Александр Дюма - Цезарь
Помпей миновал Амфиполь. Затем по его просьбе судно взяло курс на Митилену; он хотел забрать там Корнелию и сына. Они бросили якорь перед островом и послали на берег гонца. Увы! он нес вовсе не ту весть, которой ждала Корнелия после письма, отправленного из Диррахия, в котором сообщалось о поражении и бегстве Цезаря.
Гонец нашел ее исполненной радости.
– Вести от Помпея! – воскликнула она; – о, счастье! он, несомненно, сообщает мне, что война закончена?
– Да, – сказал гонец, качая головой, – закончена… но не так, как вы ожидаете.
– Что же тогда случилось? – спросила Корнелия.
– Случилось так, что если вы хотите в последний раз приветствовать своего супруга, госпожа, вновь приступил посланник Помпея, то следуйте за мной, и приготовьтесь увидеть его в самом плачевном состоянии и на судне, которое даже не принадлежит ему.
– Скажи мне все! – вскричала Корнелия. – Разве ты не видишь, как мучаешь меня?
Тогда раб рассказал ей о Фарсале, о поражении и бегстве Помпея, и о приеме, который был оказан ее мужу на корабле, где он ждал ее.
Как только этот рассказ был закончен, Корнелия рухнула на землю и долго лежала без чувств, оцепенев и с блуждающим взором; затем, придя наконец в себя и чувствуя, что сейчас не время стонать и плакать, она бегом бросилась через весь город и выбежала на берег.
Помпей издалека увидел ее. Он вышел к ней навстречу и принял ее, совершенно обессилевшую, в объятия.
– О мой дорогой супруг! – воскликнула она, – это моя, а не твоя злая судьба виновата в том, что я вижу тебя прибывшим сюда на одной-единственной жалкой скорлупке, тебя, который до свадьбы с Корнелией бороздил моря на пяти сотнях могучих кораблей! Почему же ты не предоставишь меня моей злой судьбе, меня, ввергшую тебя в пучину такого несчастья?… О! как я была бы рада умереть до того, как я узнала, что Публий, мой первый муж, погиб от рук парфян, и как мудро поступила бы я, если бы, не имея счастья умереть по воле богов, умерла бы по своей собственной воле, вместо того, чтобы сделаться виновницей бед Помпея Великого!
Помпей обнял ее так нежно, как никогда прежде.
– Корнелия, – сказал он, – до сих пор ты знала одни только милости судьбы; удача долго оставалась рядом со мной, как верная подруга, и мне не следует жаловаться: раз я рожден человеком, значит, я подвержен превратностям рока. Не будем же терять надежды, дорогая супруга, вернуться от настоящего к прошлому, раз мы прошли путь от прошлого к настоящему.
Тогда Корнелия послала за своими слугами и самым ценным имуществом. Жители Митилены, узнав, что Помпей находится в их гавани, пришли приветствовать его и просили его войти в их город; но он отказался, сказав им:
– Сдавайтесь Цезарю с полным доверием: Цезарь добр и великодушен.
Потом он некоторое время порассуждал с философом Кратиппом о существовании божественного провидения. Он сомневался; он больше чем сомневался: он отрицал его. Нам же, напротив, поражение Помпея и победа Цезаря показались явным свидетельством вмешательства провидения в дела человеческие.
Глава 70
В Митилене Помпей был еще слишком близко от Фарсала; он продолжал свой путь, заходя в гавани только тогда, когда нужно было заправиться водой или пополнить запасы провизии.
Первым городом, в котором он сделал остановку, была Атталия, в Памфилии. Там к нему присоединились пять или шесть галер; они пришли из Киликии, и позволили ему собрать некоторое войско. Вскоре вокруг него собралось даже шестьдесят сенаторов; это было ядро, которое притягивало к себе бежавших.
Тогда же Помпей узнал, что его флот не понес никакого ущерба, и что Катон с большим числом солдат перебрался в Африку.
Он начал тогда жаловаться своим друзьям, и осыпал себя самого самыми пылкими упреками за то, что он вступил в бой с одной только своей сухопутной армией, оставив в бездействии флот, который составлял его главную силу, или что он, по крайней мере, не приготовил этот флот в качестве убежища на случай поражения на земле; этот флот сам по себе предоставил бы ему в ту же минуту армию более могучую, чем та, которую он потерял.
