Михаил Голденков - Огненный всадник
Самуэль и сам был похож на ястреба: его светло-русая шевелюра, некогда длинная, а сейчас подстриженная, казалась издалека светло-серой, точно голова ястреба-перепелятника, а его рыжеватые усы — точно ржавые полосы на груди этой птицы. Для девичьего взора его взгляд не то голубых, не то серых глаз, внимательно взирающих из-под соболиных выразительных бровей выглядел так, словно ястреб высматривает куропатку. И Кмитич любил девушек, любил прихвастнуть перед ними, любил их постоянное внимание, всегда стараясь блеснуть, как и его брат Микола, некоторой утонченностью и умом. Не хотел хорунжий однобокой славы лихого наездника и рубаки — а такая и ходила о нем. И не зря. В свои двадцать пять лет Самуэль уже слыл по всему Витебско-Смоленскому воеводству дуэлянтом и сердцеедом, ибо все пять дуэлей, в которых он кого-нибудь да ранил, происходили из-за женщин. Последней дуэлью он возмутил и насмешил многих.
Кмитич любил больше сражаться со своими обидчиками на саблях, но с паном Храповицким, кузеном Яна Храповицкого, хорунжего Смоленска, решил биться на пистолетах. Дело было зимой. Кмитич пришел навеселе, с ястребом на рукавице, и минут десять Храповицкий под хохот Кмитича отбивался от его хищной птицы, а секунданты пытались заставить Самуэля поймать ястреба. Когда все удалось уладить, и Кмитич встал под пистолетный выстрел Храповицкого, то выстрел пришлось повторить: Самуэль увернулся от первой пули, упав лицом в снег. Второй выстрел, нацеленный ему в голову, пробил Самуэлю огромную меховую шапку, но самому вреда не причинил. А вот сам оршанский войт играючи выстрелил не целясь в Храповицкого и попал ему в плечо. Затем сам же помогал его перевязывать со словами: «А не хрен тебе, пане, было на рожон лезть!»
Когда в начале года встал вопрос, что ему, католику, не пристало жениться на православной Маришке, дочери жительницы Смоленска Евы Злотей-Краснинской-Подберезской, Самуэль с легкостью перешел в более лояльный протестантский кальвинизм, что, в принципе, было вещью распространенной в те годы: в Виленском парламенте не сидело ни одного католика, а лишь протестанты да два православных шляхтича. Кальвинистами были и польный гетман, главный покровитель православных, и лютеран Великого княжества Литовского Януш Радзивилл, и его кузен, самый блистательный светский лев Речи Посполитой Богуслав, с которым часто сравнивали и Кмитича из-за схожих характеров — оба красавцы и храбры, оба дамские угодники и дуэлянты, оба прекрасно фехтовали и стреляли из пистолета. Но… Кмитич все равно считал, что до светского франта Богуслава с его надушенным огромным париком и кружевами ему, неотесанному оршанцу, далеко. Тем более что мать Богуслава — немка из Гогенцолернов — являлась родственницей только что избранному шведскому королю Карлу Густаву. У Самуэля таких великосветских родственников не было, как и не было желания вертеться в свете, следя за модой, что с легкостью и удовольствием получалось у Богуслава, который успел и посидеть в казематах Бастилии за дуэль, успел и вскружить голову чешской королеве Елизавете и французской маркизе Шарлотте де ля Форс… Но Богуслава Кмитич безмерно уважал. Этот светский лев был прекрасным военачальником, настоящим солдатом, что так ценил Кмитич. Богуслав прошел всю нелегкую солдатскую школу — в юности служил в голландской армии, воевал против Испании, знал толк в оружии не хуже Кмитича, а может, даже и лучше… Хоругвь Богуслава Радзивилла славилась во всей Речи Посполитой как чуть ли не самая сильная во всем государстве, а жители его городов и крепостей были хорошо обучены военному делу.
В связи с переходом в реформаторство Богуслав прислал поздравительный лист Кмитичу с книгой отца-вдохновителя лютеран всей Литвы виленского пастора Самуэля Дамбровского «Пастилля». Эта книга была издана за счет оршанского старосты Петра Нонгарда, родственника Кмитича. Богуслав своим подарком очень польстил Кмитичу. Но Михал Радзивилл не одобрил смены конфессии, написав в письме, что Самуэль поступил как «дурны вар’ят». Кмитич не обиделся. Между ним и Михалом были не те отношения, чтобы обижаться из-за какого-то вар’ята или даже дурня.
Лишь усмехнулся, вспоминая, как он и Михал, сидя под дубом и читая книгу немецкого протестанта, давали клятву вместе перейти в протестантизм…
То был солнечный летний день 26-го тоня 1653 года, день, когда в далекой Москве царь осматривал свои войска. Михал был в гостях у Кмитичей в Орше, и оба друга мирно сидели, опершись спинами о 1'ору толстого раскидистого дуба на берегу Рши, куда Самуэль привел шестнадцатилетнего Михала, чтобы почитать немецкую книгу, написанную полвека назад французским протестантом. Самуэль читал главу про резню в Париже реформаторов в печально знаменитую Варфоломеевскую ночь, ночь на 24-е августа 1572 года. Михал еще не знал немецкого языка, лишь учил его, владея пока что итальянским и французским, но Кмитич неплохо разбирался в немецком и медленно читал, держа книгу в обеих руках, тут же переводя текст. Михал с интересом слушал, подперев щеку кулаком.
«Мирный договор от 8 августа 1570 года, положивший конец третьей религиозной войне во Франции между католиками и протестантами, однако, вызывал опасения, потому что наиболее непримиримые католики отказывались этот мир признавать, — читал Кмитич, то и дело говоря «м-м-м» перед сложными для него словами и оборотами, — семейство Гизов, возглавлявших наиболее радикальную католическую фракцию, добивалось недопущения присутствия гугенотского лидера, адмирала Гаспара Колиньи при дворе. Однако Екатерина Медичи со своим сыном Карлом IX всячески пытались охладить воинствующий настрой своих единоверцев».
— Странно, — прервал Михал своего друга, — а почему у нас такого не было? Мы же все как-то мирно уживаемся! Почему нужно было воевать только из-за того, что ты поешь псалмы не на латыни, а по-французски?
— Я бы тоже хотел об этом спросить тебя, католика.
— А ты что, уже и не католик?
— Завтра же перейду в кальвинизм.
— Да ты что?! — Михал аж вскочил. — Ты, верно, шутишь?
— Садись! — Кмитич, улыбнувшись, дернул своего юного приятеля за край ботфорта. — Ты лучше дослушай, что тут пишут дальше. Вот… — Самуэль вновь уткнулся в книгу. — Гугеноты имели хорошо вооруженную армию, щедрые ассигнования своих аристократов и контролировали укрепленные города Ла-Рошель, Коньяк и Монтобан. Чтобы закрепить мир между двумя противоборствующими сторонами, Екатерина Медичи запланировала на 18 августа 1572 года свадьбу своей дочери Маргариты Валуа с протестантским принцем Генрихом Наваррским, будущим королем Генрихом IV. Но ни римский папа, ни испанский король Филипп И, ни наиболее рьяные католики Франции не разделяли политику Екатерины. Грядущий брак послужил поводом к сбору в Париже большого количества именитых протестантов, которые приехали, чтобы сопровождать своего принца Генриха на брачной церемонии.
