Наталья Павлищева - Дмитрий Донской
— Подходят к Твери-то! Еще час-другой, и вовсе не уплывем!
Заголосила купчиха, ее поддержали дочки. Матвей прикрикнул на дурех и махнул нежданному попутчику:
— Садись, быстрей!
Пока спешно гребли от Твери, пока возились, выстраивая расшивы так, чтобы идти было удобней, совсем забыл о человеке, которого взял с собой. А чуть успокоилось и стало понятно, что ушли, задумался: кто таков? А ну наведет на их расшивы тех же ушкуйников?
Сам попутчик пристроился на расшиве, где были обе дочери купецкие да сама купчиха. И даже со стороны было видно, что уболтал младшую Феодосию. Девка и без того точно на углях горячих сидит, беспокойная, а тут расцвела вся, зарумянилась, глаза блестят!.. Матвей Андреевич вздохнул: вот такова была ее мать, когда встретил красавицу на чужом дворе, а отец велел собаками травить… Чуть отлежавшись, Матвей просто умыкнул любушку. С тех пор хорошо жили, шестерых деток родили: четверо сыновей и две дочушки-раскрасавицы.
Эх, знать бы, как судьба у детей сложится!.. Сыновья уже при деле, старший даже женат и плыл с женкой и детками, а девки на выданье, о них крепко задумываться приходится.
Женихов уже приглядывали, хотя в такое беспокойное время не до свадеб. Но на Руси спокойно никогда не бывало, если ждать, так можно и вовсе дочь в старых девах оставить. Старшая — та все с Овдеем якшается, помощник Матвея готов сватать, стоит только дать знак. Сам купец не против. А за старшей и младшая подоспеет. Только вот к этому жениху сердце у Матвея не лежало. Что не нравилось кроме явно бритого подбородка, и не смог бы объяснить. Глаза какие-то недобрые, словно ищут что-то, высматривают.
Но попутчик долго им надоедать не стал, стоило отплыть подальше от Твери, Волга вдруг повернула на полудень, открывая многочисленные отмели вдоль берегов, вдруг показал на одну из них по правому берегу:
— Вон там меня высадите.
Все расшивы приставать не стали, да и та, на которой плыл необычный попутчик, лишь приблизилась к песчаной косе, он выпрыгнул, махнул рукой и побрел к берегу по колено в воде, не оглядываясь. Глядя вслед уходившему беглецу, Овдей усмехнулся:
— А ведь он фряг, Матвей Андреевич.
Тот хмыкнул:
— И верно — фряг. Вот потому и лицо бритое! То-то я смотрю, рожа его мне чем-то знакома! Купчишка небось.
— И крестится не по-нашему, глянь-ка. Навроде и крестом, да только слева направо.
Это подтвердилось почти сразу. Солнце уже клонилось к закату, было решено пристать к берегу, чтобы не плыть ночью. Едва расположились, выставили охрану из слуг, как дочь подала отцу небольшой кошель:
— То тебе от Нико за своз. А это он мне подарил! — на пальце девушки красовался перстень с большим камнем. Даже в неверном свете гаснущего дня Матвей разглядел, что камень дорогой. А дочь продолжала щебетать. — Он сказал, что вернется меня сватать!
Но отца заинтересовало другое:
— Как говоришь, его зовут?
— Никола… Нико… Матт…
Договорить не успела, купец хлопнул себя по лбу и захохотал:
— Слышь, Овдей? А какого знатного гостя мы из Твери вывезли! Это ведь Некоматка был! Который князю нашему ярлык от Мамайки привез! — Он повернулся к дочери: — Жди, голуба моя, жди, когда этот сурожский пройдоха к тебе вернется!
Немного погодя они с помощником наперебой объясняли друг другу, что такого непривычного было в беглеце.
— То-то худо в Твери, если Некоматка сбежал! Верно мы сделали, когда ушли.
Отец радовался, а дочь рыдала, уткнувшись в плечо сестры. Ей уж очень приглянулся такой разговорчивый и такой богатый Нико, за которым Феодосия была готова идти хоть на край света… Только бы позвал, только бы не забыл.
Куда девался сам Некомат, не знал никто. А тот просто поспешил окружным путем в свою подмосковную деревню, где на дальнем хуторе в потаенном месте был зарыт немалый сундук с золотишком. На черный день. Узнав, какая рать движется на тверского князя Михаила Александровича, Некомат решил, что если уж не черный, то вполне пасмурный день наступил и пора хотя бы часть припасенного забирать и перепрятывать в более укромном уголке.
Но и сам Матвей Андреевич с семейством далеко не уплыл, высланные вперед разведчики сообщили, что там тоже не все ладно. На ночь встали на большом острове посреди реки, выставили хорошую охрану, а вперед напрямки через лес выслали разведку, чтоб не выплыть назавтра невесть на что после крутого поворота. В этом месте Волга точно передумывала бежать к Москве, вдруг круто от нее отворачивала. Не прошло и полночи, как примчались слуги, отправленные вперед с сообщением, что там за поворотом тоже множество расшив. Куда движутся — непонятно, то ли к Твери, то ли к Угличу.
Проверять некогда, рисковать не стали, уже с первым светом направились вдоль правого берега туда, где с Волгой соединяется Шоша. А там, еще чуть поразмышляв, и вовсе решили дальше никуда не плыть, а уйти в небольшую деревню к дальнему родственнику Матвеевой женки Евсею хоть на временный постой, пока вокруг не утихнет.
Против Твери
Вокруг Твери в это время события развивались хотя и неспешно, но очень плохо для Михаила Александровича.
Над городом не плыл, а несся, вбиваясь в уши и головы, набатный звон, предупреждавший тверичан, чтоб уходили, прятались, закрывали городские ворота, вставали на стены защищать свой город. Поэтому, когда первые московские отряды подошли к городу, он был готов.
Тверь осаждали деловито. После взятия Микулина основательно разорили тверскую округу и принялись строить укрепления для длительной осады, хорошо понимая, что князь добром из города не выйдет. Наблюдая со стены, как пришедшие строят осадные машины и делают кольцевой тын, Михаил Александрович тоскливо искал выход, хотя в глубине души хорошо понимал, что он есть только один — полное подчинение всем требованиям Дмитрия Московского. Едва услышав, что Ольгерд повернул свои полки назад, не рискнув связываться с огромной московской ратью, а Некомат бежал, тверской князь уже понял, что проиграл последний раз и окончательно. Теперь и на уделе не удержаться, не то что в Твери.
А то, что сидение в осажденном городе бессмысленно, тверичи поняли чуть позже. В городе стало не хватать воды, лето было жарким и осень тоже не обещала больших дождей. Вода в колодцах опустилась низко, к реке не пускали осаждавшие. Большое количество скопившегося в городе люда и скота требовало очень много воды. Бани уже не топились, не до них, попить бы было что… Дмитрий Иванович показывал рукой брату Владимиру на тверской детинец:
— Смотри, хороша крепостица, а нелепа. Ни одного тайного хода к воде нет! Не то что у нас под Тайницкой и Собакиной башнями. Умно наши строители сделали, вода в осажденном городе — первейшее дело. Стены можно иметь крепкие, ворота запереть, чтоб не пробили, а воды не хватит — и сам откроешь…
