Александр Быков - Стылый ветер
Прислужники уже зажгли во всех углах черные свечи. Все было готово. Каббалистические знаки покрывали алтарь, пол и стены храма. Факелы чадили в руках двенадцати прелатов, и Христос удивленно взирал на творящееся с перевернутого креста.
Hostis generis humani, gloriam Dei!..
Серебряную чашу, полную масла, Бендетто, прочтя «Символ веры», поставил в круг, нарисованный мелом на полу в месте пересечения пяти сходящихся линий.
— К стихиям огня и воды, земли и воздуха и ко всевидящей божественной силе, вдохнувшей в нас душу, взываю!
Закатный луч солнца, пройдя сквозь щель в полузакрытой ставне, упал на магический кристалл и, преломленный его магией, воспламенил благовонное масло в серебряной чаше. Бендетто выхватил свою шпагу и провел клинком над этим пламенем, молясь об очищении от скверны.
Солнечный луч, блеснув на полированной грани шпаги, пропал. Не выпуская из правой руки клинка, Кастелли левой возжег от пылающей чаши и установил в должных местах пять свечей. Обойдя получившийся пятиугольник, острием шпаги провел на полу первую линию.
Телега со скрипом поднималась все выше по широкой тропе. Перевал был уже виден, но вряд ли они бы успели подняться на него до ночи. Ахмет правил лошадьми, Ходжа возился с мушкетами, а Ольга до боли в глазах всматривалась в покрытую вечерней дымкой долину, пытаясь рассмотреть там хоть что-то и строя догадки насчет тех выстрелов и криков, что раздались у них за спиной.
— Я хочу, чтобы ты успела привыкнуть ко мне. Согласись сейчас. Тогда все пройдет для тебя безболезненно. — Голос раздался в ее голове на закате, когда над горами уже была видна бледная луна.
«Ну, вот и началось. Только бы с губ не сорвалось ни одного слова. Все в мыслях, чтобы их не напугать. Я должна сама справиться. Ведь справлялась же раньше».
— Какая тебе разница — безболезненно или нет? Ведь ты, кажется, собирался наказать меня за непослушание? — Ольга повернулась так, чтобы албанцы не видели ее лица.
— Ты уже была достаточно наказана моим отсутствием. Теперь пришла пора дать тебе еще один шанс. Упрямство все равно не спасет тебя.
— Нет. Я не соглашусь пустить тебя в свою душу.
— Почему?
— Что почему? — Ольгу смутил этот вопрос.
— Почему ты не пустишь меня? Объясни, если не мне, так хотя бы себе, чего ты боишься, ради чего подвергаешь себя бессмысленным мучениям?
— Я... не хочу, чтобы ты приходил в этот мир.
— Не хочу? Это просто какой-то каприз, упрямство. Ты ведь даже не понимаешь, кто я! — взорвался возмущением голос.
— Да, пожалуй, не понимаю. Только чувствую, что ты здесь чужой.
— Ты здесь тоже чужая.
— Не передергивай. Я человек, а ты... Да, я помню, что ты рассказывал о себе. Только могу ли я верить твоим словам? Что тебе стоит обмануть меня?
— Я всегда говорю правду. Просто вы слышите лишь то, что желаете слышать. Сами себя обманываете, а вините Сатану...
«В самом деле, почему я не пускаю его? — подумала Ольга. — В чем причина: в моем вечном упрямстве — пусть будет хуже, но по-моему? Нет, я, конечно, не люблю, когда на меня давят, но не до такой же степени, чтобы не договориться с этим существом, кем бы он ни был. И ведь я чувствую — он не лжет, он может вернуть меня домой... Вот только будет ли там мой дом, если я сейчас изменю историю? Или не изменю? Если это не мой мир... Но даже если и мой, что с того? Просто появится новая версия событий, наравне с прежней... я так это понимаю. Здесь будет править Сатана, ну и что? Не Сатана, а люди губят этот мир, так почему же я должна защищать их от того, кого они сами призывают? ...Решает женщина, а платит род людской, решает женщина — какой уж тут покой... Согласиться?»
— Ну так что? Ты решила? — спросил голос у нее в голове.
— Ахмет! — Ольга откинулась на спину. Ногти до боли впились в ладони. — Скажи, что мне делать?
— Что случилось? — Он склонился над ней, поднял, обняв за плечи. — Не бойся. Я же рядом, я здесь... В чем дело?
— ОН тоже здесь. Он говорит со мной... Ахмет, я боюсь. Я ни в чем не уверена... Если я соглашусь, впущу его...
— Нет! — Ахмет обнял Ольгу так крепко, словно кто-то уже схватил ее и тащил в ночную жуть. — Держись. Если ты его впустишь, я должен буду убить тебя, понимаешь? Убить ТЕБЯ... Мы должны бороться. До моря. Продержись хотя бы до моря. Потом будет легче. Я найду этого дервиша-чудотворца, клянусь тебе. Я вытащу тебя из этой страны, из этого дикого, злого мира... Ты только держись. Только скажи, что мне сделать, как помочь тебе?..
— Уже помог. — Ольга слабо улыбнулась. Вздохнула.
«Ты все слышал?.. Надеюсь, ты понял?»
Только порыв холодного ветра в ответ. И щемящее чувство тревоги... Через несколько минут лошади встали. Тропинка была перегорожена упавшим со склона деревом.
— Черт! — выругался Ходжа, натягивая вожжи. — Словно кто-то нам назло...
— Потише, — прошипел сквозь зубы Ахмет, — не хочу тебя напрасно пугать, но тот, кого ты поминаешь, скорее всего, тебя сейчас слышит.
— Да пусть бы он лучше явился передо мной во плоти. Уж я знал бы, что делать. Головней ему промеж рог и прикладом по яйцам... Ночью нам не справиться с этим завалом. Распрягать коней?
— Да, — вздохнул Ахмет, — надо устраиваться на ночь. Не знаю, с чем еще мы столкнемся сегодня, но мне кажется, нам не повредит хорошо обустроенный ночлег и яркий костер.
Точный расчет — основа всякой магии. Профессор Бендетто провел последнюю черту в тот миг, когда солнце окончательно скрылось за громадой Альп. Тень накрыла долину. Ветер растрепал волосы последних прохожих, спешащих укрыться в домах, подхватил и понес дорожную пыль, закачал ветви деревьев и потянул холодным сквозняком в жилищах Зальцбурга. Испуганно затрепетали и стали гаснуть один за другим факелы в руках церковных прелатов и черные свечи на стенах собора. Ослепительно вспыхнуло что-то в серебряной чаше, поставленной профессором на пересечении линий, после чего пламя и там задрожало, источая теперь уже копоть, а не ровный огонь.
Стройные звуки хоровой литании сбились. Прелаты начали испуганно озираться. Кажется, тишина, столь внезапно обрушившаяся на них, смела, раздавила всех находящихся в зале собора.
Бендетто Кастелли устало выдохнул, прислонившись спиной к стенке, сполз и уселся прямо на пол:
— Видит Бог, я сделал все, что в моих силах.
Цебеш, вздрогнув, проснулся. Ему снилось странное: в зальцбургском соборе его злейшие недруги — инквизиторы служат черную мессу. Они в ужасе от происходящего, но уже не могут, не смеют остановиться. Когда гаснут факелы и, сбиваясь, замолкает хор, кто-то давно знакомый нервно машет холеной рукой, отдавая приказ — играть органу. И зал замирает в ожидании музыки. Но вместо нее над головами святош звучит лишь волчий вой.
