Сюсаку Эндо - Самурай
Утром на третий день затворнической жизни в храме в их комнату влетел чиновник, не появлявшийся все это время.
— Сегодня прибывает господин Цумура, — объявил он.
После полудня Самурай, Ниси и слуги выстроились перед храмом, чтобы встретить господина Цумуру. Наконец на дороге, ведущей от побережья к храму, послышались цоканье копыт и топот людей и показался господин Цумура с сопровождающими. Безмолвно проследовав мимо низко склонившихся Самурая и Ниси, они скрылись в храме.
Господин Цумура заставил себя ждать. Видимо, в храме он выяснял подробности их возвращения, сколько с ними было человек, их имена. Наконец вышел чиновник и вызвал Самурая и Ниси на дознание.
Они вошли в комнату, где величественно восседал господин Цумура. Их встретил пристальный, острый и беспощадный взгляд сановника. Рядом сидело еще трое из его сопровождения, и Самурай узнал среди них худую фигуру Тюсаку Мацуки, с которым они расстались в Мехико. Избегая взгляда Самурая, в котором он прочел удивление, смешанное с радостью, Мацуки отвернулся.
— Ваше долгое путешествие было трудным. Мы уверены, что вы стремились как можно скорее вернуться на родину, и ценим это, — начал со слов благодарности господин Цумура. — Однако с прошлого года сёгун предписал тщательно проверять всех, кто возвращается в Японию из чужих стран. Это моя обязанность — вы должны понять.
После этого господин Цумура стал расспрашивать Самурая и Ниси, почему их судно, минуя Нагасаки и Сакаи, прибыло прямо в Цукиноуру. Они ответили, что их судно, разгрузившись на китайском острове Формоза, пошло на север, назад — в Новую Испанию.
Господин Цумура выспрашивал их, пытаясь выяснить, не было ли на судне миссионеров и монахов, не высадились ли они тайно в Японии.
— Нет, — ответили они.
По тому, как держался этот сановник, по его вопросам Самурай в конце концов отчетливо понял, что в период их долгого отсутствия в княжестве начались жестокие гонения на христиан. Он колебался, должны ли они с Ниси честно признаться в том, что они приняли в Испании христианство.
— Что с Веласко?
— Мы распрощались с ним в Маниле.
— Что он собирается делать в Маниле? — настойчиво расспрашивал Цумура. — Не говорил, что снова приедет в Японию?
Самурай решительно покачал головой. Он, разумеется, прекрасно помнил признания Веласко, но считал, что сейчас говорить о них не место.
— Княжеству Веласко больше не нужен. Сёгун запретил исповедование христианства во всей Японии. И тем, кто проповедует и распространяет христианство, Его светлость не разрешит появляться в своих владениях. Это относится и к Веласко.
Самурай почувствовал, что у него на лбу выступил пот. Почувствовал, как дрожат колени Ниси, в почтительной позе сидевшего рядом с ним.
— Принял ли христианство кто-нибудь из ваших слуг?
— Нет. — Голос Самурая звучал пронзительно.
— Вы уверены?
Самурай молчал потупившись.
— Ну что ж, на этом и покончим, — впервые улыбнулся Цумура. — Насколько мне известно, путешествовавшие вместе с вами купцы приняли христианство, но сделали они это ради торговых выгод, это была простая уловка, и я ограничился тем, что потребовал от них письменного отречения. Но вы самураи. И ваше поведение заботит меня значительно больше.
Самурай чувствовал на себе взгляд Мацуки, сидевшего рядом с Цумурой. Он с грустью вспоминал его слова, сказанные при расставании в Мехико. Мацуки по-прежнему старался не смотреть на него.
— Знайте, что взгляды Его светлости и позиция Совета старейшин изменились. Княжество больше не стремится к торговле с южными варварами и не станет добиваться каких бы то ни было привилегий. Его светлость отказался от мысли о торговле с Новой Испанией.
— Значит… — сказал Самурай сдавленным голосом, — причина, побудившая послать нас в Новую Испанию…
— Да, обстоятельства изменились. Ваше долгое путешествие в страны южных варваров, как я могу предположить, было трудным. Но Совет старейшин уже не нуждается в Новой Испании. И огромные корабли, способные пересекать море, тоже больше не нужны.
— Значит… наша миссия…
— Вы освобождены от выполнения миссии. Самурай с трудом сдерживал дрожь в коленях.
Он изо всех сил пытался не дать вырваться наружу воплю возмущения и горя. Старался держать себя в руках, чтобы не выдать охватившую его досаду и печаль. Господин Цумура как о безделице говорил о том, что их путешествие было совершенно бессмысленно, абсолютно бесполезно. Зачем же тогда они пересекали бескрайнюю пустыню Новой Испании, путешествовали по Испании, добрались даже до Рима? Он вспомнил горестные похороны Тародзаэмона Танаки в Веракрусе. Ради чего умер Танака?
— Я… — Самурай по-прежнему сидел потупившись, — я и Кюскэ Ниси не представляли себе ничего подобного.
— Вы и не могли это представить себе. Совет старейшин не имел возможности сообщить вам об этом.
Если бы в комнате никого не было, Самурай бы громко рассмеялся — от бессмысленности того, что они совершили. В этот момент потупившийся Ниси, изо всех сил прижимая кулаки к коленям, мертвенно побледнев, закричал:
— Какими же глупцами мы были!
— Вы в этом не виноваты, — сказал господин Цумура сочувственно. — Запрет сёгуната исповедовать христианство все изменил.
— Я принял христианство.
Цумура удивленно посмотрел на Ниси, сделавшего такое признание. В комнате воцарилась напряженная тишина. И в наступившей тишине Мацуки впервые посмотрел на Самурая и Ниси.
— Это правда? — произнес наконец Цумура тихо. — Тогда…
— Это было сделано не по доброй воле. — Самурай решительно удержал Ниси, пытавшегося что-то выкрикнуть. — Мы думали, что это благоприятно отразится на выполнении нашей миссии.
— Вы, Хасэкура, тоже приняли христианство?
— Да. Но так же, как и купцы, не от чистого сердца.
Не проронив ни слова, Цумура сурово взглянул на Самурая и Ниси. Через некоторое время он сделал знак, и один из сопровождавших его чиновников поднялся и поспешно покинул комнату. Цумура тоже встал. Их одежды издавали шуршащий звук. Последним шел Мацуки, на мгновение он остановился и обменялся взглядом с Самураем и Ниси.
Оставшись одни, они долго сидели в прежней почтительной позе, опершись руками о колени. В комнате было тихо, слабый свет проникал со стороны веранды.
— Я… — Глаза Ниси были полны слез. — Я сказал то, чего говорить не следовало.
— Оставь. Все равно Совету старейшин рано или поздно это стало бы известно.
«Я прекрасно понимаю, почему тебе хотелось во весь голос закричать, что ты принял христианство, — хотел было сказать Самурай, но удержался. — Я и сам готов был выплеснуть переполнявшую меня досаду и горечь на господина Цумуру, на Совет старейшин, на стоящие за Советом старейшин могущественные силы».
