Вальтер Скотт - Антикварий
— Уверяю вас, мистер Тэфрил, — ответил Ловел, — каково бы ни было общественное положение моих родителей, я никогда не подумал бы скрывать его из мелкого тщеславия. Но в настоящее время обстоятельства таковы, что мне неудобно касаться вопроса о моих семейных делах.
— Этого достаточно, — сказал честный моряк. — Дайте мне руку. Я постараюсь сделать для вас все, что могу, хотя это, конечно, неприятная история. Но что из того? После отечества честь первая предъявляет на нас права. Вы человек мужественный, а что касается Гектора Мак-Интайра, то я считаю его, при всем его чванстве и длинной родословной, просто изрядным нахалом. Его отец был солдат и искатель счастья, а я такой же моряк. И он сам, по-видимому, такой же бедняк, зависящий от милости дяди. А ищет ли человек счастья на суше или на море, разница, мне кажется, небольшая.
— Конечно, разницы никакой нет, — подтвердил Ловел.
— Так вот, — сказал его новый союзник, — давайте пообедаем вместе и обсудим подробности поединка. Надеюсь, вы хорошо владеете пистолетом?
— Не слишком, — признался Ловел.
— Вот это жаль! Мак-Интайр слывет метким стрелком.
— Я тоже жалею, — сказал Ловел. — Это плохо для нас обоих, так как, защищаясь, я должен буду целиться как можно лучше.
— Ну хорошо, — сказал Тэфрил. — Я приведу с собой нашего младшего врача; он неплохой хирург, способный отлично заштопать дырку от пули. И я извещу Лесли, — он для армейского лейтенанта очень порядочный малый, — что врач окажет помощь любой стороне. Могу ли я быть вам чем-нибудь полезен в случае несчастного исхода?
— У меня нет особого повода затруднять вас. Но вот в этом футлярчике — ключ от секретера, где хранится моя маленькая тайна. Там лежит всего лишь одно письмо (Ловел приостановился, так как у него на миг сжалось сердце), и я очень прошу вас доставить его лично.
— Понятно, — сказал моряк. — Не смущайтесь, мой друг! Любовь, хранимая в сердце, может увлажнить на миг глаза, когда корабль уходит в бой, и будьте уверены, что, каковы бы ни были ваши распоряжения, Дэн Тэфрил будет смотреть на них как на завещание умирающего брата. Но все это вздор! Надо заняться нашим снаряжением. А в четыре часа мы с вами и моим молодым хирургом пообедаем в «Гербе Грэма», это здесь же — через дорогу.
— Договорились, — промолвил Ловел.
— Договорились, — подтвердил Тэфрил, и на этом беседа окончилась.
Стоял прекрасный летний вечер, и тень одинокого куста боярышника протянулась через узкую зеленую лощину в лесу, окружающем руины монастыря святой Руфи.
Ловел и лейтенант Тэфрил с хирургом прибыли сюда с целями, мало соответствовавшими тихому, мягкому и мирному характеру этого часа и места. Овцы, в пору дневного зноя ютившиеся в расщелинах и вымоинах усыпанного галькой берега или под обнажившимися корнями старых искривленных деревьев, теперь разбрелись по склону холма и дружно принялись за вечернюю еду. Их унылое блеянье и оживляло тишину вечера и в то же время подчеркивало уединенность ландшафта. Тэфрил и Ловел шли, погруженные в беседу. Опасаясь, как бы их не обнаружили, они отослали лошадей в город с вестовым лейтенанта. Противников еще не было. Но когда Ловел и его спутники вышли на лужайку, там на корнях старого боярышника сидела фигура, такая же мощная в своем увядании, как нависшие над ней замшелые, узловатые, но сильные ветви. Это был старый Охилтри.
— Не слишком приятная встреча, — сказал Ловел. — Как нам отделаться от старика?
— Послушай, праотец Адам, — воскликнул Тэфрил, уже много лет знавший нищего, — вот тебе полкроны. Ступай в «Четыре подковы» — ты знаешь эту маленькую гостиницу — и спроси слугу в синей с желтым ливрее. Если его еще нет, подожди, пока он не появится, и скажи ему, что мы будем у его хозяина приблизительно через час. Во всяком случае, подожди там, пока мы не вернемся, и… убирайся поскорее! Ну, живо, выбирай якорь!
— Благодарю вас за милостыню, — сказал Охилтри, пряча монету в карман. — Но, прошу простить меня, мистер Тэфрил, я сейчас не могу пойти по вашему поручению.
— В чем дело? Что тебе мешает?
— Мне надо бы сказать два слова молодому мистеру Ловелу.
— Мне? — удивился Ловел. — Что же тебе нужно сказать? Ну, говори, да покороче!
Нищий отвел его на несколько шагов в сторону.
— Вы ничего не должны лэрду Монкбарнса?
— Должен? Нет. Да к чему ты это? Почему ты так подумал?
— Надо вам сказать, был я нынче у шерифа. Ибо, господи прости, я прохожу через все ворота, как дух неприкаянный. Гляжу, катит туда карета, а в ней сам Монкбарнс! Вижу, лица на нем нет. А ведь из-за пустяков его милость не станет нанимать почтовую карету два дня кряду!
— Хорошо, хорошо! Но мне-то что до этого?
— Сейчас услышите, сейчас услышите! Так вот, Монкбарнс запирается с шерифом, а простые люди пусть, дескать, дожидаются. Вы-то знаете, как это бывает: джентльмены очень вежливы между собой…
— Ради создателя, друг мой!..
— Вы не можете сразу послать меня к черту, мистер Ловел? Это было бы куда разумнее, чем поминать так сердито создателя.
— Но у меня здесь дела с лейтенантом Тэфрилом.
— Ладно, ладно! Все в свое время, — сказал нищий. — С мистером Дэниелом Тэфрилом я могу говорить запросто. Много я когда-то понаделал ему волчков и кубарей, когда был и токарем и медником.
— Ты или сам спятил, Адам, или хочешь, чтобы спятил я!
— Ни то, ни другое, — объявил Эди, внезапно перестав растягивать слова, как это в обычае у нищих, и заговорил коротко и решительно: — Шериф послал за письмоводителем. Малый довольно болтлив, и я выведал, что ему велено выписать ордер на ваш арест. Я и подумал, уж не хотят ли вас задержать за долги, чтобы вы не скрылись. Все знают, как лэрд не любит, когда ему запускают руку в карман… Но теперь я попридержу язык. Вон там подходят этот мальчик Мак-Интайр и мистер Лесли, и я догадываюсь, что у Монкбарнса на уме было доброе, а у вас — недоброе.
Противники теперь сблизились и обменялись приветствиями с подобающей случаю суровой вежливостью.
— Зачем тут этот старый бродяга? — спросил Мак-Интайр.
— Я старый бродяга, — ответил Эди, — но я и старый солдат вашего отца, так как служил с ним в сорок втором полку.
— Служи где хочешь, но ты не смеешь мешать нам! — прикрикнул на него Мак-Интайр. — Не то… — И он поднял трость in terrorem[324], хотя и не собирался ударить старика.
Но эта обида пробудила в Охилтри мужество.
— Опустите палку, капитан Мак-Интайр! Я старый солдат, как уже сказал, и готов снести многое от сына вашего отца. Но не троньте меня, пока цел мой посох.
