Сергей Булыга - Царское дело
— О! — тихо сказал Годунов. — Где это?
Маркел шмыгнул носом и ответил:
— От Никольских.
Тут опять послышалась стрельба. После, уже было слышно, закричали.
— Ефрем! — строго сказал Годунов. — Иди, глянь.
Ефрем отпустил Маркела и пошел к окну. Маркел приподнялся и сел на полу. Ефрем смотрел в окно и молчал.
— Что там? — спросил Годунов.
Ефрем не ответил — смотрел.
— Ты почему решил, что это от Никольских?! — спросил Ададуров.
— Так я видел, как они туда прошли, — сказал Маркел. — Степан со своей первой сотней.
— Степан! — радостно воскликнул Ададуров. — Степан Никольские открыл! Дурень, почему молчал? Степан же теперь наш! Со вчерашнего дня! Вон, государь, — и Ададуров указал на Годунова, — государь боярин посулил ему: откроешь нам Никольские, озолочу!
— Озолочу! Озолочу! — торопливо повторил за ним Годунов, а сам уже пошел к окну. — Ефрем, что видно?
— Ничего пока, боярин! Крышами закрыто все. А внизу народ бежит.
— Здесь на помост есть дверь, на гульбище! — воскликнул Ададуров. — Маркел, чего расселся? Дверь на зиму забитая. Открой!
Маркел встал и шагнул к двери. Ададуров кинулся за ним. Вместе они начали рвать дверь. За окном опять стреляли.
— Наши пришли, зарецкие! — радостно приговаривал Ададуров, дергая за ручку двери. — Девять полков — не шутка!
Дверь с противным скрипом растворилась, за ней был помост, весь занесенный грязным снегом и по краям покрытый наледью. Ададуров, Маркел, Годунов и следом за ними Ефрем выбежали на помост. Оттуда было видно все как на ладони — вон открытые Никольские ворота, а из них валом валили стрельцы в желтых шубных кафтанах и с дымящимися пищалями в руках.
— Аристарховы идут! — радостно воскликнул Годунов.
— А вон Лука Иванович! — прибавил Ададуров. — На аргамаке, слева.
— Вижу! — весело воскликнул Годунов. — А вон и Степан! — и, перегнувшись через перила, указал вниз.
Там и в самом деле шли стрельцы в белых кафтанах, а впереди них ехал Степан. Степан размахивал посохом и что-то выкрикивал, но, что именно, нельзя было понять, потому что шум в Кремле был просто невообразимый. Везде было полно стрельцов в разноцветных кафтанах, и все они валили дальше, к Архангельскому собору и главному, так называемому Золотому крыльцу.
— Ох, ты, Господи! — воскликнул Годунов. — Хватит глазеть, Федор! Нас там ждут!
И он, развернувшись, широким шагом пошел с помоста через горницу и дальше сразу в дверь. За ним так же спешно пошел Ададуров. Но, правда, перед тем, как выйти, он посмотрел на Маркела, радостно заулыбался и сказал:
— В рубашке ты родился, вот что! Но мы с тобой еще поговорим…
И вышел. Маркел стоял, не зная, что и думать. Ефрем улыбнулся и сказал:
— А он прав. Замучил бы я тебя насмерть. Я по Годунову это сразу понял. Если он вот так руки складывает, то это мне знак, что надо строго. Ну да теперь не до тебя, конечно, — прибавил он уже без всякого довольства. — Дело же какое собирается! Государя будут хоронить. И другого выбирать. Видишь, сколько их пришло? И все они будут кричать за Федора. А за Димитрия кому кричать?
Маркел глянул вниз. И в самом деле, подумал он, красных кафтанов первого полка нигде не видно.
Вдруг где-то далеко опять послышалась стрельба.
— А это уже от Бельского, — сказал Ефрем. — Обложили его там, как медведя в берлоге. А он отбивается. Ну да недолго ему это. Снимут с него шкуру! А пока не снимут, про тебя не вспомнят. Поэтому иди-ка ты сейчас домой, выпей шкалик, прочти Отче наш и ложись передохни. И Бог тебе в помощь!
