Бернард Корнуэлл - Смерть королей
— Ты веришь Брунне?
— Она сердится на мужа, поэтому да, я верю ей.
— О чём теперь говорит Эльфадель? — спросил я.
— Она говорит то, что ей приказывает Кнут, что атака придет с востока и что Уэссекс падет, — вздохнул он. — Хотел бы я еще пожить, чтобы увидеть конец этому, господин.
— Ты проживешь еще десяток лет, Оффа, — сказал я ему.
Он покачал головой.
— Я чувствую, что ангел смерти уже рядом, господин, — он заколебался, потом поклонился мне, — ты всегда был добр ко мне, я твой должник за всю эту доброту.
— Ты ничего мне не должен.
— Должен, господин, — он взглянул на меня и, к моему удивлению, в его глазах стояли слезы, — не каждый бывал ко мне добр, но ты был всегда щедр.
Я смутился.
— Ты был очень полезен, — пробормотал я.
— И из уважения к тебе, господин, в знак благодарности, я даю последний совет, — он сделал паузу и, к моему удивлению, толкнул монеты мне обратно.
— Нет.
— Доставь мне удовольствие, господин, мне хочется отблагодарить тебя, — он подтолкнул монеты еще ближе ко мне. По его щеке скатилась слеза, и он смахнул её.
— Не доверяй никому, господин, — тихо сказал он, — и остерегайся Хэстена, остерегайся армии на западе. Он посмотрел на меня и осмелился коснуться моей руки длинным пальцем.
— Остерегайся армии в Честере и не позволь язычникам уничтожить нас.
Тем летом он умер.
Затем пришло время сбора урожая, и он был хорошим.
А затем пришли язычники.
Глава десятая
Я разобрался с этим позже, хотя это знание — слабое утешение. Военный отряд прискакал в Натангравум, и никто не посчитал его присутствие странным, потому что многие воины были саксами.
Они прибыли в тот вечер, когда склеп был пуст, потому что к тому времени мир длился уже так долго, что ангелы являлись редко, но захватчики знали, куда идти.
Они поскакали прямо в римский дом рядом с Туркандином, где застали врасплох кучку стражников и перебили их быстро и со знанием дела.
Когда я приехал на следующий день, то увидел кровь, много крови.
Лудда был мертв. Я предположил, что он попытался защитить дом, его выпотрошенное тело распростерлось в дверном проеме. Лицо исказила гримаса боли.
Восемь других моих людей были мертвы, с их тел сняли кольчуги, браслеты и все ценное.
На одной из стен, где на кирпичах еще держалась римская штукатурка, кто-то сделал кровью примитивный рисунок парящего ворона.
Капли стекли вниз по стене, и я увидел отпечаток руки под хищно загнутым клювом ворона.
— Сигурд, — горько произнес я.
— Его символ, господин? — спросил меня Ситрик.
— Да.
Ни одной из трех девушек здесь не было. Я решил, что нападавшие, должно быть, забрали их с собой, но они не смогли найти Мехрасу, темнокожую девушку. Они с отцом Кутбертом спрятались в ближайшем лесу и появились только когда уверились, что это именно мои люди окружили место резни. Кутберт плакал.
— Господин, господин, — это всё, что он мог произнести поначалу. Он упал передо мной на колени, заламывая свои большие руки. Мехраса была спокойней, хотя она отказалась пересекать смердящий кровью порог дома, где мухи жужжали над вывернутыми кишками Лудды.
— Что произошло? — спросил я Кутберта.
— О Боже, господин, — произнес он дрожащим голосом.
Я дал ему пощечину.
— Что произошло?
— Они пришли в сумерках, господин, — сказал он, его руки дрожали, когда он пытался их стиснуть, — их было много! Я насчитал двадцать четыре человека, — ему пришлось сделать паузу, потому что его била такая дрожь, что когда он пытался говорить, он просто издавал звуки, похожие на мяуканье.
Потом он прочитал гнев на мое лице и сделал глубокий вдох.
— Они охотились на нас, господин.
— Что ты имеешь в виду?
— Они обыскали все вокруг дома, господин. Старую рощу и внизу у пруда.
— Вы спрятались.
— Да, господин, — он плакал, и его голос был чуть громче шепота. — Святой Кутберт Трусливый, господин.
— Не будь глупцом, — прорычал я, — что ты мог сделать против стольких людей?
— Они забрали девушек, господин, и убили всех остальных. А я любил Лудду.
— Я тоже любил Лудду, — сказал я, — но теперь мы похороним его.
Я и правда любил Лудду. Он был умным мерзавцем и хорошо мне служил, хуже того, он доверился мне, а теперь его вскрыли от паха до ребер, и мухи облепили его кишки.
— Так чем же вы занимались, когда его убивали? — спросил я Кутберта.
— Мы любовались закатом с холма, господин.
Я рассмеялся без радости.
— Любовались закатом!
— Да, господин, — сказал Кутберт уязвленно.
— И с тех пор вы прятались?
Он посмотрел на красное месиво, и его тело содрогнулось от внезапного спазма. Его вырвало.
Сейчас, подумал я, два ангела уже признались в обмане, и датчане смеются над нами. Я поискал дым на небе с северо-востока — явный признак, что началась война, но ничего не увидел.
Было большим искушением признать, что нападавшие были небольшой группой бандитов, которые, совершив месть, отправились обратно в безопасные земли, но было ли это нападение именно таким?
Месть за корабли в Снотенгахаме? И если это была месть, откуда нападавшие узнали, что ангелы были моей идеей? Или это мир Плегмунда разбился на тысячу кровавых кусочков?
Нападавшие не сожгли римский дом, что предполагало, что они не хотели привлекать к себе внимания.
— Ты говоришь, что в этом отряде были саксы? — спросил я Кутберта.
— Я слышал, как они разговаривали, господин, да, там были саксы.
Люди Этельволда? Если это были приспешники Этельволда, это точно была война, и это означало атаку из Честера, если Оффа был прав.
— Выкопайте могилы, — приказал я своим людям.
Мы бы начали с похорон умерших, но я отправил Ситрика и трех мужчин в Фагранфорду. Они повезли приказ, что все мои домочадцы должны уйти в Сирренкастр и забрать с собой скот.
— Передайте леди Этельфлед, что ей следует уехать на юг, в Уэссекс, — сказал я. — И пусть передаст известия Этельреду и своему брату. Убедись, что король Эдвард знает! Скажи ей, что мне нужны воины и я уехал на север, в Честер. Пусть Финан приведет всех сюда.
Потребовался день, чтобы собрать моих людей. Мы похоронили Лудду и остальных на кладбище в Туркандине, и Кутберт прочел молитву над свежими могилами.
Я по-прежнему смотрел на небо и не видел клубов дыма. Был разгар лета, по ясному голубому небу плыли ленивые облака, и пока мы двигались на север, я не знал, едем ли мы на войну или нет.
