Фредерик Марриет - Приключения Виоле в Калифорнии и Техасе
Я не интересовался историческими романами мормонов, ни фантастическими планами будущей грандиозной империи; союз с мормонами занимал меня только как одно из средств избавления близких моему сердцу племен от участи, постигшей их единоплеменников, вытесненных и доведенных до гибели белыми.
Я не считаю возможным излагать подробно мои переговоры с Джоэ Смитом; опубликование их могло бы повредить моим планам. Скажу только, что пророк принял меня очень любезно и подтвердил предложения, сделанные мне его агентами у команчей. Но когда я пожелал лично удостовериться, исполнят ли мормоны обещание своего вождя, то убедился, к своему сожалению, что вопрос этот еще далеко не решен и о практических действиях пока не может быть и речи. Пророк уверял меня, что фоксы, осаги, виннебеги и сиуксы готовы действовать по первому его сигналу, но, побывав фоксов, я узнал, что условием этих действий они ставят исполнение некоторых требований, которых мормоны еще не могут или не хотят исполнить.
ГЛАВА XXXV
Сообщив о событиях, которых я был свидетелем или участником в Калифорнии или Техасе, я, прежде чем расстаться с читателем, скажу несколько слов о природе этих мало известных областей.
Вдоль берегов Тихого океана, между 42° и 34° северной широты, климат замечательно ровный, и вся разница между зимою и летом заключается в том, что ночи зимою несколько холоднее. Поразительна чистота атмосферы в этих областях: летом, несмотря на жары, сырое, не копченое и не соленое мясо сохраняется по целым месяцам, не портясь.
Страна хорошо орошена: озера глубоки и прозрачны, реки и потоки бегут по каменистому руслу, чисты и полноводны. Поверхность прибрежной полосы отличается разнообразием, дальше внутрь страны начинаются степи, однообразие которых нарушается «островами» прекрасного леса и иногда отдельными горными вершинами.
Горы изобилуют медью; в земле шошонов русла рек содержат много золотого песка; а в стране аррапагов имеются, вероятно, богатейшие в мире залежи серебра.
Территория шошонов недавнего происхождения: многие признаки показывают, что она выдвинулась из моря действием вулканических сил. Эти подземные силы прекратили свою работу, вероятно, не более, а может быть, и менее, двух веков тому назад; они превращали прерии в горы, заставляли горы и леса оседать на дно моря; о них напоминают озера с прозрачной водою, слегка отзывающей серой, по берегам которых попадаются в песке и среди прибрежных галек драгоценные камни: топазы, сапфиры, огромные аметисты, изумруды и опалы.
Большая часть страны представляет прерию, заросшую различными злаками и клевером; там и сям на ней попадаются заросли диких слив, орешника и особой породы карликового дуба, не более пяти футов высотой, но с массой сладких желудей. Мириады птиц оглашают эти заросли своим пением и щебетанием.
Леса, сосредоточенные главным образом в речных долинах, состоят из магнолий, кленов, ясеней, красного дуба и мамонтовых деревьев. На сухих холмах и песчаных пустынях разрастается кактус опунция.
Реки изобилуют рыбой самых разнообразных пород, каковы: окунь, форель, карп, лосось и белая кошка-рыба, достигающая почти саженной величины; в них водятся также во множестве черепахи и разные породы раков и креветок.
Бесчисленное множество птиц, большинство которых мне неизвестны даже по именам, оживляют степи, леса и воды.
Четвероногие также разнообразны. Из степных животных назову прежде всего диких лошадей или мустангов, которые пасутся по прерии табунами в сотни и тысячи голов. Лучшие по силе, быстроте и красоте встречаются в Калифорнии, Соноре и Западном Техасе. Они были привезены испанцами из Андалузии, почти тотчас же после завоевания Гренады. Епископ Леона своими молитвами «изгнал дьявола из их тел»: по этой ли или по другим причинам, они чрезвычайно размножились в степях новой родины.
Царь степи, буйвол, слишком часто описывался, чтобы останавливаться на нем. Затем упомяну о дикой козе, антилопах, олене, лосе, сурках и кроликах.
Из хищных животных здесь водится красная пантера или пума, называемая также кугуаром и американским львом. Она очень изменчива по величине и силе, в зависимости от местообитания. В Миссури и Арканзасе пума нападает только на домашнюю птицу и поросят и бежит от собак, лошадей, коров, даже от коз. В Луизиане и Техасе она бежит от человека, но нападает на собак, лошадей, коров, при случае готова схватиться даже с диким буйволом. В Соноре и Калифорнии она еще крупнее и смелее; никогда не обращается в бегство даже от серого медведя или целой партии торговцев; хотя редко нападает на человека.
Расскажу здесь о приключении с пумой. Это было во время моего пребывания у команчей. В их деревню прибыл один мексиканский священник, хорошо знакомый индейцам, среди которых долго жил в качестве миссионера. Команчи приняли его радушно, снабдили свежим мулом и новыми одеялами и отрядили нескольких воинов проводить его к узко, которых он хотел посетить.
Этот падре был интересный человек, отрешившийся от предрассудков своей касты, хорошо знакомый с нравами индейцев и искренне полюбивший этих «детей природы». Он так понравился мне, что я предложил взять на себя начальство над сопровождавшим его отрядом. Предложение было принято, мы запаслись палаткой, провизией и отправились.
Ничего замечательного не случилось, пока мы не достигли большого ущелья, о котором я уже говорил выше. Так как к этому времени провизия истощилась, то мы решили пополнить ее запас: разбили палатку на краю ущелья и посвятили день охоте.
Мы убили несколько штук разной дичи и, чтобы обезопасить мясо от волков, бродивших по степи, подвесили его к перекладинам внутри палатки. Последняя имела сорок футов в длину и семь в ширину; у обоих концов были разложены костры; я и старик-индеец взялись поддерживать огонь, пока не взойдет луна.
Устроив это, мы разостлали буйволовые шкуры, положили в изголовье седла, и так как день выдался утомительный, то вскоре все заснули. Отбыв свою очередь, я тоже завернулся в одеяло и последовал примеру товарищей.
Меня разбудил какой-то шорох с наружной стороны палатки. Старик-индеец спал, оба костра угасли, но луна взошла, и было светло; опасное время миновало. Я завернулся поплотнее в одеяло и снова заснул.
Немного погодя я снова проснулся, чувствуя какую-то тяжесть на груди. Я открыл глаза и едва удержался от крика, увидев, что тяжесть, нарушившая мой сон, была ни более ни менее как задняя лапа огромного пумы. Он стоял, подняв голову, задом ко мне, и, по-видимому, с жадностью смотрел на переднюю часть козы, подвешенную на перекладине.
