Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
Шотландец поднял со столешницы тайное письмо и потряс им в воздухе:
— Наполеону по плечу превратить эту кучу навоза размером с континент в чудесную державу свободы и процветания! Всё, что императору необходимо: база и армия. Теперь у нас имеется и то, и другое. Чили — это зародыш великой империи, лучше и справедливей которой не видывал свет!
— Вы — безумец. — произнёс Шарп без малейшего, впрочем, сердца.
— Да. — польщённо признал Кокрейн, — Но разве моё безумие не возвышеннее трусливого здравомыслия? Противно жить под пятой всех этих стряпчих, делопроизводителей, начальников канцелярий. Противно смотреть, как они заливают чернилами последние огни, освещающие наш мир. Противно жить, ожидая, что однажды ночью опустится за вашей спиной мясницкий топор, срубая с вас шпоры за то, что вы смели нестись по жизни вскачь, а не пресмыкаться! Наполеону пятьдесят! У него впереди много лет, которые можно потратить на строительство государства нового типа. К нам присоединятся, только дай знак, его гвардейцы, обосновавшиеся в Луизиане. Из Франции прибудут добровольцы. Мы соберём вместе лучших бойцов прошедшей войны с обоих сторон, ибо дадим им вескую причину вновь заточить мечи!
Кокрейн наставил на стрелка палец:
— Ваше место среди нас, Шарп! Господь свидетель, как мы нуждаемся в таком воине, как вы! Чили — начало, мы захватим Перу, португальские территории, Мексику и не факт, что там остановимся! Вы будете генералом! Маршалом! Маршал Ричард Шарп, герцог Вальдивии, звучит? Назовите свою цену, что угодно, только давайте к нам! Хотите сюда семью, будет вам семья. Я пошлю за ними корабль! Господи, Шарп, это будет небывалое веселье! Вы и я, вы на суше, я на морях, рука об руку к новой державе, к новому миру!
— А как же О’Хиггинс?
— У него своя голова на плечах, — адмирал принялся мерить шагами комнату, — Выберет нашу сторону — милости просим. Предпочтёт законников — что ж, на войне, как на войне. А какую дорогу выберете вы, Шарп?
— Я выберу дорогу домой.
— Домой?
— В Нормандию, к жене и детям. Я слишком долго воевал, Кокрейн, с меня довольно. Не обессудьте.
Мгновение адмирал с сожалением смотрел Шарпу в глаза, затем кивнул, показывая, что уважает решение стрелка:
— Я посылаю за Бонапартом «О’Хиггинс». Раз вы не желаете к нам присоединяться, я вынужден вас задержать до его возвращения или пока не найду другое судно. Уж простите, но тайна превыше всего. Вивара я доставлю сюда, так что в Европу поплывёте вместе, а к тому времени, как доберётесь, уже ничто не сможет нам помешать. Поздно будет.
— Вам не выцарапать Наполеона со Святой Елены.
— Я смог захватить Вальдивию с тремястами сорвиголовами. Будьте покойны, и Наполеона с острова смогу умыкнуть. Это не трудно. Подполковник Чарльз нашёл господина, чрезвычайно похожего на Бонапарта. Визит вежливости, подобный тому, что нанесли вы. Двойник остаётся в Лонгвуде, император плывёт сюда. Просто. Чем меньше ухищрений, тем больше шансов на успех. — адмирал самодовольно хихикнул, — Ах, что за потеху вы пропускаете, Шарп! Зря, поверьте мне, зря!
Кокрейн решил освободить Бонапарта. Дьявол, наскучив миром, надумал выпустить из бутылки джинна войны. Корсиканское чудовище утопило в крови Европу, настал черёд Америки, и Шарп, запертый в Вальдивии, был бессилен. Он мог только смотреть, как ужас заходит на новый виток.
Блаз Вивар вернулся в Вальдивию через три недели после её падения, через три недели после падения Испанского Чили. На берег сходить он отказался. Унижение от пребывания на судне Кокрейна бывший капитан-генерал не желал усугублять, живя в крепости Кокрейна, тем более что всё это ещё вчера принадлежало Испании. Шарп навестил друга и нашёл его в глубокой меланхолии.
— Он нарушил слово! — возмущённо сказал Вивар, имея в виду Кокрейна, — И растоптал святость флага переговоров!
— Если вы зовёте человека «дьяволом», стоит ли удивляться, что он и ведёт себя соответствующе?
