Ульрике Швайкерт - Святой и грешница
— Что здесь за переполох?
Голос заставил всех вздрогнуть. Элизабет, сдерживая дрожь, почувствовала, как у нее по спине бегают мурашки. Расступившись, служанки и работники пропустили Элизабет. Как в трансе, она подошла к канонику с бесстрастным лицом. Он был высокий, с прямой осанкой. Какие благородные черты лица! Казалось, своими темно-синими глазами он мог заглянуть ей прямо в душу. По телу снова пробежала дрожь, и у нее возникло такое чувство, что ей нужно развернуться и убежать прочь, так далеко, как только сможет. Кто мог выдержать такой взгляд? Тем не менее она ступила вперед, чувствуя, будто идет вброд по меду.
Фон Грумбах все еще не произнес ни слова, лишь повел левой бровью. Элизабет вдруг рассердилась на себя, и это придало ей мужества говорить.
— Каноник фон Грумбах, когда мы с вами встретились, вы сказали мне, что я могу к вам обратиться, если так сложатся обстоятельства.
— Я помню, что я сказал, — холодно ответил он.
— Вот обстоятельства так сложились! — выдавила из себя Элизабет и подняла подбородок.
Брови мужчины немного поднялись.
— Проходи в дом и расскажи мне, что за обстоятельства привели тебя сюда. Я заинтригован!
Каноника не волновали удивленные лица вокруг. Казалось, что он даже не замечал их, ведя Элизабет в дом.
— И что ты сейчас собираешься делать? — спросил каноник, когда она закончила свой рассказ.
Элизабет пожала плечами.
— Я не видела никакого выхода и вспомнила ваши слова.
— И ты не можешь объяснить, с чем связано такое резкое изменение в поведении мадам? Не бойся мне все рассказать! Я не буду тебя судить за то, что ты сделала!
Элизабет покачала головой.
— Нет, я ничего не сделала! Легат остался доволен мной, во всяком случае, не высказал никаких пожеланий, которые я для него не выполнила. Заявление мадам было как гром среди ясного неба.
Она сидела с каноником в маленьком, но изысканно обставленном кабинете. Ганс фон Грумбах поднялся и начал ходить по кабинету туда-сюда.
— Она заявила, что тебе нужно уехать из города?
— Да, для нее это было важно. Она сказала это еще раз мейстеру Тюрнеру.
— Палач в курсе? Твоя мадам говорила с ним на эту тему? — Он остановился и так пристально посмотрел на Элизабет, что ей пришлось опустить глаза.
— Да, они беседовали, но ему ничего не удалось узнать. Для него это такая же загадка, как и для меня. Мейстер Тюрнер уверял меня, что не припомнит за мадам такого поведения.
Ганс фон Грумбах снова начал ходить по кабинету. Элизабет, напротив, сидела с прямой спиной на стуле, сложив руки на коленях и следя за каноником. Вдруг он остановился перед ней и наклонился.
— Кто ты? Откуда?
— Не знаю! Я вам уже это говорила. Я ничего не могу вспомнить, что происходило до того дня прошлой весной, когда я очнулась в борделе мадам.
— Ничего? Действительно ничего? — он внимательно посмотрел на нее.
Какое-то мгновение Элизабет думала, рассказывать ему о своих снах и прекрасном юном принце, чей голос она узнала. Но она отбросила эту мысль и вместо этого покачала головой.
— Совсем ничего!
— Кроме своего имени. Или тебя так назвала мадам?
Элизабет задумалась.
— Девушки называли мне имена, но они ничего для меня не значили. При упоминании имени Элизабет во мне что-то дрогнуло. Это было скорее чувство, а не воспоминание, и затем они сказали, что так и будут меня называть, ведь их заведение было основано изначально в помощь нуждающимся женщинам и названо именем Элизабет.
— Это правда, — сказал каноник.
— Что же теперь делать? — спросила Элизабет. — Близится ночь, и я должна найти себе место для ночлега.
— Знаю. Ты поэтому и пришла, не так ли? Я пока не могу сказать, что с тобой будет дальше. Я должен сначала все обдумать. А пока я распоряжусь подготовить для тебя комнату и ужин. Пойдем, я проведу тебя.
Они прошли по двум лестницам, прежде чем оказались в комнате под самой крышей. Но она была больше и обстановка была уютнее, чем Элизабет ожидала. Она скорее была предусмотрена для гостей, а не для прислуги, если вообще не для каноников или папских легатов.
— Оставайся здесь, пока я тебя не позову. Ты найдешь здесь все, что тебе понадобится. Прислуга принесет тебе еду. — На этом он оставил ее одну.
Элизабет осмотрелась. Кровать была широкая, с хорошим матрацем, пуховыми подушками и чистым покрывалом. Под окном стоял сундук, а напротив, с другой стороны, тяжелый комод. Полку, прикрепленную над ним, украшали тарелки и кубки. Слуга принес ей еду и кувшин с водой, но, очевидно, ему было велено не разговаривать с Элизабет. Она внимательно изучала невысокого мужчину с кривыми ногами, узким лицом и необычайно длинными передними зубами. Ей не понравилось лукавство в его глазах. Манерой смотреть он напоминал крысу. Непроизвольно Элизабет отошла к стене, когда он ставил поднос на сундук.
— Спасибо. Господин каноник не сказал, что будет дальше? — Она решилась спросить, хотя единственным ее желанием было, чтобы он вышел из комнаты.
Слуга молча покачал головой.
— Как тебя зовут? — спросила она, когда он шел к двери.
— Фритц Хазе, я личный слуга и доверенный господина, — добавил он гордо, чтобы продемонстрировать свою значимость. Элизабет сомневалась в том, что каноник разделял его мнение. Фритц Хазе закрыл за собой дверь и звук его шагов притих. Элизабет села на кровать. Она поужинала, практически не замечая вкуса. В ее голове был только один вопрос: какое он примет решение? Интуиция подсказывала ей, что она подошла к поворотному пункту. Но куда заведет ее новый путь?
— Из чистилища прямо в ад, — прошептал ей ненавистный голос в голове, который сложно было заставить замолчать.
Глава 22
Прошло два дня, а каноник так и не появился. Фритц Хазе приходил теперь в сопровождении служанки, с большим любопытством рассматривавшей Элизабет, но в присутствии похожего на крысу слуги, очевидно, не решавшейся заговорить с необычной гостьей. Она молча приносила еду и убирала ночной горшок. Элизабет пребывала в смятении, ее страхи начали разрастаться, подобно сорнякам.
На третий вечер Фритц Хазе пришел к ней один и сообщил, что она останется здесь жить, но ей нельзя отлучаться со двора. Лучше всего было бы, если бы она оставалась в своей комнате, добавил он и уже хотел было уходить, но Элизабет схватила его за рукав. Он возмущенно высвободился.
— Но я не могу сидеть только в этой комнате! Я должна чем-то заниматься. Пожалуйста, я могу работать. Почему он не позволит мне помогать служанкам?
— Об этом господин ничего не говорил, — резко сказал Фритц Хазе, награждая ее уничижительным взглядом.
