Валерий Привалихин - Клад адмирала
– А что, Колчак в жизни одну записку написал? Потом, почему бизнесмен должен перед кем‑то отчитываться о записке, которая нигде не числится украденной?
– Но Лестнегов видел…
– Медведкин опередил: в заявлении указал, что показывал бумагу, адресованную лично адмиралу Колчаку. Разница? Зять все ему четко объяснил, проинструктировал, как отвечать. И вообще, почему мы должны по заявлению Медведкина о находке возбуждать дело против него? Единственное, что не имел права делать, – сейф вскрыл. А в остальном – какие к нему претензии? Честнейший, можно сказать, человек.
– Но ты же знаешь…
– Я обязан знать, проверять. Но надо мной начальство. Вломят как следует, если все силы брошу на поиски архивных карт, которых вроде как даже и в природе нет. Это когда у меня несколько нераскрытых ограблений, убийство…
– И где сейчас то, что Медведкин отдал?
– В следственном изоляторе. Описали их, лежат. Военные историки из Москвы грозились срочно приехать. Не едут.
– Можно будет посмотреть?
– Исключено, – отрезал Сергей. – Из областного УВД были, своей печатью опломбировали. Специально, чтоб наши не лазили. Открытку из этого архива и бумажку одну – копии – могу показать. Сейчас…
– Сидите. Я принесу, – вызвалась Полина, поднимаясь из‑за стола.
– Мы старого типографщика попросили. Он печатный станок и клише изготовления открыток промыл хорошенько, смазал и на старой бумаге, тоже из пещеры бумага, отпечатал несколько открыток. Просто так, для интереса, – продолжал рассказывать Сергей.
Возвратившаяся через минуту‑другую Полина протянула Зимину открытку и лист с машинописным текстом, с припиской от руки.
Зимину уже попадалась точь‑в‑точь такая по сюжету агитационная белогвардейская открытка с надписью «Что несет большевизм народу». В прошлый приезд в Пихтовое видел в тетрадке пасечника Терентия Засекина. Едущая на коне Смерть с окровавленной косой, оставляя за собой усеянную трупами сожженную деревню, приближается к другой деревне – с толпящимися живыми людьми, с добротными избами.
Он отложил открытку, взял лист с отстуканными на машинке с разбитыми буквами, заверенными печатью строками, прочитал:
УДОСТОВЕРЕНИЕ
Выдано Н.‑Тагильским военным комиссаром
Настоящим удостоверяем, что предъявитель сего тов. Евдокимов уполномочивается на право приобретения себе барышни и никто ни в коем случае не может сопротивляться, на что даются ему самые широкие полномочия, в чем и удостоверяется.
Делопроизводитель Аганевич.
Конторщик Зось.
– Даже сейчас, наверно, современный мафиози не додумается сочинить такое? – спросил у Нетесова.
– Ну, разве что мафиози, – ответил Сергей.
На удостоверении наискосок сверху карандашом размашистым почерком было написано:
«Ст. адъютанту штаба капитану Истомину
Снять копию. Доставить в ред. газ. „Воен. обозрение“.
Подлинник передать нач‑ку к. – разведки Ек‑бургской группы войск.
21. VII.19 г.»
Подпись была неразборчивой. Скорее всего, резолюцию наложил какой‑то высокопоставленный колчаковский генерал, возможно, начштаба или командующий Екатерингбургской группировкой. Еще ниже стояли слова: «Наглый, ничем не прикрытый цинизм! Полное расхождение между словом и делом!» И как раз эти, начертанные с особым нажимом после даты и подписи слова красноречивее всего свидетельствовали о том, что все подлинно, никакой подтасовки, и о том, какие чувства испытывали, читая обнаруженный у убитого или захваченного в плен товарища Евдокимова такой вот документ.
– Посмотреть бы, что есть в этом архиве, – сказал Зимин. – Можно с Медведкиным‑то хоть встретиться?
– Он в тайге, на охоте, – ответил Сергей. – Да и был бы дома – бесполезно. Ни звуком больше, чем зять велел говорить, не услышишь.
– А Бражников?
– К тому запросто можно скатать. – Сергей кинул взгляд на улицу, где, несмотря на разгар позднего октябрьского дня, было мглисто‑серо. – Хоть сейчас. Если машина на месте…
Нетесов вышел позвонить, вернулся, и едва‑едва успели выпить еще по стопке, перекинуться несколькими фразами, у дома остановился милицейский «уазик».
Старый знакомый, сержант Коломников, сидел за рулем.
Сержант, видно, по телефону был предупрежден, куда ехать, потому что, ни о чем не спросив, с места в карьер покатил к северной окраине городка.
Гравийная узкая дорога, обочины которой были помечены высокими метелками увянувшей, усохшей пижмы и чернобыльника, тянулась вдоль железнодорожного полотна.
Мелкий‑мелкий дождь, с утра было прекратившийся, опять посыпал, превратил серое дорожное полотно в черное. Такими же черными в скупом свете дня выглядели подступавшие к дороге, жавшиеся друг к другу островерхие высокие пихты. И лес, и трава, и небеса, и дорога были помечены одной‑единственной краской.
Тем ярче, веселей, как праздник среди унылого этого однообразия, сверкнул обшитый снаружи тесом, окрашенный желтой краской деревянный домик с завалинкой под железной светло‑красной крышей. Домик стоял среди вековых бальзамических тополей. Точно такими были окружены в городе железнодорожные склады – бывшая Градо‑Пихтовская церковь, постройки при ней.
Сержант свернул с дороги, и сопровождавший их на протяжении всего пути дробный постук гальки об днище сменился мягким шорохом шин по свернувшимся ржавым тополиным листьям и пожухлой траве. Шуршание длилось недолго, сержант остановил машину.
– Вот. Пятнадцатый километр. Витебка, или поместье Бражникова, – сказал, выходя из «уазика», Нетесов.
– Витебка? – Зимин, оглядываясь, заметил в огороженном жердями загоне двух коров и телку, жующих сено. Одновременно невольно отыскивал взглядом колодец.
– Да. У нас так и на картах помечено. Разъезд здесь был когда‑то. Верно, Женя?
– Верно, – подтвердил слова своего начальника сержант Коломников. – И село приличное было, церковь стояла. Теперь один домик Бражникова.
– А хозяев что‑то нет…
Разметывая сапогами вороха влажноватых от дождя‑сеянца листьев, Нетесов пошел к ухоженному, недавно отремонтированному домику. Нагнулся около собачьей будки, приподнял и бросил тонкую железную цепь, после чего толкнул незапертую дверь домика и исчез внутри.
Зимин тоже вошел следом, но чуть погодя, прежде еще поозирался, тщетно пытаясь обнаружить колодец.
– Зря ищешь, нет колодца, – точно угадав причину задержки, сказал Нетесов. – Давно уже скважина у него. А сам, наверно, шиповник собирает. – Нетесов кивнул на пол, где тонким слоем на брезенте вдоль стен были рассыпаны для просушки крупные красные продолговатые плоды. – Поехали.
