Кристофер Харт - Аттила
— Нет, — ответил он как можно бесстрастнее. — Я… я с севера. Я был военнопленным. Я возвращаюсь к своему народу.
— За Великую Реку? Я имею в виду — за границей империи?
Аттила опять кивнул.
Мальчик уставился на него. У него как и у сестры, были широкие, похожие на заячьи, глаза и пристальный взгляд, хотя выглядел он вполне здоровым. Тощий, недокормленный, нервный и легко возбудимый, но вполне здоровый для бежавшего раба.
Он сказал:
— Пелагия и я — кстати, меня зовут Орест — мы убежали.
— Они были ужасными, — прошептала Пелагия. — И жирными. Хозяйка втыкала в нас иголки, если мы плохо работали или что-нибудь проливали.
Орест быстро закивал.
— Настоящие иголки. В руки или в тыльную сторону кисти, поэтому мы убежали.
Аттила улыбнулся:
— Что ж, значит, нас трое.
Орест еще немного посмотрел на Аттилу и спросил:
— Можно нам пойти с тобой?
— Вряд ли. Я иду гораздо быстрее, чем ты. Кроме того, — добавил он довольно жестко, — твоя сестра больна.
— Откуда ты знаешь, что она моя сестра?
— Вы похожи.
Мальчик снова кивнул.
— Да, верно, это моя сестра. С ней все будет хорошо. — Он наклонился над девочкой: она, похоже, опять уснула и дышала часто и поверхностно. — Вот увидишь.
— Ты там не наткнулся на солдат?
Орест помотал головой.
Аттила пробурчал:
— Ну, значит, как только рассветет, я уйду. Желаю удачи.
— Если тебе нужно, так из пещеры есть другой выход. Это надежнее. Вон там, внизу, — показал он.
— А почему ты мне этого сразу не сказал? — довольно сердито спросил Аттила.
Мальчик долго смотрел на него своими широко открытыми глазами, потом лег рядом с сестрой и уснул.
***В сером свете зари Аттила успел пройти около лиги, когда услышал за спиной шаги.
Он спрятался и вскоре увидел мальчика Ореста, державшего за руку свою сестру. Их лица посветлели в холодном утреннем воздухе, щеки пылали. Пелагия даже слишком раскраснелась, покрывшись пятнами лихорадочного румянца.
Аттила дождался их и вышел из укрытия.
— Я ведь вам говорил! — произнес он.
— У тебя есть какая-нибудь еда? — спросил Орест. — Мы по-настоящему голодны, особенно Пелагия.
Аттила посмотрел на девочку, потом на мальчика. Неохотно сунул руку в кожаный мешок и протянул им кусок зачерствевшего хлеба.
— Это все, что у меня есть, — буркнул он.
Они разломили его пополам и начали есть. Девочка жевала медленно и с трудом, но съела все до крошки.
— Спасибо, — сказал Орест.
— Ерунда, — кисло отозвался Аттила, шагая вперед.
Дети шли следом.
Спустя какое-то время он обернулся и спросил:
— Тот крик у пещеры, как перепелятник. Это ты кричал, да?
Мальчик гордо кивнул.
— Это наш сигнал. Если хочешь, я тебя научу.
Аттила немного поборолся с гордостью и ворчливо сказал:
— Отличное подражание. Давай, учи.
— Хорошо, — ответил мальчик. — Он исходит из глубины глотки. Нужно вот так вытянуть шею и…
Втроем они шли медленнее, зато умудрялись наворовать больше еды, а в теплые дни отдыхали в лесу или в горах. Мальчик-грек болтал без остановки, пока Аттила не попросил его заткнуться. Пелагия, похоже, понемногу набиралась сил. Она даже стала слегка поправляться.
— Ты здорово воруешь, — сказала она ему однажды вечером, когда он вернулся с очередной одинокой фермы и принес с собой бутылку слабого вина, хлеба, соленой свинины, сушеных бобов и даже зажаренного лесного голубя.
— Это мой самый большой талант, — ответил он.
— Когда ты вырастешь, сможешь стать настоящим вором.
— Спасибо, — ответил Аттила.
— А я хочу работать в цирке, — продолжала маленьким девочка. — Ездить на медведе. Я видела один раз в цирке. Нам разрешили сидеть только на самом верху, а это далеко от арены, но я видела женщину, которая ездила на медведе. Она была такая красивая, с длинными светлыми волосами, в оранжевом и золотом наряде, как королева. — Она оторвала кусок голубя. — А потом каких-то людей убивали, и все радовались, но это было скучно, и мы все равно сидели слишком далеко и почти ничего не видели. А когда мы вернулись домой, хозяйка воткнула нам в руки иголки, потому что мы опоздали. — Она проглотила мясо, толком не прожевав его, и едва не подавилась. Аттила постучал ее по спине. — Благослови тебя Господь, — сказала девочка, когда отдышалась и вытерла заслезившиеся глаза. — Когда ты доберешься до дома, мы будем тебе служить. Ты богатый?
— Баснословно, — ответил Аттила.
— Баснословно, — повторила девочка. — Баснословно богатый. — Ей понравилось слово.
Он сказал:
— По правде говоря, я принц. Дом моего отца построен из чистого золота, и даже мои рабы одеты в шелк.
Девочка кивнула.
— А медведи у тебя есть?
Маленькие девочки очень странные, подумал Аттила, а вслух сказал:
— Сотни. Мы везде на них ездим, как другие люди ездят на лошадях.
Пелагия опять кивнула,
— Значит, решено. Мы станем твоими слугами, когда доберемся до вашего королевства.
13
Покойтесь на ней легко, земля и роса
Они спустились с гор и пересекли равнину По, когда морозами начинался новый год. Аттила боялся вести их в вверх, к возвышающимся белым пикам Юлианских Альп в это время года, но нужно было двигаться вперед. Они добрались сюда, потому что на дорогах было так много беженцев, столько тревог и слухов разносилось по стране, столько баек рассказывалось про готов и даже про ужасных вандалов, все еще не сошедших с тропы войны, а император сходил с ума в своем окруженном болотами дворце.
Никто не останавливал трех оборванных детей на дороге, похожих на множество других. Но достаточно одному солдату перегородить им дорогу копьем, спросить старшего мальчика, почему он прикрывает лицо, сорвать лохмотья и увидеть татуировки на щеках и раскосые львиные глаза. И все знали, какое наказание ожидает беглых рабов, неважно, какого возраста. Сначала им раскаленным железом выжигали на лбу буквы БЕГ — беглец. А потом начиналось настоящее наказание…
Нужно торопиться. Они не будут в безопасности, пока не перевалят через снежные пики Юлианских Альп и горы Норик, не спустятся на равнину Паннония и не пересекут широкие коричневые воды разбухшего зимнего Дуная — к свободе.
Они прошли Верону, стараясь держаться ближе к плоскому побережью восточнее Патава. Но им пришлось остановиться на обочине дороги. Они ослабли от голода и усталости, и холодные ветра дули с лагун на восток и с гор Иллирии. Трое детей дрожали от голода и изнеможения, а маленькая девочка кашляла так, что казалось, будто у нее сейчас треснут ребра. Орест снова и снова спрашивал, нельзя ли украсть лошадей, но Аттила отвечал, что так они будут привлекать к себе слишком много внимания здесь, на более населенных равнинах По. Они должны идти пешком, как идут тысячи безымянных беженцев по дорогам Северной Италии. Но идти они не могли. Они обессилели.
