Юлия Андреева - Святы и прокляты
– Вы знаете что-нибудь сеньор о принцессе Анне Комнине? – забросил еще один крючок Рудольфио. – Писавшей летописи? Если это правда… Там, где я родился, детей специально называют именем его знаменитого предка, чтобы передать новорожденному часть талантов и доблестей умершего.
– Девочку зовут Анна? – Его сиятельство поднял кустистые брови. – Что же, не объест нас эта пигалица надо думать… Надеюсь два наших гостя, которых ты привез до этого, не обидят ее. Во всяком случае, тебе придется остаться, и проследить, чтобы все четверо вели себя благоразумно и в конце концов выполнили то, зачем их сюда доставили… Казначей заплатит тебе за уже проделанное, но прежде чем стать моим личным телохранителем, тебе придется завершить начатое, а именно, днем и ночью следить за нашими гостями. Я не хочу, чтобы они сбежали, передрались, попытались изнасиловать детей или наложили на себя руки. Стены этого замка и без того помнят столько убийств… ступени и полы впитали в себя такое количество крови… В общем, я хочу, чтобы наши гости выполнили возложенное на них поручение и ты бы им в этом помог.
– Сеньор, я узнал тех двоих, которых привез в замок раньше, – Рудольфио переминался с ноги на ногу. – Это старые пьяницы: кривой трубадур, который не может играть на своем инструменте из-за того, что лишился правой руки, а денег на наем музыкантов у него отродясь не было, и пьяница знаменитый тем, что однажды пропил собственные портки, из-за чего не смог покинуть трактира, не будучи в концы опозоренным. Слышал, что в былые времена, он якобы служил оруженосцем императора Фридриха, но, скорее всего, это сказки. Я знал нескольких оруженосцев Фридриха, и ни на одного из них этот пропойца не похож.
– В твоей новой работе тебе поможет уже то, что ты лично знавал людей Гогенштауфена. Впрочем, не будем заставлять наших гостей ждать. – Спрут кивнул охраннику и, любезно улыбнувшись Рудольфио, жестом пригласил его присоединиться.
Они спустились по полутемной лестнице, освещенной лишь светом узкого окна, прошли по коридору, слушая эхо собственных шагов, и оказались возле дверей, охраняемых немедленно вскочившей и вытянувшийся во фрунт стражей.
Двери бесшумно распахнулись, и Рудольфио вслед за хозяином замка вошел в просторный, увешенный гобеленами зал, посередине которого возвышался длинный каменный стол. Около стола вразнобой стояло несколько кресел, в одном из которых сидел длинноволосый калека, другое – как раз напротив входа – облюбовал для себя человек, называющий себя оруженосцем короля. У окна на полу притулились испуганные брат с сестрой.
– Я приказал вас накормить? – Граф оглядел зал, и охранник поставил для него одно из кресел, после чего стряхнул с другого кресла оруженосца, отвесив тому легкий подзатыльник.
– Нас кормят как на убой, ваша милость, – ответствовал за всех оруженосец. – Однако мы теряемся в догадках: на кой черт? Да еще меня в такой спешке буквально стащили с жирной трактирщицы «Золотого сокола», где я…
– Я надеюсь, вас тоже пригласили к столу? – игнорируя вопросы, его сиятельство царственным жестом поманил к себе детей.
Те послушно подошли.
– Да, благодарим вас. Нас покормили, – ответил за обоих Константин.
– Ну и славно. А теперь к делу. Замок, где вы сейчас находитесь, называется «Грех» – грех, из которого вы можете выйти либо богатыми, либо мертвыми. Иными словами, я даю вам задание, выполнив которое, вы покинете меня с кошельками полными золота, либо, если откажетесь работать или попытаетесь сбежать – в холщовом мешке, в котором мы обычно вывозим отсюда трупы. Мне кажется, выбор очевиден. Что же до стражи… До сих пор у нас не было ни одного случая побега.
Теперь о том, что вам придется делать. Когда-то я имел честь служить и знать лично императора Фридриха II, чье славное имя в настоящее время усиленно пытаются втоптать в грязь…
При упоминании о покойном императоре старый оруженосец едва ли не подскочил на месте, а калека вцепился единственной рукой в свои давно не чесанные патлы. Константин застыл, открыв рот, а Анна засияла точно хорошо начищенный щит.
