Александр Кердан - Невольники чести
Посему первейший директор, скрепя сердце, наложил отказную резолюцию и взял в руки очередной документ.
Прочитав несколько строк оного, брезгливо поморщился — доносов Михайло Матвеевич не любил, хотя и понимал их неизбежность в этом далеком от совершенства мире. Вот почему, следуя привычке доводить начатое дело до конца, он дочитал кляузу до последней точки. С минуту подумав, перечел еще раз.
Некий приказчик нижнекамчатской конторы Плотников, если судить по стилю и орфографии, человек грамотный и неглупый, сообщал главному правлению, что его непосредственный начальник — комиссионер Кирилла Тимофеевич Хлебников — вот уже много лет занимается хищением компанейского добра, приписками и подлогами в отчетных документах, перепродажей векселей компании сомнительным негоциантам и иностранным подданным. В подтверждение своих слов приказчик приложил к доносу несколько страниц из отчетного копейбуха, на которых подчистки были явно видны, а внизу стояла подпись Хлебникова. Также были представлены вексель компании и расписка капитана бостонской шхуны «Юникорн» Генри Барбера о его покупке.
«Уж не тот ли Барбер, о коем правитель Баранов упоминал как о первом зачинщике ситхинской резни и работорговце? Торговать с таким отъявленным разбойником — значит, предавать интересы компании, о коих акционеры пекутся, посылая прошение своему императору… — Булдакову все еще не хотелось верить в виновность своего камчатского представителя: уж больно хорошо отзывались о Хлебникове все, кому довелось побывать на полуострове. К слову, и сам посланник Резанов характеризовал Кириллу Тимофеевича как человека тихого, исполнительного, но предельно честного. — Не мог же Николай Петрович так ошибиться!.. Хотя почему бы и нет? Есть ведь даже пословица: в тихом омуте все черти водятся! Неужели настали времена, когда никому-никому нельзя довериться?»
Недовольный собственными умозаключениями, Булдаков отложил донос Плотникова, встал из-за стола, прошелся к окну и обратно. Снова уселся за стол. На душе по-прежнему кошки скребли. Не любил Михайло Матвеевич разувериваться в людях, с коими не один год проработал! Чтобы как-то успокоить сердце, первейший директор взял письмо Резанова. Общение с Николаем Петровичем, к которому Булдаков относился, как к старшему брату, всегда доставляло Михайле Матвеевичу радость и помогало находить ответы на многие вопросы. Эта духовная близость не исчезла и теперь, когда Резанов и Булдаков были разделены тысячами верст и годами разлуки. Распечатывая иркутское послание Резанова, Михайло Матвеевич надеялся, что оно поможет ему отыскать справедливое решение судьбы камчатского комиссионера, некогда так понравившегося Резанову, а теперь обвиняемого в предательстве и казнокрадстве.
Первые же строки дружеского письма задели Булдакова за сердце.
«Наконец я в Иркутске! — писал Резанов. — Лишь увидел город сей, то и залился слезами… Сегодня день свадьбы моей, живо смотрю я на картину прежнего счастья моего, смотрю на все и горько плачу. Ты прольешь также слезу здесь… Что делать, друг мой, пролей ее, отдай приятную эту дань ей; она тебя любила искренне, ты ее также… Я увижу ее прежде тебя, скажу ей… Силы мои меня оставляют. Я день ото дня все хуже и слабее. Не знаю, смогу ли дотащиться до вас. Разочтусь с собою и со временем, и буде нет, но не могу умирать на дороге и возьму лучше здесь место, в Знаменском, близ отца ее…» — при прочтении этих строк слезы выступили на глазах Булдакова. Он живо представил все, о чем писал его друг. И пышную свадьбу Анны Григорьевны с Резановым в далеком январе 1794 года, и тестя — Григория Ивановича, год спустя после этого события похороненного на кладбище Знаменского монастыря в Иркутске. И еще предстал перед мысленным взором Михайлы Матвеевича сам камергер — больной, измученный и дорогой, и наветами бывших попутчиков, лишенный покровительства и милости сильных мира сего, несмотря на все жертвы, принесенные им на алтарь…
Словно в подтверждение своих мыслей, прочел первейший директор в письме Николая Петровича сетования на то, что даже всегда благоволивший ему граф Румянцев нынче в неудовольствии. «Я был огорчен до крайности… но умру с тем, что писал правду, когда между тем потерпел так, что ранее в гроб иду, и так думаю, что надобно видеть разницу между доброю и дурною нравственностью…»
«Это Николай Петрович, очевидно, о своих трениях с Крузенштерном вспомнил», — догадался Булдаков. Действительно, все участники вояжа, вернувшиеся в Санкт-Петербург, получили награды, осыпаны милостями. Все, кроме Резанова… Верно подмечено: у победы много родителей, пораженье же — всегда сирота… Уж кто-кто, а новоявленные «победители» попытались всю деятельность посланника во время плавания представить в столице в черном свете… «Слава Богу, Николай Петрович из своего далека не может видеть всего того, что творится вокруг его имени здесь, на берегах Невы…»
Кстати, вспомнилось Булдакову недавнее заседание главного правления компании, на коем присутствовали известные странствующему камергеру люди… Были здесь тогда и упомянутый граф Николай Петрович Румянцев, в недалеком прошлом — министр коммерции, а теперь получивший должность министра иностранных дел, и отставной министр юстиции, покровитель Резанова — поэт Гаврила Романович Державин, еще несколько лет назад написавший о своем протеже: «Резанов Гаму заменит…» По традиции присутствовал на заседании Николай Семенович Мордвинов, еще вчера морской министр и рачитель первого кругосветного вояжа россиян, а ныне — сенатор, член Комитета министров, передавший морское ведомство бездарному выскочке и англоману адмиралу Чичагову. Рядом с Мордвиновым важно восседал другой адмирал — Гаврила Андреевич Сарычев, еще в середине прошлого века исследовавший острова в Тихом океане в составе экспедиции Биллингса и составивший наиболее полную карту тех вод и земель, коей по сей день пользуются российские и иноземные мореходы. Напротив морских чинов расположились: один из директоров компании, племянник ее основателя Иван Петрович Шелехов, и правитель компанейской канцелярии коллежский асессор Иван Осипович Зеленский — человек небольшого роста и невзрачной на первый взгляд наружности, но далеко не простой, знающий все тайные механизмы управления компанией.
Словом, живая история Российско-Американской компании собралась за одним столом в доме у Синего моста. Среди виднейших акционеров недоставало токмо Евстратия Ивановича Деларова — директора компании и первопроходца Кадьяка и Уналашки. Он несколько месяцев назад преставился после тяжелой болезни, полученной им на тихоокеанских островах. Отсутствовала и Наталья Алексеевна Шелехова — теща Булдакова и Резанова. Она, будучи уже в солидных летах, последнее время отошла от компанейских дел и больше занималась внуками: Петром и Ольгой — детьми своего путешествующего зятя.
