Густав Эмар - Вождь окасов
Когда генерал исчез со своей свитой, и все войска оставили площадь, толпа тоже мало-помалу разошлась, последние факелы угасли и это место, на котором еще так недавно разыгралась ужасная драма, совершенно опустело.
Прошло довольно долгое время и ни малейший шум не нарушил торжественного безмолвия, царившего над Большой Площадью. Вдруг глубокий вздох вырвался из груды трупов и один из них, бледный, облитый кровью и запачканный грязью, медленно приподнялся, с усилием отодвигая тела, закрывавшие его. Несчастный, каким-то чудом оставшийся в живых, бросил вокруг себя беспокойный взгляд и проведя рукою по лбу, орошенному холодным потом, прошептал с тоской:
– Боже мой! Боже мой! Дай мне силу дожить до того, чтобы я мог отомстить!
Затем этот человек, слишком ослабевший от потери крови, которая и теперь еще лилась из его ран, не будучи в состоянии встать на ноги и убежать, пополз, оставляя позади себя длинный и влажный след. Едва отполз он на двадцать метров от середины площади, и то с неимоверным затруднением, как вдруг из улицы, находившейся напротив него, вышли два человека, поспешно направлявшиеся прямо к нему.
– О! – вскричал несчастный с отчаянием. – Я погиб! И он лишился чувств. Два незнакомца, подойдя к нему, наклонились над его телом и старательно его осмотрели.
– Ну?.. – спросил один через несколько секунд.
– Жив еще... – отвечал другой тоном убеждения. Не произнеся ни слова более, они завернули раненого в плащ, взвалили его на плечи и исчезли в мрачной глубине улицы, по которой пришли и которая вела к предместью Канадилла.
ГЛАВА V
Переезд
Продолжительно путешествие из Гавра в Чили! Для человека, привыкшего к суматохе и упоительному вихрю парижской атмосферы, жизнь на корабле, обыкновенно такая спокойная и регулярная, кажется очень скучной и однообразной! Грустно, тяжело ему оставаться целые месяцы заключенным в маленькой каюте, без солнца, почти без света; имея возможность прохаживаться только по узкой палубе, видя только бурное или спокойное море, всегда и везде одно море! Такой переход слишком резок. Парижанин, привыкший к шуму и движению большого города, не может понять чудной поэзии жизни на море, которая ему неизвестна; для него недоступны ее высокие наслаждения и ее едкое сладострастие, которыми упиваются моряки, эти люди с гранитным сердцем, беспрерывно ведущие борьбу со стихиями; насмехающиеся над бурей, пренебрегающие ураганом, эти герои, которые раз по двадцати в минуту видят смерть лицом к лицу и до того успевают освоиться с нею, что наконец презирают ее, даже перестают верить в ее существование. Для пассажира, стремящегося к земле, каждый час кажется днем, а день целым веком. Постоянно устремив глаза в бесконечную даль моря, несчастный невольно впадает в мрачную тоску, которую может рассеять только вид столь желанной гавани.
Граф де Пребуа-Крансэ и Валентин Гиллуа также испытали все разочарование и всю скуку жизни на корабле. В первые дни они питались еще смутными воспоминаниями о той, другой жизни, с которой они покончили навсегда. Они разговаривали об изумлении, какое причинит в высшем обществе внезапное исчезновение графа, который уехал, не предупредив никого и не оставив после себя никаких признаков, которые могли бы навести на его след. Мысленно они перелетали расстояние, отделявшее их от Америки, и долго разговаривали о неизвестных наслаждениях, ожидавших их на этой золотоносной почве, на этой обетованной земле искателей приключений, которая, увы! часто готовит для того, кто стремится к ней с надеждой легко разбогатеть, столько неприятностей и разочарований!
Так как всякий предмет разговора, как бы ни был он интересен, наконец надоедает, молодые люди, чтобы избавиться от утомительного однообразия, задумали устроить свою жизнь таким образом, чтобы скука овладевала ими менее, нежели другими пассажирами. Два раза в день, утром и вечером, граф, прекрасно говоривший по-испански, учил своего молочного брата, и тот так хорошо воспользовался этими уроками, что через два месяца мог поддерживать разговор. В последние недели переезда, молодые люди нарочно старались говорить не иначе как на этом языке и между собою, и с некоторыми пассажирами. Результатом этого было именно то, чего они ожидали, то есть Валентин в короткое время научился говорить по-испански так же бегло, как по-французски. Иногда Валентин становился учителем в свою очередь. Он заставлял Луи делать гимнастические упражнения, чтобы развить его мышцы, приучить тело к усталости и сделать его способным переносить тяжелые физические нагрузки.
Мы опишем здесь характер Валентина Гиллуа, так как судя по разговору и по поступкам молодого человека, читатель может составить себе о нем совершенно ложное понятие. Нравственно Валентин Гиллуа сам не знал себя; это был беззаботный весельчак и насмешник, натура которого, несколько испорченная чтением без разбора, в своем основании была чрезвычайно мягкая и добрая. Он сосредоточивал в себе привычки и мнения тех людей, которые, никогда не выезжая из родной страны, знают свет только по романам или драмам Тампльского бульвара. Он вырос как гриб на парижской мостовой и для поддержания своего жалкого существования хватался за самые оригинальные ремесла. Сделавшись солдатом, он жил беспечно, был счастлив настоящим и нисколько не думал о будущем, зная, что оно не существует для него. Однако в сердце этого беззаботного малого скоро зародилось новое чувство, в несколько дней пустившее глубокие корни. Это чувство – преданность к человеку, который протянул ему руку, сжалился над его матерью, внушил ему сознание собственного достоинства и вытащил его из грязи, в которой бедный молодой человек находился.
Смерть благодетеля поразила его как удар грома. Он понял всю важность поручения, возложенного на него умершим полковником, и поклялся с твердой решимостью сдержать свое слово во что бы то ни стало, заботясь о сыне того, кто сделал из него человека.
Выдающимися чертами его характера были энергия, которую препятствия только увеличивали, а не уменьшали, и железная воля. С этими двумя качествами человек может совершить великие вещи и, если смерть не застанет его на пути, непременно достигнет своей цели, какова бы она ни была.
В нынешних обстоятельствах этот человек был настоящей находкой для графа де Пребуа Крансэ, натуры мечтательной и поэтической, совершенно незнакомой с трудностями самостоятельной жизни.
Как случается всегда, когда сходятся двое людей, одаренных такими различными характерами, Валентин скоро приобрел над своим молочным братом огромное влияние; и он пользовался этим влиянием с необыкновенным тактом, никогда не давая его чувствовать своему товарищу, волю которого он, казалось, исполнял, тогда как на самом деле заставлял его следовать своей воле. Таким образом, эти двое людей, чрезвычайно любившие друг друга, дополняли один другого.
