережной к улице Лон-Пон и вышел на улицу Сент-Антуан. Против улицы Жуи он остановился.
Вчера, как раз на этом месте, две дуэньи завязали глаза ему и Коконнасу. Он повернул влево и очутился перед домом, вернее — перед забором, за которым стоял дом; в заборе была дверь, обитая большими гвоздями, с навесом и с ружейными бойницами по сторонам.
Дом выходил в переулок Клош-Персе, между улицей Сент-Антуан и улицей Руа-де-Сисиль.
«Ей-Богу, это здесь… готов поклясться!.. Когда я выходил, я протянул руку и нащупал совершенно такие же гвозди на двери, потом я спустился по двум ступенькам. Еще когда я опустил ногу только на первую ступеньку, пробежал какой-то человек с криком „Помогите!“, и его убили на улице Руа-де-Сисиль».
Ла Моль подошел к двери и постучал.
Дверь отворил какой-то усатый привратник.
— Was ist das?[10] — спросил он по-немецки.
«Ага! Оказывается, мы швейцарцы», — подумал Ла Моль и, самым обворожительным образом обращаясь к привратнику, сказал:
— Друг мой, я бы хотел взять свою шпагу, которую оставил в этом доме, где я ночевал!
— Ich verstehe nicht![11] — ответил привратник.
— Шпагу… — повторил Ла Моль.
— Ich verstehe nicht, — повторил привратник.
— Которую я оставил… Шпагу, которую я оставил…
— Ich verstehe nicht…
— В этом доме, где я ночевал.
— Gehe zum Teufel!..[12] — ответил привратник и захлопнул перед его носом дверь.
— Черт возьми! — сказал Ла Моль. — Будь со мной шпага, я с удовольствием проткнул бы тушу этого прохвоста… Но раз ее нет, придется отложить до другого раза.
Затем Ла Моль прошел до улицы Руа-де-Сисиль, свернул направо, сделал шагов пятьдесят, еще раз повернул направо и очутился в переулке Тизон, параллельном переулку Клош-Персе и совершенно похожем на него. Больше того: не сделал он и тридцати шагов, как снова наткнулся на калитку, обитую большими гвоздями, с навесом и бойницами и с лестницей в две ступеньки, — точно переулок Клош-Персе повернулся передом назад, чтобы еще раз взглянуть на проходившего Ла Моля.
Ла Моль подумал, что он вчера мог ошибиться и принял правую сторону за левую, поэтому он подошел к двери и постучал, собираясь заявить то же, что и у первой двери. Но на этот раз он стучал тщетно — дверь даже не открыли.
Ла Моль раза три проделал тот же путь и пришел к выводу, что дом имел два входа, один — из переулка Клош-Персе, другой — из переулка Тизон.
Однако это рассуждение, при всей его логичности, не возвращало ему шпаги и не указывало, где его друг.
На одну минуту у него мелькнула мысль купить другую шпагу и проткнуть мерзкого привратника, не желавшего говорить иначе, как по-немецки; но ему тут же пришло в голову, что, может быть, этот привратник служит у Маргариты, а если Маргарита выбрала именно такого, значит, у нее были на то основания и, следовательно, ей будет неприятно его лишиться. Ла Моль же ни за какие блага в мире не стал бы делать что-нибудь неприятное для Маргариты.
Боясь все же поддаться искушению, он около двух часов пополудни вернулся в Лувр. На этот раз комната его была не занята, и он беспрепятственно вошел к себе. Надо было спешно сменить колет, который, как заметила королева, был основательно испорчен. Поэтому он прямо направился к постели, чтобы вместо изорванного колета надеть красивый жемчужно-серый. Но, к своему величайшему изумлению, первое, что он увидел, была лежавшая рядом с колетом шпага — та самая, которую он оставил в переулке Клош-Персе.
Ла Моль взял ее, повертел в руках: да, это была его шпага!
— Э-э! Уж нет ли тут какого-нибудь колдовства? — сказал он и со вздохом прибавил: — Ах, если б и Коконнас нашелся так же, как моя шпага!
Спустя два-три часа после того, как Ла Моль перестал кружить вокруг да около двуликого дома, калитка с переулка Тизон отворилась. Было около пяти часов вечера, а следовательно, уже темно.
Женщина, закутанная в длинную, отороченную мехом мантилью, вышла в сопровождении служанки из калитки, открытой для нее дуэньей лет сорока, быстро проскользнула на улицу Руа-де-Сисиль, постучала в заднюю дверь какого-то особняка, выходившую в переулок Аржансон, вошла в нее, затем вышла через главный вход этого же особняка на улицу Вьей-рю-дю-Тампль, проследовала до одной из потайных дверей в особняке Гизов, вынула из кармана ключ, открыла дверь и скрылась.
Через полчаса из той же калитки маленького домика вышел молодой человек с завязанными глазами, которого вела за руку какая-то женщина. Она вывела его на угол между улицами Жоффруа-Ланье и Мортельри, где она попросила его сосчитать до пятидесяти и только тогда снять повязку.