– Об императоре Фридрихе говорят, как о порождении самой тьмы, сыне дьявола. Его отлучали от церкви, называли трусом, не ценящим благородное искусство боя, но Фридрих Гогенштауфен никогда не был таковым, как о нем теперь принято рассказывать. В общем, я собрал в этом зале бывшего и, полагаю, самого первого, оруженосца императора – Вольфганга Франца. Да, оруженосец знал его еще королем Сицилии… И трубадура Вальтера фон дер Фогельвейде – сына другого Вальтера фон дер Фогельвейде – писавшего в былые времена песни во славу Фридриха… Я так понимаю, вы, трубадур, тот самый мальчик, которого я неоднократно видел вместе с менестрелем Фогельвейде, сопровождающим армию крестоносцев в 1228 году до Тироля? После чего вы с отцом вернулись в пожалованное вам Фридрихом имение, что недалеко от Вюрцбурга…
– Если быть точным, отец вернулся туда один, а я остался с крестоносцами, чтобы петь им и запоминать все, что покажется мне достойным пера. Отец хотел покоя в подаренном ему лене. Я же решил, что в Святой земле просто необходим Вальтер фон дер Фогельвейде. И кому какая разница, будет это отец или сын?
Гансало Манупелло благодарно кивнул трубадуру и продолжил:
– Хотелось, конечно, привезти швабского летописца сеньора Бурхарда фон Уршперга, так же лично знакомого с императором и имеющего опыт подобной работы, но… к величайшему сожалению, наш слуга сумел доставить сюда только его детей. Впрочем… как мне доложили, оба они смогут терпеливо записывать за вами, господа, все, что вы посчитаете нужным поведать.
Кроме того, у меня хранится несколько списков с документов и писем, которые я с удовольствием предоставлю вам. Мне интересно, чтобы вы рассказали о Фридрихе все, что о нем знаете, по порядку, начиная с его благородных родителей, и так, постепенно год за годом… Не исключаю также, что в этой истории появятся пробелы, так как находиться рядом с сильными мира сего и знать об их планах – не одно и то же. Но, я уже сказал, что буду способствовать вашему труду по мере своих скромных возможностей. Не пытайтесь угадать мои желания и вкус, обелить или очернить того или иного участника далеких событий, пишите как есть, как знаете, а я учту вашу откровенность.
Константин и Анна фон Уршперг будут записывать все, что пожелаете рассказать вы оба, после чего историю следует как бы облагородить, – он выразительно посмотрел в сторону трубадура. – Я лично каждодневно буду прочитывать ваш труд и удалять или просить переписать неудачные места, – он слабо улыбнулся. – Я не спрашиваю, господа, хотите ли вы заниматься этим великим делом, умеете ли писать летописи… Кстати, выгляните на досуге в окно – сухой ров, с такой высоты можно костей не собрать… М-да…
– Да, чуть не забыл, – он лениво поднялся, улыбаясь каким-то своим мыслям. – Если мне доложат, что вместо работы вы тут лодыря гоняете, если я увижу, что летопись не двигается, вас перестанут кормить. Вы, безусловно, можете ругать меня последними словами, но мой вам совет: если желаете пользоваться моим гостеприимством, то приступайте к работе.
Счастливо оставаться, господа, и не вздумайте обижать этих славных детей! Вряд ли без них вам удастся записать свои воспоминания…
Глава 5. Летопись
– С чего начать?.. Вот ведь незадача, все умные слова подевались куда-то, – Вальтер фон дер Фогельвейде взъерошил свои темные, висящие сосульками волосы, удивленно переводя взгляд с Анны на Константина, словно видел их впервые. – Я был юн и неопытен, когда отец приказал мне служить дьяволу.
При упоминании имени нечистого Анна вскочила с места, но Вальтер удержал ее за длинный рукав. Константин застыл с открытым ртом, словно превратился в соляной столб.
– Дьяволом прозвали нашего господина, да. Как его только не честили, как не оскорбляли! И его милость, и его матушку – незабвенную королеву Констанцию[13]. А все отчего, я вас спрашиваю? Говорят же: не быть дыму без огня… А вот оттого, что покойница зачала Фридриха, когда ей было за сорок. И все время, пока она ходила с пузом, только ленивый над ней не потешался. Смеялись: мол, подушку под платьем носит. Что никакого наследника в таком возрасте родить невозможно. Как будто бы крестьянки поздно не рожают! Но то крестьянки – материя грубая. А чтобы благородная донна? Чтобы королева? Такого, мол, еще не бывало.
– Но ведь супруга Авраама Сара родила, будучи старухой? – перебила рассказчика Анна.
– Сара не была королевой, – немедленно парировал оруженосец. – Понятное дело, королеве обидно такое слышать. Она исполняет свой долг перед мужем, перед державой. Да нет, не то чтобы обидно – плевала она с высокой башни на то, что о ней говорят на рыбном рынке. А только народ подозрительное пузо видит и знай судачит, что, мол, бездетные король с королевой великий обман удумали: как срок этой облыжной беременности выйдет, так через тайный ход принесут доверенные слуги здоровенького младенчика, и его тут же нарекут наследным принцем.
