Последний из могикан, или Повествование о 1757 годе - Купер Джеймс Фенимор

— Так это вы тот воин, имя которого так хорошо знакомо нам? — сказал вождь, глядя на Хейворда с тем интересом, который всегда вызывает вид человека, прославившегося добродетелями или пороками или выдвинувшегося благодаря случайности. — Что привело белого человека к делаварам?

— Нужда. Я пришел за пищей, кровом и друзьями.

— Не может быть. Леса полны дичи. Для головы воина не нужно другого крова, кроме безоблачного неба, а делавары — не друзья ингизов. Довольно! Язык сказал то, чего не говорило сердце.

Дункан замолчал, не зная, как продолжать; но разведчик, внимательно прислушивавшийся ко всему, что происходило вокруг, смело выступил вперед.

— Я не отозвался на имя «Длинный Карабин» не из стыда и страха, потому что ни одно из этих чувств не свойственно честному человеку, — сказал он, — но я не желаю признавать за мингами право давать какие-либо прозвища человеку, которому друзья дали особое имя за его природные дарования. Да и назвали это неверно: «оленебой» — простое ружье, а вовсе не карабин. Но я действительно тот человек, который получил имя Натаниэля от семьи и лестное имя Соколиного Глаза от делаваров, живущих на своей реке. Я тот, кто более всего заинтересован в своем имени и кого ирокезы, не испросив совета, назвали «Длинным Карабином».

Глаза всех присутствующих, внимательно оглядывавших Дункана, мгновенно обратились на высокую, словно вылитую из железа фигуру Соколиного Глаза. Не было ничего удивительного в том, что двое людей заявляли свои права на такую честь: самозванцы были небезызвестны туземцам, хотя и редко встречались между ними. Несколько стариков посоветовались между собой и, по-видимому, решили хорошенько расспросить гурона.

— Мой брат сказал, что змея заползла в мой лагерь, — сказал вождь гурону. — Кто это?

Магуа указал на разведчика.

— Неужели мудрый делавар поверит лаю волка? — воскликнул Дункан, еще более убеждаясь в злых намерениях своего старинного врага. — Собака никогда не лжет, но слыхано ли, чтобы волк говорил правду?

Молния сверкнула в глазах Магуа, но, вспомнив, что ему следует сохранить присутствие духа, он молча отвернулся с презрительным видом, уверенный, что проницательность индейцев не замедлит открыть, на чьей стороне правда.

Он не ошибся: после нового короткого совещания осмотрительный делавар объявил о решении вождей в очень осторожных выражениях.

— Моего брата назвали лгуном, — сказал он, — и его друзья рассердились. Они хотят показать, что он сказал правду. Дайте пленникам ружья, и пусть они докажут, который из них Длинный Карабин.

Магуа сделал вид, будто считает эти слова комплиментом, и кивнул в знак согласия, уверенный, что истина будет быстро доказана таким искусным стрелком, как разведчик.

Друзьям-соперникам сейчас же дали в руки оружие и велели стрелять через головы сидящей толпы в глиняный сосуд, случайно оказавшийся на пне, ярдах в пятидесяти от того места, где они стояли. Хейворд улыбнулся про себя при мысли, что ему придется состязаться с разведчиком, но решил поддерживать обман, пока не узнает замыслов Магуа. Он старательно поднял ружье, прицелился три раза и выстрелил; пуля пробила дерево в нескольких дюймах от сосуда. Восклицания удовольствия показали, что этот выстрел индейцы сочли доказательством большого умения в обращении с ружьем. Даже Соколиный Глаз кивнул головой, как будто желая сказать, что это лучше, чем он ожидал. Но вместо того чтобы выразить желание состязаться со стрелком, выстрелившим так удачно, он стоял несколько времени, опершись на ружье, погруженный в глубокое раздумье. Из этой задумчивости его вывел один из молодых индейцев. Он дотронулся до плеча разведчика и сказал на ломаном английском языке:

— Может ли бледнолицый выстрелить лучше?

— Да, гурон! — воскликнул Соколиный Глаз, поднимая правой рукой короткое ружье и грозя им Магуа с такой легкостью, как будто это была камышовая тросточка. — Да, гурон, я мог бы теперь убить тебя, и никакая земная сила не предотвратила бы этого! Парящий в воздухе сокол не более уверен в своей победе над горлицей, чем я в том, что мог бы сейчас пробить тебе сердце пулей! И почему бы мне не сделать этого? Почему? Только потому, что этим я мог бы навлечь беду на голову нежных, невинных созданий!

