Поль Феваль - Королевские бастарды
– От тебя я такого не ожидал! – продолжал Эшалот. – И тебе есть из-за чего смущаться. Все вокруг твердят: «Свобода! Свобода!» Я согласен, женщина не рабыня, скованная старинными обычаями и феодальными нравами, но это совсем не значит, что можно без моего ведома бегать темной ночью в таком наряде. Это может иметь последствия, и я предвижу – какие.
– Какие же? – осведомилась Лиретта, гордо вскинув хорошенькую головку.
– Сперва шелковое платье, – отвечал Эшалот, впрочем, без особой суровости, – поясок с бантом, корсаж с оборками, а потом, возможно, и кружева, и драгоценные камни, золото, серебро…
Девушка прервала его, топнув ножкой, и сердитые слезы хлынули у нее из глаз.
– Неужели вы считаете, что я на такое способна, вы, мой отец и друг? – спросила она.
И спросила весьма суровым тоном. Перед ее оскорбленным взглядом Эшалот опустил глаза и пробормотал:
– Я спросил совсем не потому, что хотел тебя обидеть, девочка! У меня нет в жизни других привязанностей, кроме тебя. Но я знаю, не присматривай я за тобой, ты меня покинешь.
– Никогда я вас не покину, – отвечала Лиретта, – но и не хочу, чтобы кто-то на меня наговаривал, пусть даже вы.
Она изъяснялась на отчетливом и правильном французском языке, именно на таком и говорят французские рабочие, и не так редко, как нам кажется. Этот язык не имеет ничего общего с претенциозными и неуклюжими завитушками лавочников-краснобаев и совсем уж не похож на словесные плетения ярмарочных книгочеев, вроде Эшалота. Она говорила… Ну да, у нее было совершенно безупречное произношение, и, возможно, оно было ее природным даром. Но я повторяю, говорила она безыскусно.
Сама по себе безыскусность приходит к тем, кто много читает и пишет. Лиретта не писала, но у нее была возможность встречаться и разговаривать с людьми не похожими на тех, кто ошивался на ярмарках. По крайней мере двоих из них мы знаем – это принц де Сузей и доктор Абель Ленуар.
Был еще один человек, с которого Лиретта могла брать пример, тем более что это была очаровательная девушка. Одно время балаган Эшалота стоял неподалеку от площади Бастилии, и хозяин балагана частенько захаживал к добрейшему Жафрэ и любовался его птичками. С ним приходила и Лиретта.
Стоило им прийти, как к ним присоединялась мадемуазель Клотильда. Девочки тогда играли в прятки в бесконечных коридорах особняка Фиц-Роев, и было похоже, что Лиретта знает их лучше, чем Клотильда.
– Наговоры, – нравоучительно произнес Эшалот, – оружие предателей и негодяев, которых играет господин Шили в театре Амбигю. Я не из их числа и беру свои слова обратно, если они тебя оскорбляют. Но час нашего объяснения пробил. Ты готова?
– Я готова ответить на любые ваши вопросы, – согласно кивнула Лиретта.
– Тогда сразу перейдем к делу. Куда ты собираешься идти сегодня вечером? – сурово спросил Эшалот.
– По делам, – уклончиво ответила девушка.
– Допустим. Твои дела касаются тайны твоего происхождения или это чувствительное свидание, так сказать, сердечные дела? – выспрашивал Эшалот, внимательно смотря на девушку.
– И то, и другое вместе, – быстро ответила Лиретта, опуская глаза. – Я люблю и я хочу быть богатой, потому что тот, кого я люблю, – принц.
X
ЛИРЕТТУ ДОПРАШИВАЮТ
Только человек вроде Эшалота мог, не дрогнув, выслушать подобное признание. Он никогда в жизни не видел ни одного принца, но зато с утра до ночи представлял их себе.
– Допустим, – произнес он в третий раз. – Принц так принц. Но мне было бы очень неприятно, если бы вдруг твоим знакомым стал какой-нибудь первый встречный лавочник или даже кто-то из наших ярмарочных артистов. Дело тут не в гордости. Мне особо гордиться нечем, сам я из простых – я так чувствую, хоть и не знаю своих родителей. Но мне кажется, найти их никогда не поздно! И я знаю, – тут его голос дрогнул, – мать была бы счастлива, если бы могла прижать меня к груди пусть даже на смертном одре.
Эшалот так расчувствовался, что на глазах у него выступили слезы. Он вытер их тыльной стороной ладони и, минуту помолчав, снова обратился к девушке:
– Твой принц любит тебя?
– Нет, пока не любит, – печально ответила Лиретта.
– Однако поставляет тебе тафту? – удивился хозяин балагана.
– Нет, он ничего мне не поставляет, – проговорила девушка.
– Тогда кто же? Солидный буржуа? – допытывался Эшалот.
Они сидели друг напротив друга, Лиретта возле своего рабочего стола, Эшалот в ногах узенькой кроватки. У Лиретты не возникло ни малейшего смущения, и столь же безмятежно задавал свои вопросы ее опекун.
– Я люблю вас таким, какой вы есть, папа Эшалот, – сказала она, – но вы понятия не имеете, кто я такая.
Он подпрыгнул, обрадованный ее словами, и вскричал:
– Так ты теперь знаешь, плутовка, свою тайну? Ты узнала ее?
– Я знаю, что я честная девушка, и этого более чем достаточно! – отвечала Лиретта.
Эшалот сник.
– Очень мило с твоей стороны, – промямлил он. – И ты совершенно права… хотя, услышав из уст юной девушки прямо сказанное «Я люблю», невольно собьешься с толку.
– Но это так и есть! – сказала Лиретта. – Я готова крикнуть всей Вселенной: «Я люблю его! Люблю! Люблю!»
– Простите меня, мадемуазель, но к чему такая сообщительность? Я и сам из тех, кто знает, что такое любовь, я испытал на себе и шипы ее, и розы, и не так уж давно. Любовь – это главное украшение нашей жизни… А мы с тобой толкуем о делах, голубка! Я предлагаю тебе в помощь весь мой жизненный опыт и все свои способности. Легко сказать: «Хочу быть богатой», но пути, но средства… Давай разберемся! Опустоши-ка свой сундучок!
– Я имею право на большое состояние, – тихо проговорила Лиретта.
– Я всегда это предполагал, – поддержал ее Эшалот. – Давай дальше. Каждый из нас окружен таинственными обстоятельствами. Внутренний голос подсказывает мне, что может случиться так, что я открою тайну своего рождения, обрету ренту или солидные капиталовложения купцов или аристократов Сен-Жерменского предместья. Но и судьба способна на сарказм: что, если тебе придется ждать так же долго, как мне, черт побери?!
– Я не собираюсь ждать, – прошептала Лиретта. Говорила она словно помимо собственной воли, и ее улыбка обрела какую-то таинственную значительность.
Эшалот с любопытством смотрел на нее.
– Тебе гадали на картах? – спросил он. Она отрицательно покачала головой.
– Значит, ты говорила с ясновидящей?.. – продолжал он свои расспросы.
– Нет, – прервала его девушка, – во все это я не верю.
– А во что веришь? – задал очередной вопрос ее опекун.
– В Бога… и в себя, – ответила Лиретта.
