Бернард Корнуэлл - Враг Шарпа
Фредриксона не сильно волновала рота французских вольтижеров: он и его люди сражались с ними всю жизнь. Оставив лейтенантов отражать атаку, он прошел к пушке, направленной на север, и вытащил гвоздь из запального отверстия. Заметив возле колеса блокнот, он поднял его, стер грязь с первой страницы и вгляделся в рисунок, изображающий арку двери.
– Капитан? – из-за угла башни появился фузилер, его байонет упирался в спину адъютанта. Француз был в ужасе: когда вокруг начали свистеть пули, он нырнул за бруствер, а через минуту весь холм уже был заполнен британцами. Теперь он стоял перед человеком самого злодейского вида. Одного глаза у него не было, пустая глазница темнела рубцом, передние зубы отсутствовали, и улыбка выглядела совершенно волчьей.
– Ваше? – спросил Фредриксон, протягивая ему блокнот.
– Oui, monsieur.[113]
Ужасного вида стрелок взглянул на рисунок, снова перевел взгляд на адъютанта и произнес по-французски:
– Вы бывали в Леса-ду-Балью?[114]
– Нет, месье.
– Там есть похожая арка, вам бы понравилось. И чудесные стрельчатые окна в верхней галерее. Хотя в нижней, по-моему, тоже. Церковь построили тамплиеры, возможно, отсюда и иностранные элементы, – впрочем, Фредриксон напрасно сотрясал воздух: адъютант упал в обморок.
Фузилер ухмыльнулся:
– Прикончить его, сэр?
– Боже милостивый, нет! – страдальчески воскликнул Фредриксон. – Я хочу иметь возможность с ним поговорить!
С верхушки башни ударили винтовки, внесшие в ряды уланов некоторое смятение. Полковник выругался, скривился и схватился за бедро: там проступила кровь. Потом он увидел, что происходит на холме, и снова выругался.
Преследуемые британцами вольтижеры спешно спускались, в терновнике трещали винтовочные выстрелы. Капитан вольтижеров заметил, что к стрелкам присоединились новые части, в красных мундирах и с байонетами наперевес.
– Отходим! Назад!
Дюбретон повернул коня и поскакал к селению. Они сделали все так, как хотел Шарп, все до последней мелочи! Сыграли ему на руку, и теперь вынуждены сделать следующий запланированный им шаг: просить перемирия, чтобы вынести раненых. Шарпу нужно выиграть время, и они преподнесут ему это время на тарелочке!
– Полковник! – крикнул генерал. За его спиной адъютант уже наматывал на саблю одну из белых салфеток, найденных в гостинице.
– Да, сэр, я все видел.
Адъютант печально развернул салфетку, и Дюбретон увидел винные пятна, оставшиеся от вчерашнего застолья. Казалось, это было так давно. Сегодня гости, сидевшие вместе с ним за ужином, обильно полили траву французской кровью. В следующий раз побить их будет не так легко. Дюбретон повернулся, пришпорил коня и направился к замку между шеренгами второго батальона. Адъютант последовал за ним.
Стрельба у Господних Врат прекратилась, ветерок унес пороховой дым на восток, а Шарп медленно вышел на луг, усеянный мертвыми телами, чтобы встретить противника лицом к лицу.
Глава 21
– Майор Шарп.
– Сэр, – отсалютовал Шарп.
– Я должен был догадаться, не правда ли? – Дюбретон чуть подался вперед. – Что, сэр Огастес ночью скончался?
– У него нашлись срочные дела в другом месте.
Дюбретон вздохнул, поднял голову и обвел взглядом раненых.
– В следующий раз у вас так легко не выйдет, майор.
– Не выйдет.
Французский полковник криво усмехнулся.
– Не стоит, наверное, убеждать вас, что все это бесполезно? – голос его стал более официальным. – Мы хотели бы забрать наших раненых.
– Пожалуйста.
– Могу я поинтересоваться, зачем вы обстреливали солдат, которых мы посылали именно для этого?
– Мы кого-то задели?
– Тем не менее, я обязан выразить протест.
Шарп кивнул:
– Это ваше право, сэр.
Дюбретон снова вздохнул.
– Я уполномочен предложить вам перемирие на срок, достаточный для того, чтобы очистить поле боя, – он взглянул через голову Шарпа и нахмурился, увидев, что фузилеры раскапывают одну из вчерашних могил.
– Нет, полковник, – покачал головой Шарп: французы могут привезти сюда пушки и убрать раненых за полчаса. – Перемирие должно продлиться минимум до полудня.
Дюбретон поглядел через плечо: раненые молили о помощи; они знали, зачем он приехал. Некоторые, не в состоянии идти, ползли в его сторону на руках, остальные лежали в лужах собственной крови и стонали. Кто-то молчал, понимая, что к нормальной жизни уже не вернуться: их участь – доживать во Франции калекой. Большинство тех, кто сможет снова встать в строй, уже ковыляли по дороге к селению. Полковник снова перевел взгляд на Шарпа.
– Я должен официально заявить, что перемирие продлится только до того момента, как мы заберем наших людей.
– В таком случае, я столь же официально предупреждаю, что вы можете послать для оказания помощи не более десяти человек. По остальным будет открыт огонь, мои стрелки получат приказ стрелять на поражение.
Дюбретон кивнул: и он, и сам Шарп изначально понимали, как будут проходить переговоры.
– До одиннадцати, майор?
Шарп заколебался, потом кивнул.
– До одиннадцати, сэр.
Полковник выдавил из себя улыбку.
– Спасибо, майор, – он кивнул в сторону селения. – Уже можно?
– Пожалуйста.
Дюбретон отчаянно замахал рукой, и из-за шеренг ожидающего батальона выбежали люди с носилками в руках. Ряды в паре мест смешались, и на дороге появились две французские санитарные повозки, небольшие крытые фургоны, оборудованные для перевозки раненых, бывшие для британцев в новинку. Ампутацию переживало бы гораздо больше людей, будь их конечности отняты в течение минут после получения раны, поэтому французы и разработали санитарные повозки, чтобы доставлять раненых прямо на стол хирурга. Шарп с интересом взглянул на Дюбретона:
– Быстро реагируете, учитывая то, что вы не собирались драться.
Дюбретон пожал плечами:
– Вечером в них привезли вино и еду, майор, – Шарпу не хотелось вспоминать об этом: в их последнюю встречу Дюбретон вручил ему подарок, а теперь они были противниками. Полковник еще раз взглянул на саперов, разрывающих свежую могилу. – Надеюсь, майор, вы не собираетесь делать никаких военных приготовлений во время перемирия?
Шарп кивнул:
– Разумеется.
– Значит, это не оборонительная траншея?
– Это могила, сэр. Мы тоже потеряли людей, – ложь легко сорвалась с языка: погибло трое фузилеров, восемь были ранены, но могилу расширяли вовсе не для них.
Шарп повернулся к замку, махнул рукой, как раньше это сделал Дюбретон, и часовые у ворот отпустили французского капитана верхом на его нервном коне. Тот порысил к полковнику, в ужасе косясь на место гибели своего батальона. За его спиной фузилеры снова вкатили в арку телегу, закрывая проход.