Разгоревшееся лицо разведчика, гневный взгляд, выпрямившаяся во весь рост фигура — все это вызвало чувство благоговейного страха у всех слушавших его. Делавары затаили дыхание в ожидании; но Магуа, хотя и не верил в снисхождение врага, продолжал стоять, словно прикованный к месту, среди окружавшей его толпы.

— Попади туда, — повторил молодой делавар, стоявший рядом с разведчиком.

— «Попади туда»! Дурак! Куда? — крикнул Соколиный Глаз, продолжая гневно размахивать ружьем над головой.

— Если белый человек — тот воин, за которого он выдает себя, — проговорил престарелый вождь, — пусть он попадет ближе к цели.

Разведчик громко расхохотался, потом перебросил ружье в вытянутую левую руку; раздался выстрел — по-видимому, вследствие сотрясения, — и в воздух взлетели осколки сосуда и рассыпались во все стороны. Почти в то же время раздался звук падения ружья, с презрением брошенного на землю разведчиком.

В первую минуту присутствующие были восхищены и изумлены. Затем в толпе пронесся тихий, все усиливающийся шепот. Некоторые открыто выражали свой восторг перед такой несравненной ловкостью, но большинство были склонны думать, что ловкий выстрел — простая случайность. Хейворд поддержал мнение, которое было ему на руку.

— Это простая случайность! — крикнул он. — Нельзя стрелять не прицелясь!

— Случайность! — повторил взволнованный житель лесов, не обращая внимания на знаки, украдкой подаваемые ему Хейвордом, который молил, чтобы он не открывал обмана. — Что же, и тот лжец-гурон считает это случайностью? Дайте ему ружье, поставьте нас лицом к лицу прямо без всяких уверток, и пусть провидение и наши собственные глаза решат спор.

— Вполне ясно, что гурон — лгун, — хладнокровно возразил Хейворд. — Вы же сами слышали, что он назвал вас Длинным Карабином.

Невозможно сказать, какие доводы привел бы упрямый Соколиный Глаз, чтобы удостоверить свою личность, если бы снова не вмешался старый делавар.

— Сокол, спускающийся с облаков, может вернуться, когда пожелает, — сказал он. — Отдайте им ружья.

На этот раз разведчик жадно схватил ружье; Магуа, ревниво следивший за каждым движением стрелка, не видел уже причин для опасения.

— Ну, докажем теперь перед лицом всего этого племени делаваров, кто из нас лучший стрелок! — крикнул разведчик, ударяя по дулу ружья пальцем, который столько раз спускал роковой курок. — Видите, майор, бутыль из тыквы, что висит вон на том дереве? Если вы стрелок, годный для пограничной службы, то вы пробьете ее.

Дункан взглянул на указанный ему предмет и приготовился к новому испытанию. Это был маленький сосуд из тыквы, какие постоянно употребляются индейцами. Он свешивался на кожаном ремне с высохшей ветки небольшой сосны в сотне ярдов от спорящих. Как уже было сказано, Дункан был неплохим стрелком, а теперь он решил приложить все старания, чтобы показать себя в полном блеске. Едва ли он проявил больше осмотрительности и точности при прицеле, если бы от результата этого выстрела зависела его жизнь. Он выстрелил: три-четыре индейца бросились к дереву, на котором висела тыква, и громкими криками объявили, что пуля попала в дерево совсем близко от цели. Воины приветствовали это известие одобрительными возгласами и вопросительно взглянули на соперника молодого офицера.

— Недурно для королевского гвардейца! — сказал Соколиный Глаз, смеясь своим беззвучным задушевным смехом. — Но если бы мое ружье часто позволяло себе подобные уклонения от настоящей цели, то много куниц, мех которых пошел на дамские муфты, гуляло бы в лесах и не один лютый минг, отправившийся за окончательным расчетом на тот свет, выкидывал бы еще и теперь свои дьявольские шутки! Надеюсь, что у женщины, которой принадлежит эта тыква, есть еще много таких в запасе в вигваме, потому что этой уже не суждено больше хранить воду!