Александр Дюма - Королева Марго
— Вот теперь, ваше величество, — обратился к Генриху флорентиец, — вы можете делать все что угодно.
Шарлота протянула Генриху руку для поцелуя, затем уселась вполоборота, приготовляясь слушать, что станет говорить Рене, а король Наваррский занял свое место, глубоко убежденный, что в душе парфюмера происходит нечто необычайное.
— Итак? — спросила Шарлотта.
Флорентиец, видимо, собрал всю свою решимость и повернулся к Генриху.
Глава 4
ГОСУДАРЬ, ВЫ СТАНЕТЕ КОРОЛЕМ
— Государь, — обратился к Генриху Рене, — я пришел поговорить с вами о том, что меня давно интересует.
— О духах? — улыбаясь, спросил Генрих.
— Да, государь, пожалуй… о духах! — ответил Рене, сделав какой-то странный знак согласия.
— Говорите, я слушаю: этот предмет всегда казался мне весьма увлекательным.
Рене взглянул на Генриха, пытаясь, что бы тот ни говорил, прочитать его непроницаемые мысли, но, увидав, что это дело совершенно безнадежное, продолжал:
— Государь, один мой друг должен на днях приехать из Флоренции: он усиленно занимается астрологией…
— Да, — прервал его Генрих. — я знаю, что это страсть всех флорентийцев.
— В содружестве с крупнейшими учеными всего мира он составил гороскопы самых именитых дворян Европы.
— Ах, вот оно что! — сказал Генрих.
— А так как род Бурбонов является знатнейшим из знатных, ибо ведет свое начало от графа Клермона, пятого сына Людовика Святого, то вы, ваше величество, можете быть уверены, что он составил и ваш гороскоп.
Генрих стал слушать парфюмера еще внимательнее.
— А вы помните этот гороскоп? — осведомился король Наваррский, пытаясь равнодушно улыбнуться.
— О! — кивнув головой, произнес Рене, — такие гороскопы, как ваш, не забывают.
— В самом деле? — иронически пожав плечами, сказал Генрих.
— Да, государь, ибо гороскоп утверждает, что вас ждет самая блестящая судьба.
Глаза молодого короля невольно сверкнули молнией, тотчас погасшей в облаке равнодушия.
— Все эти итальянские оракулы — льстецы, — возразил Генрих. — а льстец и обманщик — родные братья. Разве один из них не предсказал мне, что я буду командовать войсками? Это я-то!
И Генрих расхохотался. Но наблюдатель, менее занятый своими мыслями, нежели Рене, почувствовал и понял бы, что это смех деланный.
— Государь, — холодно сказал Рене, — гороскоп предвещает нечто большее.
— Он предвещает, что во главе одного из этих войск я одержу победу?
— Больше того, государь!
— Ну, тогда я стану завоевателем, вот увидите, — сказал Генрих.
— Государь, вы станете королем.
— Да я и так король, — заметил Генрих, пытаясь успокоить неистово забившееся сердце.
— Государь, мой друг знает, что говорит: вы не только будете королем, вы будете царствовать.
— Понимаю, — тем же насмешливым тоном продолжал Генрих, — вашему другу нужны пять экю — ведь правда, Рене? Такое пророчество, особливо в наше время, сильно действует на людей честолюбивых. Слушайте, Рене, я не богат, и потому сейчас я дам вашему другу пять экю, а еще пять экю я дам ему, когда пророчество сбудется.
— Государь, не забывайте, что вы заключили договор с Дариолой, — заметила г-жа де Сов, — не давайте же слишком много обещаний.
— Сударыня, я надеюсь, что, когда это время настанет, ко мне будут относиться, как к королю; следовательно, если я сдержу хотя бы половину своих обещаний, все будут очень довольны.
— Государь, — сказал Рене. — я продолжаю.
— Как, еще не все? — воскликнул Генрих. — Ну хорошо, если я стану императором, я заплачу вдвое больше.
— Государь, мой друг везет с собою из Флоренции ваш гороскоп; когда-то, будучи в Париже, он составил и другой гороскоп, и оба показали одно и то же. А кроме того, мой друг доверил мне одну тайну.
— Тайну, важную для его величества? — оживленно спросила г-жа де Сов.
— Думаю, что да, — ответил флорентиец.
«Он подыскивает слова, — подумал Генрих, не приходя Рене на помощь. — Трудненько же ему, сдается мне, выложить то, что у него на душе».
— Так говорите же, в чем дело! — сказала г-жа де Сов.
— Дело вот в чем, — начал флорентиец, взвешивая каждое слово, — дело в тех слухах о разных отравлениях, которые недавно ходили при дворе.
Ноздри короля Наваррского чуть-чуть расширились, и это был единственный признак, что его внимание к разговору, принявшему неожиданный оборот, удвоилось.
— А ваш флорентийский друг кое-что знает об этих отравлениях? — спросил Генрих.
— Да, государь.
— Как же так, Рене? Вы доверяете мне чужую тайну, да еще такую страшную? — спросил Генрих, стараясь говорить как можно более естественным тоном.
— Этому другу нужен совет вашего величества.
— Мой?
— Что ж тут удивительного, государь? Вспомните старого солдата, участника сражения при Акциуме; у него был судебный процесс, и он просил совета у императора Августа.
— Август был адвокатом, Рене, а я не адвокат.
— Государь, когда мой друг доверил мне эту тайну, вы, ваше величество, еще принадлежали к протестантской партии, вы были первым ее вождем, а вторым — принц Конде.
— Что же дальше? — спросил Генрих.
— Мой друг надеялся, что вы воспользуетесь вашим всемогущим влиянием на принца Конде и попросите его не помнить зла.
— Объясните, в чем дело. Рене, если хотите, чтобы я вас понял, — не меняя ни тона, ни выражения лица, сказал Генрих.
— Ваше величество, вы поймете меня с первого слова: мой друг знает во всех подробностях, как пытались отравить его высочество принца Конде.
— А разве принца Конде пытались отравить? — спросил Генрих с прекрасно разыгранным изумлением. — В самом деле?.. Когда же?
Рене пристально посмотрел на короля.
— Неделю тому назад, государь, — коротко ответил он.
— Какой-нибудь враг? — спросил король.
— Да, — отвечал Рене, — враг, которого знаете вы, ваше высочество, и который знает вас.
— Да, да, мне кажется, я что-то слышал, — сказал Генрих, — но я не знаю никаких подробностей, которые друг ваш собирается мне рассказать; расскажите вы.
— Хорошо! Принцу Конде кто-то прислал душистое яблоко, но, к счастью, в то время, когда яблоко принесли, у принца был его врач. Он взял у посланца яблоко и понюхал, чтобы узнать его запах и его доброкачественность. Через два дня на лице у врача появилась гангренозная язва с кровоизлиянием, которая разъела ему все лицо, — так поплатился он за свою преданность или за свою неосторожность.
