Владимир Балязин - Дорогой богов
Что же касается до наших товарищей, то почти все они пребывают в нерешительности: не знают, возвращаться ли со мною обратно в Порт-Луи или же пробираться в Россию. Двое только, Дмитрий Кузнецов да Петр Хрущов, твердо решили остаться во Франции. Дмитрий по рекомендации моей вступил во французскую службу поручиком, а Петр — капитаном. Меня же его величество пожаловал полковником.
Ответного письма мне не пишите: сам я вскорости буду к вам. Засим остаюсь ваш Мауриций Август Беньовский, его апостолического величества региментарь и кавалер».
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
в которой от словоохотливых голландских матросов мы узнаем о «Маркизе де Марбёф», о поручении чрезвычайной важности, о карлике Калануро — большом любителе молока и риса, а также о королевских колдунах и недоверчивом короле Хиави
14 сентября 1773 года в Порт-Луи пришел голландский пакетбот «Капштадт». Голландец совершал более или менее регулярные рейсы между Иль-де-Франсом и Капштадтом, расположенном на самом юге Африки, и по имени этого города и был назван его хозяином.
Матросы пакетбота рассказали, что в тот день, когда они вышли из Капштадта, туда пришел двадцатипушечный французский фрегат «Маркиза де Марбёф». На фрегате находился какой-то важный господин не то маркиз, не то граф. Этот господин вместе с многочисленными слугами направляется в Иль-де-Франс. В порту называли и его фамилию, но никто из голландцев ее не запомнил. Фамилия была какой-то необычной — не то Боски, не то Бенески. Двое матросов видели Этого господина, когда он сходил на берег. Они заметили, что на нем был расшитый серебром полковничий мундир и что, спускаясь по трапу, он сильно хромал, кажется, на правую ногу.
Первым узнал эту новость Степан Новожилов. Весь вечер в доме у ботанического сада судили и рядили об услышанном. Новожилова в десятый раз просили пересказать все, что узнал он у голландских матросов. На следующее утро Ваня попросил Чулошникова отпустить его, пока не придет корабль с Беньовским, на рыбную ловлю. Три дня после этого с рассвета и до заката, не сводя глаз с горизонта, ловил Ваня рыбу в устье реки Гран. На четвертые сутки он не выдержал и ушел на своей небольшой лодочке к Пушечному острову. Там он соорудил шалаш и оставался в нем даже на ночь.
Ранним утром 21 сентября Ваня заметил на горизонте белые паруса большого корабля. Сердце его екнуло, к горлу подступил комок. Он бегом бросился к лодке, столкнул ее с песчаной отмели в воду и схватился за весла… Через час он стоял на палубе «Маркизы де Марбёф» с мокрыми от радости глазами в объятиях учителя.
Беньовский тоже растрогался и разволновался чрезвычайно. Он крепко сжимал Ваню, хлопал его по спине и, глядя на юношу счастливыми глазами, приговаривал:
— Нет, ты посмотри, Иване, каков ты теперь! Чудо-богатырь, да и только!
Обнимая учителя, Ваня и сам заметил, что за последние полтора года он здорово вытянулся и раздался в плечах: когда Беньовский отправился в Париж, Ваня был чуть выше его плеча, а теперь они как будто бы поменялись местами — Беньовский сейчас, стоя с ним рядом, оказался на полголовы ниже своего воспитанника.
На пристани Порт-Луи Беньовского ждали все десять человек из русской колонии. Лица их были радостны. Одеты все были как на праздник, а Агафья Андреянова надела такое платье, что Ваня, увидев ее, даже ахнул. Вечером в доме у ботанического сада за празднично накрытым столом, с пирогами и квасом, взаимным расспросам и разговорам не было конца. Рассказывая о жизни на Иль-де-Франсе, Чулошников прежде всего сообщил Беньовскому, что теперь в резиденции губернатора поселился новый человек — Пуавр. Полгода назад он сменил заболевшего Дероша, отозванного со своего поста во Францию.
Беньовский, выслушав Чулошникова, сказал, что все это стало ему известно еще во время пребывания в Париже. Однако, добавил он, неплохо было бы послушать, что из себя новый губернатор представляет. Чулошников и все сидевшие за столом, перебивая друг друга, стали рассказывать то, что знали или слышали о новом губернаторе. По их словам выходило, что Пуавр — не чета своему предшественнику. Если Дерош был откровенным сторонником испытанных временем колонизаторских приемов, основой которых являлся его излюбленный триумвират — палка, плеть и кандалы, то Пуавр был потоньше и похитрее своего предшественника. Хотя со времени его приезда в Порт-Луи прошло всего полгода, можно было понять, что новый хозяин Иль-де-Франса делает ставку на другое: Пуавр окружил себя тайными агентами, полицейскими и доносчиками. Его излюбленными методами были интриги. С первых же дней деятельности нового губернатора стало ясно, что он неискренен и лукав. И поэтому, по мнению всех, кто соприкасался с новым губернатором острова, в делах с Пуавром нужно было держать ухо востро.
Не менее внимательно Беньовский отнесся к рассказу Вани о его приключениях на Мадагаскаре. Выслушав Ваню, Беньовский сказал:
— Ты и сам не знаешь, Иване, какое великое дело ты сделал, подружившись с королевичем бецимисарков и занамалата. Наивеличайшее дело!
Как ни интересен был рассказ Вани, однако то, что поведал Беньовский, показалось всем еще интереснее. Весь вечер он рассказывал о том, как плыли они к берегам Франции, как добивался он свидания с королем Людовиком XV и как, наконец, благодаря заступничеству своих дальних родственников, капитана де Бертини и графа де Верженна, Это свидание состоялось. Два важнейших сановника Франции — министр иностранных дел герцог д'Эгильон и морской министр граф де Бойн — представили Беньовского королю. Людовик XV благосклонно его выслушал и поручил организовать отряд добровольцев, чтобы мирным путем, без насилия и кровопролития постепенно занять Мадагаскар. Вместе с ним, сказал Беньовский, в Порт-Луи приехали опытные торговцы, врачи интенданты и инженеры.
— Я не взял с собою ни одного попа и ни одного солдата, — добавил Морис, — хотя многие из них предлагали мне свои услуги. В Париже я получил королевский патент, который дает мне право беспошлинно торговать на Мадагаскаре, строить гавани и поселки, просвещать малагасов и оказывать им покровительство именем короля Франции. Мне, конечно, нужны будут добровольные помощники. И те из вас, кто пойдет со мною на Мадагаскар, не пожалеют об этом. Я крепко надеюсь на вас, друзья. А на тебя, Иван Алексеевич, — он повернулся к зардевшемуся от смущения Ване, — у меня особые виды. Но об этом скажу тебе после, по здравом обо всем рассуждении.
Следующие затем недели и месяцы промелькнули очень быстро.
Беньовский, Чулошников, Ваня, все другие русские, а также инженеры и интенданты, приехавшие с Беньовским из Франции, работали не покладая рук. Предстоящая экспедиция на Мадагаскар была делом ответственным и трудным, и подготовиться к ней нужно было как следует.