Маркел ничего на это не ответил, а медленно вернулся в горницу, медленно подобрал с пола шапку, так же медленно ее надел и вышел — тоже медленно.
54
В переходах было шумно: бегали какие-то люди, хлопали двери. Из-за дверей слышались громкие голоса — где радостные, где недовольные.
На внутреннем государевом дворе было еще шумней. Там, кроме дворни, толклись немало стрельцов в самого разного цвета кафтанах. Были среди них и красные. Это, наверное, из тех, которые переметнулись к Годунову. Маркел шел дальше, к Куретным воротам.
Они стояли, распахнутые настежь, стражи возле них никакой видно не было. Маркел вышел на улицу и увидел, что и князя Семена ворота тоже стоят открытые и в них входят стрельцы в черных шубных кафтанах. Еще один зарецкий полк, подумал Маркел, глядя на них. И вошел следом за ними.
На князя Семена переднем дворе и без того уже было немало стрельцов. Они стояли несколькими кучами и ждали приказа. Полезут через тын, на Бельского, предположил Маркел и тут же отметил, что на княжеском крыльце стоят княжьи сторожа и их вдвое больше обычного. Старшим над ними был Мартын, княжий дворский. Мартын держал в руке саблю и очень подозрительно поглядывал на стрельцов. На Маркела он смотреть не стал. Маркел пошел дальше.
На заднем княжьем дворе было тихо, только в его дальнем углу, возле поленниц, стояла куча стрельцов в синих кафтанах, и у всех в руках были пищали. Маркел пошел мимо поварни. Там почти сразу же открылась дверь, на помост вышла Демьяниха в красной короткой шубке и, широко улыбаясь, сказала:
— Бог в помощь!
Маркел ответил ей так же. Тогда она продолжила:
— Небось голодный? Хоть бы зашел когда. Я бы тебя пирогом угостила. Ты какие любишь? Сладкие? Горячие? — и еще шире улыбнулась.
Маркел, не зная, что ответить, покраснел, пожал плечами и пошел дальше. Демьяниха вслед ему крикнула:
— Тьфу! Да чтобы ты подох, скотина!
Маркел, не обернувшись, пошел дальше. А стрельцы пошли к поленницам. Сейчас они на тын полезут, подумал Маркел, не зря же они взяли с собой лестницу.
Но тут от тына, из-за дров, послышалась стрельба. Стрельцы вначале растерялись, а после кинулись вперед и скрылись за дровами. Стрельба утихла.
Маркел поднялся к себе на помост, подошел к Параскиной двери и прислушался. За дверью было тихо. Маркел постучал. Никто не отозвался. Тогда Маркел прошел дальше, зашел к себе и осмотрелся. В горнице было сумрачно. И дух стоял тяжелый, нежилой. Маркел снял шапку, подошел к божнице, поправил лампадки. Прочел Отче наш. Вспомнил Ефрема и подумал, что осталось еще выпить шкалик и можно ложиться. Но пить не хотелось. Тогда Маркел собрал остатки дров, сложил их в печь и поджег. После зажег лучину. Стало немного веселей. Маркел сел с краю стола и начал осматриваться так, как будто он там в первый раз. А что, подумал Маркел, а ведь он тут почти не бывает, все в каких-то делах, и стал смотреть на дяди-Трофимов ковер возле дальней, запечатанной двери. На ковре висели сабли, пищаль и два пистоля. Маркел подошел к ковру, начал рассматривать пистоли, но руками их не трогал. Редкая вещь — пистоль, дорогая, с уважением думал Маркел, где дядя Трофим их взял? А что за дверью? Маркел стал рассматривать печати на двери. На них, как и на его овчинке, был орел. Маркел вздохнул, вернулся к лавке, снял шубу и скрутил ее, положил в изголовье и лег.
