Тим Северин - Крест и клинок
Ни выстрел, ни восторженный крик Бурдона никак не подействовали на Карпа. Ему удалось прижать врага к земле, став коленями ему на грудь и сжимая руками горло. Лихорадочный вой сменился низким свирепым рычанием — он пытался прикончить свою жертву голыми руками.
— Карп! Карп! Оставь его! Отпусти! — кричал Гектор прямо в ухо Карпу.
Но болгарин не слышал. Навалившись всей тяжестью на врага, он тряс его за шею так, что голова у того болталась из стороны в сторону. Гектор схватил Карпа за плечи, пытаясь остановить.
— Нет, Карп! Нет! — кричал он.
Все было бесполезно. Разум Карпа застило красным туманом ярости. В отчаянье Гектор обхватил немого и дернул изо всех сил, пытаясь оторвать от жертвы. Но Карп просто обезумел, как берсерк.
— Помоги мне, Дан! Его нужно остановить! — выдавил Гектор.
Наконец с помощью Дана ему удалось оттащить болгарина, а его враг, распластанный на земле, задыхался и стонал.
— Возьми себя в руки, — уговаривал Гектор Карпа.
Болгарин всхлипывал безутешно и глотал воздух изуродованным ртом. Слезы ярости текли по щекам, и его била дрожь.
— Все в порядке, Карп, — успокаивал Гектор. — Ты отомстил.
Немой забулькал гортанью и отвернулся. И вдруг, к изумлению Гектора, пал на колени и принялся молиться. Он плакал и не мог остановиться.
Гектор помог поверженному подняться на ноги. Тот все еще не пришел в себя — необузданная ярость нападения его потрясла. Он едва держался на ногах, кашлял и хрипел, растирая поврежденное горло.
— Вспомните, что вы сделали с Карпом, шевалье. Чего еще могли вы от него ожидать? — сказал Гектор.
Неизвестный ответил не сразу, но когда к нему вернулось самообладание, он поднял голову, посмотрел Гектору прямо в глаза и бросил:
— Мне следовало повесить этого негодяя, когда была такая возможность. Но подобная смерть для него была бы слишком легкой.
До Гектора смутно дошел голос Диаса. Испанец ругался, истово и длинно.
— Сбежал, мерзавец, — сетовал Диас, потирая локоть. — Мы-то думали, что вдвоем справимся с ним, но это не человек, а бык какой-то. Улучил момент, вскочил, выбил у меня оба пистоля. А когда я попытался схватить его, вывернулся из моих рук, как будто я — дитя малое. А Роберто так дал по башке, что у него в глазах потемнело. Пистоли свои я нашел, а подлеца этого и след простыл. Стрелять было поздно, а ты был слишком занят Карпом и его дружком, так что я решил — лучше помочь тебе удержать ту птичку, которая в руках, а не ловить упорхнувшую. А о том парне, которого подстрелил Дан, беспокоиться нечего — судя по тому, как он упал, я могу сказать: уже не встанет.
Начальника гребцов нигде не было видно.
— Пора убираться отсюда, — проговорил Гектор и вдруг понял, что устал до предела. — Мы схватили того, кого искали, а стража может явиться в любой момент. Они, наверное, слышали выстрел Дана и наши вопли. Пусть им достанется Пьекур, живой или мертвый. Он-то ни разу пальцем не пошевелил, чтобы помочь нам, так что теперь мы с ним квиты. А завтра я узнаю, сколько стоит наш пленник.
* * *— Десять тысяч луидоров — такова сумма выкупа, который я назначу за шевалье. Поздравляю вас. — Этими словами Маймаран встретил Гектора.
Еврей передал, что будет ждать в императорской сокровищнице, и Гектор, явившись туда, был потрясен — настолько это место казалось полной противоположностью скромному жилищу еврея. Маймаран ждал в приемной палате сокровищницы, варварская роскошь которой скрывалась в глубине дворцового города. Солнечный свет лился сквозь тонкое узорочье полукруглых окон, повторяя эти узоры на мозаичном полу красного, белого и зеленого цвета. На стенах висело множество сабель, щитов и мушкетов, инкрустированных золотом и перламутром. Несколько железных сундуков с болтами и висячими замками стояли у стены.
— Его настоящее имя Адриен Шабрийан, рыцарь-командор ордена Святого Стефана из Тосканы. Он также является обладателем разных менее значительных титулов и званий, в частности почетного звания капитана Галерного корпуса Франции. И вы верно предположили, он также известен как Лев Веры. Император убыл на несколько дней, так что я еще не доложил ему, кем на самом деле оказался этот пленник, но я нисколько не сомневаюсь: его величество будет доволен. Разве это не умножит его славы поборника ислама? А заодно внесет весьма значительный вклад в казну. — Маймаран кивнул в сторону обитых железом сундуков. — Император всегда нуждается в деньгах. Его расходы неистощимы, а доходы — непредсказуемы. Выкуп за шевалье Шабрийана на некоторое время обеспечит постоянный источник дохода.
— Вот уж не думал, что этот шевалье может стоить так дорого.
Маймаран натянуто улыбнулся.
— Его величество полагается на меня как на негласного смотрителя казны и советника во всем, что касается финансов и соблюдения баланса между доходами и тратами. Сумма в десять тысяч луидоров настолько велика, что на ее сборы потребуется не один год. И разве я сомневаюсь, что у шевалье Шабрийана найдутся друзья и родные, которые выплатят авансом столько, сколько смогут? Это станет их малой лептой в то, что можно получить от продажи более ценной собственности, каковую шевалье либо унаследовал, либо приобрел за годы борьбы с мусульманами. Однако это только начало, первая выплата составит не более половины всей суммы, а остальную придется выплачивать частями, ежегодно в течение, надо полагать, лет десяти, не менее. Его сторонникам и семье наверняка придется брать деньги в долг у банкиров, таких как Коэны из Алжира. — И добавил с едва заметным удовольствием: — А когда Коэны станут получать свои обычные десять процентов от этих сделок, разве их негодование из-за того, что кто-то воспользовался их именем, дабы заманить шевалье в ловушку, — разве их негодование не поутихнет? А впрочем, вполне возможно, что они никогда не узнают об этом столь прискорбном случае.
— А сам шевалье? Что ждет его, пока не будет выплачена вся сумма?
— Пока деньги будут поступать, его будут содержать под строгим надзором, но обращаться будут хорошо. Кому надо, чтобы он умер? Но стоит потоку платежей иссякнуть или превратиться в ручеек, тогда условия его заточения сразу ухудшатся, и ему будет позволено сообщить родственникам о том, как он страдает. Разве это не заставит их снова развязать свои кошельки?
— А что с тем, с другим, который пытался бежать?
Маймаран бросил многозначительный взгляд на мушкеты на стене.
— Этот ваш темнокожий товарищ, оказывается, превосходный стрелок. Человек, которого он уложил из пистоля, умер сегодня поутру. Пуля перебила ему позвоночник.
