Зинаида Шишова - Путешествие в страну Офир
Мария сказала укоризненно:
– И в кого ты, Педро, такой бестолковый удался?! Встретился случайно с этим Рыжим один раз, так думаешь, что еще раз повстречаешься! И про письмо как следует не расспросил!
– Ну ладно, Мария, не ругайся! Я, может, и напутал… То ли хотели ему дать письмо, то ли дали… Но ведь времени у нас – три месяца! Если нужно, мы с тобой улицу за улицей всю Севилью обыщем и этого Катаро или его матушку найдем. Если, как говорит дядюшка Хосе, она не такая старая, то, вероятно, ходит по соседям, знакомства у нее есть…
Повесив к вечеру замок на двери своей мастерской, Таллерте отправлялся с Педро обследовать улицу за улицей всю Севилью.
Сведений для обстоятельных расспросов у них было вполне достаточно. Дом с садом. Усадьба эта в свое время принадлежала мавру, принявшему нашу святую католическую веру. У него в садовниках служил некий Катаро. Садовник, как видно, был очень опытный, и, уезжая из Севильи, мавр упросил своего покупателя оставить за садовником его домишко… Но садовника в свое время унесла чума. («Помер в последнюю чуму» – так говорили в Севилье.) Черная гостья не раз посещала этот прекрасный город. Сжила ли чума со свету и сыновей Катаро, неизвестно. Возможно, что они просто разъехались в разные стороны. Но один из них, матрос, получив известие, что матушка его всерьез заболела, приехал навестить ее в Севилью.
И все же расспросы до сих пор не увенчались успехом. А ведь прошло уже около месяца. Педро и Таллерте, следовательно, не с того конца начали обход города.
Странно было, что с Рыжим ни капитан, ни маэстре, ни пилот не прислали ни Франческо, ни Педро письма или даже короткого распоряжения…
Скучновато было Франческо да и самому Эрнандо сидеть за обеденным столом без Хосе, но тот решительно отказался составить им компанию.
– Вернулись все ваши слуги, сеньор Эрнандо, – сказал он, – подавать, как и подавал, будет Андрес, а не Тересита, у нее и на кухне много работы, а мое настоящее дело – сад, вот только за него я и в ответе… О гостях, как вы знаете, у нас и при всех слугах никто не докладывал, но после отъезда сеньора Диего я и сам понял, что все же нужен какой-то порядок… А иначе что же вашему привратнику прикажете делать?!
И все же о прибытии новых гостей пока что сообщил сам Хосе.
Постучавшись в дверь библиотеки, садовник доложил:
– Сеньор Эрнандо, тут спрашивают разрешения вас побеспокоить двое. Один – видный из себя сеньор, красивый и статный, а с ним – отец Энрике, что служит в церкви Благовещения.
– Проси их сюда, в библиотеку.
Первым, опираясь на посох, вошел старенький, сгорбленный отец Энрике из церкви Благовещения. Следом за ним прошагал статный сеньор средних лет.
Поклонившись, он представился хозяину дома и Франческо:
– Кристобаль Элькано. Некоторые принимают меня за знаменитого Себастьяна Элькано,[19] но, к сожалению, мы с капитаном «Виктории» состоим в очень отдаленном родстве. Трудный и неприятный случай привел нас с отцом Энрике сюда, но я рад хотя бы посмотреть на библиотеку сеньора Эрнанцо Колона, о которой ходит столько толков, и поговорить с самим сеньором Колоном и сеньором…
– …Франческо Руппи, – подсказал ему хозяин, – таким же любителем книг, как и я.
