Ефим Курганов - Шпион его величества
Сегодня император Александр Павлович принимал в Виленском замке духовенство и представителей городских властей, а также профессоров местного университета, магистрат, купечество, а также и жидовский кагал.
Затем Государь в сопровождении главнокомандующего генерала от инфантерии Барклая-де-Толли, а также генералов Беннигсена, Аракчеева и генерал-адъютантов Балашова и Волконского производил смотры войскам и с этой целью ездил в Вилькомир, Шавли и Гродно.
Генерал-адъютанты Волконский и Балашов, кажется, смотрели на меня весьма кисло и, может быть, даже с неодобрением. Я также глядел на них не слишком радостно, но при этом отнюдь не робея и совершенно не смущаясь, без малейшего подобострастия.
Да, это непросто иметь в числе своих недоброжелателей двух генерал-адъютантов императора, двух его любимцев. Вся моя надежда – на мудрость государя, на то, что он понимает истинную цену своих любимцев.
После обеда государь Александр Павлович призвал меня и подробнейшим образом расспрашивал о настроении умов в Виленском крае, о том, находятся ли под наблюдением сочувствующие Бонапарте, о деятельности военной полиции при Первой Западной армии, о том, помогает ли нам население и о том, в какой мере можно опираться на местных полицейских чиновников, насколько можно доверять им.
Вечером граф Барклай-де-Толли давал ужин в честь императора.
Я был в числе приглашенных. Сидел напротив министра полиции Балашова и обратил внимание, что государь периодически взглядывал на нас двоих с любопытством и слегка улыбаясь при этом.
Мне даже иногда казалось, что Александр Павлович как будто иногда подмигивал попеременно то мне, то Балашову. На ужине был и мой давний знакомец – старый, многоопытный интриган Густав Мориц Армфельт.
Он изменял всем, кому только это было возможно. Сам шведский барон и друг шведского короля, он в году, кажется, 1794-м был обвинен в государственной измене и бежал в Россию. В 1801 году возвратился в Швецию, а в прошедшем году опять вступил на русскую службу: Александр Павлович назначил эту старую, облезлую лису председателем комитета по финляндским делам, иначе говоря, верховным правителем Финляндии. Не многовато ли? Барон Армфельт играл ведущую роль в интриге, завершившейся арестом и ссылкой государственного секретаря Сперанского. Видимо, по этой причине его величество и покровительствует ему.
А теперь Густав Мориц пожалован в графы Российской империи и назначен ни больше, ни меньше – членом Государственного совета (граф Армфельт умер в 1814 году в чине генерала от инфантерии. – Позднейшее примечание Я. И. де Санглена).
Такого мастера урвать себе кусок пожирнее я в жизни не встречал, но умен и проницателен он несомненно.
Апреля 16 дня. 10 часов утраВчера около одиннадцати часов ночи вместе со здешним полицмейстером майором Бистромом, полковниками Розеном и Лангом, как всегда неразлучными, мы отправились в бордельку пани Агаты Василькевич, дамы радушной, не по возрасту кокетливой и утомительно болтливой. Но издержки характера пани Агаты приходится принимать с полнейшей покорностью. Все дело в том, что ее заведение одно на всю Вильну. Нет сомнения, что дом пани Василькевич нужен попросторнее. Надо будет об этом озаботиться.
Выбеленная узкая комнатка с шелковой кушеткой в первую минуту оттолкнула убогостью. Но чувство это мгновенно улетучилось едва я увидел девицу, которую подвела мне пане Василькевич. Откуда взялась в этой дыре такая тонкая, такая нежная красота!
Узкое бледное лицо, оттененное длинными, загнутыми ресницами, выражало трогательную невинность, глаза, огромные, светлые, как апрельское небо над Вильной, смотрели спокойно и ласково.
В ней не было и капли обычного кокетства, но тем неожиданнее была страстность ее объятий и ловкая умелость ласк. Я провел с ней несколько лихорадочных часов.
Девица была находкой, о которой стоило незамедлительно сообщить Александру Павловичу. Император всегда отлично вознаграждал меня за подобные услуги.
Уповаю на щедрость его величества.
В нынешний момент я ведаю высшей воинской полицией при Первой Западной армии.
Сотрудничать с графом Барклаем-де-Толли приятно и легко.
Он человек умный, быстро понимающий чужую мысль и несомненно честный. Правда, государь сказал мне однажды, что стране нашей нужны интриганы не менее, чем люди честные.
Однако вот что я иногда думаю. Конечно, хорошо быть не под Балашовым, но руководить воинской полицией при Первой армии, и это после Особой канцелярии при министре полиции все-таки не мелковато ли это для меня, и тем более в сей самый момент, когда Российская империя просто наводнена шпионами?! Все дело в том, что в Вильне пока до обидности как будто ничего не происходит – местные французы таятся.
Не могу забыть злорадной улыбки на лице министра полиции Балашова, когда он узнал, что я, начальник его Особой канцелярии, вынужден теперь заниматься, как он полагает с высоты своего министерского кресла, в общем-то делами довольно ничтожными.
А ведь еще недавно Балашов мучился острой завистью и не уставая плел интриги, потому что государь давал мне приватные поручения, совершенно с ним не сносясь.
Но надеюсь недолго будет торжествовать этот плешивый мерзавец. Александру должна прийтись по вкусу найденная мной девица, и тогда поглядим.
Да и так ли уж корыстны мои планы?
Теперь, когда Бонапарт грозит приблизиться к границам Российской империи, Александру Павловичу особенно нужны верные люди. Вот через услаждение государя приближение к царствующей особе людей, верных престолу, и произойдет.
Так девица пани Агаты и послужит интересам империи.
Но тороплюсь. Государь ждет меня к полудню.
Апреля 16 дня. В 10-м часу вечераКак я и предполагал, государя заинтересовала моя находка.
Аудиенция началась с обсуждения последних политических событий и предположений о возможных передвижениях армии Бонапарта. Александр Павлович стал расспрашивать меня о сотрудниках моей бывшей канцелярии, интересовался, можно ли их использовать для собирания сведений о передвижении французских частей. Я, естественно, отвечал, что мои молодцы не подведут.
Разговор незаметно перешел на мое происхождение. Император прямо спросил, не сочувствую ли я Бонапарту. Вопросы государя навели меня на мысль, что Александр Павлович прощупывает почву. Сердце подсказывало, что промысливается новое назначение, новая должность.
Потом государь стал интересоваться моим виленским житьем, не особенно ли скучаю я тут после Санкт-Петербурга.
Тут я и поведал ему о вчерашней находке, обнаруженной в скромном домике пани Агаты. Рассказ о девушке Александра не оставил равнодушным.