Вынужденный действовать только с теми силами, которые у него оставались, Помпей решил по возможности их увеличить. Он отправил своих друзей просить помощи в некоторых городах; он отправился в другие города сам, чтобы набрать там солдат и экипировать корабли; но зная, как долго придется ждать, пока каждый сдержит данные ему обещания, и зная быстроту, с которой двигался Цезарь, и молниеносность, с которой тот привык использовать свою победу, опасаясь его появления с минуты на минуту, и даже не имея возможности ему сопротивляться, он принялся искать уголок в мире, где он мог бы найти себе пристанище.
Он собрал своих друзей и держал с ними совет.
Сам он среди всех чужих государств выбирал Парфянское царство; по его мнению, это была сила, больше других готовая защитить его, взять под свое покровительство и даже дать ему войска, чтобы он смог отвоевать утраченные позиции; но ему заметили, что Корнелия по причине своей красоты совершенно не будет в безопасности среди этих варваров, которые убили молодого Красса, ее первого мужа.
Эта причина сразу же отвратила Помпея от идеи двинуться в путь к Евфрату. Да и разве не должно было свершиться то, что было предначертано роком!
Один из друзей Помпея предложил искать убежища у нумидийского царя Юбы и присоединиться к Катону, который, как мы уже сказали, находился в Африке со значительными силами.
Но лесбиец Теофан настаивал на Египте и Птолемеях. Египет был всего в трех днях пути морем, а юный царь Птолемей, отцу которого Помпей вернул трон, и который сам был Помпеевым питомцем, имел перед ним слишком большие обязательства, чтобы не сделаться самым преданным его слугой. Злой гений Помпея заставил его предпочесть последнее предложение.
Поэтому вскоре Помпей отплыл с Кипра со своей женой на одной галере, пришедшей из Селевкии; остальные члены его свиты поплыли на военных и торговых судах. Море они пересекли благополучно; дыхание смерти раздувало их паруса!
Из первых же полученных известий Помпей узнал, что Птолемей в Пелусии и воюет со своей сестрой Клеопатрой. Помпей послал вперед одного из своих друзей, наказав ему предупредить царя о его прибытии и попросить у него от имени Помпея убежища в Египте.
Птолемей, которому едва исполнилось пятнадцать лет, уже два года был женат на своей сестре Клеопатре, которой исполнилось девятнадцать. В соответствии со своим правом старшинства Клеопатра хотела забрать всю власть себе; но приближенные Птолемея возмутили против нее бунт и изгнали ее из столицы.
Таково было положение вещей к тому моменту, когда прибыл посланец от Помпея. Приближенными Птолемея, отстранившими Клеопатру от власти, были евнух, учитель риторики и постельничий царя. Евнуха звали Потин; ритором был Теодот из Хио; постельничим – египтянин Ахилла. Этот представительный совет собрался, чтобы обсудить просьбу Помпея. Обсуждение и принятое решение были достойны самого собрания.
Потин держался мнения, что следует отказать Помпею в гостеприимстве; Ахилла был за то, чтобы принять его; но Теодот из Хио, увидев возможность блеснуть своими познаниями в риторике, представил им такую дилемму:
– Ни одно из двух мнений не представляется достаточно приемлемым: принять Помпея – значит сделать Цезаря своим врагом, а Помпея – своим деспотом; отослать Помпея восвояси – значит приобрести с его стороны смертельную ненависть, если он когда-нибудь снова одержит верх.
Так что лучшим решением, по мнению ритора, было бы притвориться, что они готовы его принять, а потом просто-напросто убить его.
– Эта смерть, – продолжал почтенный оратор, – обяжет Цезаря… и потом, – добавил он с улыбкой, – мертвые не кусаются.
Эта точка зрения собрала все голоса, а осуществление плана поручили Ахилле. Для этого он взял с собой двоих римлян, которых звали Септимий и Сальвий, и которые прежде были один – командиром когорты, а другой – центурионом в армии Помпея; к ним он прибавил трех или четырех рабов, и отправился на галеру Помпея. Все, кто находились на этой галере, собрались на палубе в ожидании ответа на послание к Птолемею.
Все ждали, что навстречу знаменитому беглецу будет послана сама царская галера, и ее высматривали издалека. Когда же вместо этой галеры они заметили ничтожную лодчонку, в которой сидело семь или восемь человек, этот знак неуважения показался всем очень подозрительным, и не один голос посоветовал тогда Помпею отойти подальше в море, пока еще есть время. Но силы Помпея были уже на исходе, как была на исходе и его удача.
– Подождем, – сказал он, – было бы смешно бежать перед лицом восьми человек.
Но вот лодка приблизилась, и Септимий, узнав своего бывшего полководца, поднялся и приветствовал его титулом императора.