– С сеньором Франческо Руппи? – переспросил гость и, повернувшись к отцу Энрике, сказал: – Вот о сеньоре Руппи и упоминал тот человек! Мне – увы! – придется поведать вам обо всем, что касается дела, ради которого мы решились вас побеспокоить… Сейчас рассказ о событиях третьего дня начну я. Матрос с судна, прибывшего в Палос, указал отцу Энрике, где можно найти его товарищей, именно – сеньора Руппи и Педро, прозванного «Маленьким». Несколько лет назад я купил на окраине Севильи прекрасную усадьбу – дом с огромным садом – у одного покидавшего Севилыо мавра. Непременным условием владелец этой усадьбы поставил сохранность сторожки садовника Катаро и, если возможно, некоторое обеспечение его семьи в дальнейшем. Работой садовника я и сам был доволен, а также рад был услужить моему предшественнику, поэтому я после переезда в новый дом первым делом составил дарственную на имя садовника. Сторожку – уже заодно с моими покоями – привели в порядок, добавили к ней небольшую пристройку и отгородили от всего сада. С ней нас соединяет только маленькая калитка… Поскольку сам садовник умер во время чумы, супруга моя настояла на том, чтобы как-то украсить жизнь бедной вдовы, тем более что из четырех сыновей у нее остался в живых один только потому, что еще до чумы ушел в море. Мы узнали, что судно, на котором служит сын вдовы, прибыло в Палос, и с верным человеком послали ему извещение, что матушка его захворала и хочет его видеть. Поначалу, – вел дальше рассказ сеньор Элькано, – сын вдовы нам очень понравился. Супруга моя даже сказала, что он, очевидно, унаследовал от отца любовь к саду. Можете себя представить, в течение трех недель он обкопал – да еще как глубоко! – деревья чуть ли не на четверти сада! Все шло хорошо до позавчерашнего дня. Позавчера моя Долорес, по своему обыкновению, отправилась навестить вдову Катаро… Но вернулась моя супруга бледная, вся дрожа. «Не могло мне это почудиться, – сказала она, – я точно слышала, как молодой Катаро говорил матери: „В последний раз спрашиваю – скажешь или нет?! Говори, иначе я тебя задушу!“ Не знаю, точно ли такие слова услышала моя Долорес, но все это меня встревожило, и я отправился к дому садовника. И тут уже я сам отлично расслышал тихий, прерываемый вздохами голос Марии Катаро: „Не мучай меня, сынок, мы ведь с отцом твоим перед распятием поклялись беречь его тайну, пока не придут лучшие времена! Как же мне, старой женщине, вдруг преступить эту клятву?!“ Недолго думая, я распахнул дверь в сторожку. Мария Катаро мгновенно прикрыла руками горло. „Что с вами?“ – спросил я. „Да ничего такого со мной не сталось! – еле слышно ответила она. – Вот приехал сынок, трудится, а я ничем ему помочь не могу! Да еще это горло… Спасибо хозяюшке: бок после ее растирания уже не болит… Но вот горло… И откашляться не могу, и глотать трудно…“ Хотел я посмотреть, что у нее с горлом, но не решился. Послал жену, но она возвратилась ни с чем. Старушка горло укутала платками… А говорить с этим убийцей Долорес побоялась…
– С убийцей? – переспросил сеньор Эрнандо удивленно.
– Да, он ее убил, – ответил сеньор Элькано. – Дальше пускай рассказывает отец Энрике. А потом придется снова мне…
– Позавчера поздним вечером, – начал отец Энрике, – прибежал за мной молодой Катаро с просьбой причастить его матушку. Она умирает. Надо бы мне справиться, какой лекарь ее лечил и действительно ли она умирает. Но Марию Катаро я знаю давно, она все время прихварывала… Уже не раз думали мы, что она расстанется с землей, так и не повидавшись с единственным сыном… Я собрался и пошел. Подхожу к постели Марии и вижу, что она вправду совсем плоха… Но увидел я и другое: синяки с двух сторон у нее на шее. Даже я, человек, в драках ничего не смыслящий, явственно разглядел следы пальцев… Эту женщину душили! «С кем ты оставлял свою мать? – спрашиваю я молодого Катаро. – Она умирает не своей смертью!» – «Не знаю, – отвечает он, – я с утра до ночи в саду копаюсь… К нам часто заходят хозяева наши… Или слуги… У матушки, помнится, на шее крестик золотой был, а сейчас я его не вижу…» Но я ведь не допрашивать его пришел. А старушка совсем была плоха… Прочитал я молитву и приготовился принять последнюю исповедь. Она, с трудом подняв руку, махнула сыну. Он вышел. «Святой отец, – чуть слышно спрашивает она, – это за большой грех мне зачтется, если я чужую вину при исповеди скрою?» Я понял, что она хочет скрыть имя того, кто ее душил и крестик ее украл. «Преступника нельзя выгораживать», – начал было я, но вижу – надо торопиться! Покаялась она мне в одном, в другом своем прегрешении… И вдруг вижу – слезы градом покатились по ее щекам. «Святой отец, – говорит она, вся дрожа от волнения, – я ведь не сберегла тайну одного человека, хотя мы с мужем перед распятием клялись тайну эту не выдавать… Но, одумавшись, я тайны этой до конца не открыла…» Я только спросил ее, не преступник ли был тот человек, а Мария снова заплакала. «Это хозяин наш бывший, – с трудом выговорила она, – он, можно сказать, был нам как отец родной!» Да я и сам знал его, этого мавра-выкреста, – оказал отец Энрике, – действительно хороший он был человек. Перед отъездом ко мне попрощаться приходил… И так потихоньку, потихоньку, – продолжал отец Энрике, – приняла Мария святые дары, помолилась за всех и за сына своего, откинула голову на подушку и на глазах у меня испустила дух…
