Тим Северин - Последний Конунг
Я пошел сменить воду в миске, в которой смачивал полотенце и прикладывал к ее лбу, а когда вернулся, она уже не дышала. Она лежала спокойно и тихо, точно лист, дрожавший на ветру, а потом оторвавшийся от ветки и беззвучно павший вниз, чтобы успокоиться, уже мертвым, на земле.
Мы с Фолькмаром похоронили ее в мелкой могиле, вырытой в каменистой земле. Полдюжины наших соседей пришли к нам. Это были не более чем ходячие скелеты, одежда болталась на них, и они стояли молча, а я встал на колени и положил рядом с ее телом в простом домотканом платье несколько вещей, которыми Руна особенно дорожила при жизни. То были ножницы, маленький ларец, в котором она хранила свои украшения, и ее любимая вышитая лента, которой она повязывала свои золотисто-каштановые волосы. Посмотрев на лица участников похорон и на убитых горем близнецов, я ощутил себя совершенно осиротевшим, и слезы потекли по моим щекам.
Фолькмар утешил меня на свой земной крестьянский лад.
– Она никогда не надеялась получить столько счастья, сколько ты и дети дали ей в эти последние годы, – сказал он. – Кабы она могла говорить, то сама сказала бы тебе это.
После чего он с торжественным видом принялся забрасывать тело землей и галькой.
На следующей неделе Фолькмар заговорил о решении, которое они с его женой приняли, когда еще стояли у могилы Руны.
– Мы позаботимся о близнецах, – сказал он. – Мы будем обращаться с ними как с нашими детьми, пока ты не найдешь для них чего-то лучшего.
– Лучшего? – откликнулся я. Я был настолько убит горем, что не мог даже подумать о каких-либо действиях.
– Да, лучшего. Тебе следует вернуться ко двору Харальда, где у тебя есть влияние и где ты пользуешься уважением. Там ты сможешь сделать для близнецов куда больше, чем все, что можно придумать здесь. Придет время, и ты, может статься, сумеешь пристроить их на службу к конунгу, или, пожалуй, их усыновит какая-нибудь богатая и могущественная семья.
Вера Фолькмара в мои возможности глубоко тронула меня, хотя я сомневался, что смогу выполнить хоть что-нибудь из того, на что он надеялся. Но он и его жена были так настойчивы, что я не смог разочаровать их, и когда погода установилась, я взял близнецов на долгую и печальную прогулку по лесу, пока мы не вышли на сырую поляну, окруженную темными соснами. Там под звон капели, падающей с веток, я рассказал своим детям то о своей жизни, чего они никогда прежде не слышали. Я описал, как был брошен младенцем и выращен добрыми чужими людьми и как проложил себе путь в этом мире. Они были умны, мои подростки, быстро поняли, у чему я клоню, и спокойно смотрели на меня. Оба они унаследовали светло-карие глаза Руны, а также ее манеру терпеливо ждать, когда я доберусь до вывода из своих коротких речей. Пытаясь найти нужные слова, я подумал, как, должно быть, им странно, что их отцом стал человек, настолько старый, что годится им в деды. Эта большая разница в возрасте была одной из причин, почему я чувствовал, что почти не знаю их, и задавался вопросом – что они на самом деле думают обо мне. Мать была между нами связующим звеном, и снова горечь потери охватила меня.
– Вы оба – и я тоже – должны понять, как жить теперь, когда вашей матери не стало, – закончил я, запинаясь, стараясь, чтобы голос у меня не дрогнул и не выдал моего горя, – так что завтра я отправляюсь к конунгу просить у него помощи. Я пришлю за вами, как только станет ясным наше будущее.
Таковы были последние слова, сказанные мною моим детям.
Прибыл я в новую столицу Харальда – Тронхейм – как раз вовремя, к тому собранию совета, что было наиважнейшим за все правление Харальда. Потрепанное морем купеческое судно принесло в Тронхейм весть из Лондона. В пятый день января король Англии Эдуард – по-нашему Эадвард – умер, не оставив прямого наследника мужеского пола. Английское королевство пребывало в смятении. Английский совет старейшин избрал человека наиболее могущественного из своего числа на пустующий трон, но тот не был королевской крови, и это вызвало слишком много разногласий. На трон притязали и другие, главным среди которых был герцог Нормандии, а также брат недавно назначенного короля, который считал, что им пренебрегли.
– У меня столько же прав, сколько и у всех прочих, – заявил Харальд напрямик, когда его совет собрался на срочное заседание, чтобы обсудить это положение. Из уважения к моим сединам и долгой службе королю меня попросили присутствовать на совете. – Сыном и наследником Кнута английское королевство было обещано моему племяннику Магнусу. По смерти Магнуса его права перешли ко мне как к его соправителю.
Воцарилось молчание. Здесь, среди нас, были те, кто втайне думал о том, что датский Свейн Эстридсон имеет равные или даже большие права, будучи племянником великого Кнута.
– Я намерен добиться того, что принадлежит мне по праву, – продолжал Харальд, – как я сделал с норвежским троном.
Молчание усугубилось. Все мы понимали, что единственный способ, каковым Харальд может добиться своего права, – это силой оружия. Он говорит о начале большой войны.
– Кто теперь занимает английский трон? – осторожно осведомился кто-то. Вопрошающий понимал, что это даст Харальду возможность открыть нам, что же он задумал.
– Гарольд Годвинсон, – сказал Харальд. – Он утверждает, что Эдуард назвал его своим наследником, когда лежал на смертном ложе. Но доказательств нет.
– Очевидно, тот самый Гарольд, какой разбил объединенное войско валлийцев и ирландцев в прошлом году, – заметил один из полководцев Харальда, старый воин, имевший семейные связи среди норвежцев в Дублине. – Это способный воеводитель. Любой поход против него, чтобы он был успешен, нужно тщательно продумать.
– Откладывать не будем, – заявил Харальд. – С каждым месяцем Гарольд Годвинсон все сильнее укрепляется на троне. Я намерен напасть на него этим летом.
– Невозможно, – прервал его чей-то голос, и, обернувшись, я увидел, кто этот смельчак, противоречащий Харальду столь прямо.
Это был старший военачальник Харальда Ульф Оспакссон, самый опытный и хитроумный из советников. Я знал его со времен нашей службы у басилевса.
– Невозможно, – повторил Ульф. – Мы не успеем в столь малое время собрать достаточно сил для вторжения. Нам необходим по меньшей мере год, чтобы набрать и обучить войско.
– Никто не сомневается в твоем искусстве и опыте, – ответил Харальд, – но мы сможем это сделать. У меня для этого есть все.
Но Ульф был упрям не меньше.
– У Гарольда Годвинсона тоже все есть. Он правит самым богатым и обширным королевством на западе. Он может собрать войско и платить ему, чтобы оно ждало дела. И у него есть эти хускарлы.