— Но он же дал слово! — с болью в голосе повторил Вивар.
Годичная робинзонада и личное поражение не прошли для него даром. Он исхудал, щёки ввалились. От человека, которого помнил Шарп, осталась тень. Теперь Вивар знал, что его поражение не только обошлось его родине в потерю колоний, но и несло новый кровавый кошмар континенту, а, может, и всему миру.
— Когда Кокрейн предложил встретиться, я думал, что он собирается сдаться и хочет обсудить условия. Я наивно торжествовал победу, предполагая, что «дьявол» будет выторговывать мятежникам хоть клочок земли на юге. Как же я был глуп! А Кокрейн предложил мне сдать Вальдивию. Для Бонапарта!
Вскоре Кокрейн принял Шарпа с Харпером в форте Ньебла. Адмирал, хохоча, поведал, как Сантьяго упрашивает его скорей переслать им захваченные ценности, а он тянет волынку, отговариваясь тем, что ему нужно всю добычу тщательно пересчитать. На самом деле, адмирал придерживал деньги для Наполеона. Война — занятие дорогостоящее.
— Когда император будет здесь? — поинтересовался Шарп.
— Через месяц-полтора. Вот тогда-то мы и поддадим жару!
Кокрейн вернул Вивару золото донны Луизы и настоял, чтобы Шарп с Харпером забрали свою долю сокровищ Батисты. Вышло два матросских сундука, которые вынесли на пристань. Было холодно. Снежинки, кружась, истаивали над рваным пламенем факелов, освещавших дрожащим пламенем причал и тёмную воду. Кокрейн, закутанный в морской плащ, дрожал:
— Может, всё-таки передумаете? А, Шарп? Пойдём на север, развлечёмся и разбогатеем?
— Я — сельский хозяйчик, я больше не солдат.
— Главное, что не стряпчий! — Кокрейн крепко обнял стрелка на прощание, — Без обид?
— Вы — дьявол, Ваша Милость.
Кокрейн хохотнул:
— Передайте генералу Вивару мои искренние извинения. Хотя, боюсь, он меня никогда не простит.
— Боюсь, что так, мой лорд.
— Ну, так тому и быть, — он обнялся с Харпером, — Счастливого пути и попутного ветра вам обоим. Они отплыли утром на бриге, что вёз в Лондон груз шкур. Мыс Горн встретил их неприветливо, но, едва бушприт указал на север, погода наладилась.
Вивар предавался невесёлым размышлениям. Он был умён, но никак не мог уразуметь, как человек может отступиться от данного слова:
— Неужели мир так изменился? — вопрошал испанец Шарпа.
— Война его изменила. — отвечал стрелок.
— Неужели теперь цель оправдывает средства?
— Увы.
Вивар, в накидке, с намотанным на шею шарфом, пересёк маленький ют брига:
— Тогда это не тот мир, в котором я хотел бы жить.
Стрелок испугался, что дон Блаз решился на самоубийство:
— Опомнитесь, у вас же семья!
Вивар, догадавшись, какими соображениями вызвана реплика Шарпа, грустно усмехнулся:
— Нет, что вы, Шарп, прыгать за борт не входит в мои планы. Я намерен уйти со службы, поселиться в Оренсе. Похоже, по нынешним временам, это единственный способ сохранить честь. Буду читать, работать, молиться и наблюдать за войной из прекрасного далёка.
А уж война не за горами, Шарп был с ним абсолютно согласен. Европа не станет безучастно смотреть, как Бонапарт завоёвывает Америку. Снова транспорты будут отплывать из Плимута и Портсмута, спеша вновь смирить гордыню корсиканца. На этот раз, прикидывал Шарп, Бонапарт ссылкой не отделается. Наполеон заигрался, и теперь-то его точно повесят.
Чем ближе бриг подходил к экватору, тем жарче палило солнце. Шарп начал было считать дни, оставшиеся до возвращения домой, но налетевший с запада шквал перечеркнул надежды стрелка на скорое прибытие в Европу. Люки задраили, паруса убрали, но стихия упорно гнала судно восточнее. Ветра бушевали шесть суток без перерыва, и Шарпу стало казаться, будто духи воды и воздуха сговорились не пустить его к Люсиль.
На шестой день океан умерил ярость, и корабль лёг на новый курс. На верёвках, натянутых между мачтами, сохла одежда и постельное бельё, придавая палубе вид неряшливый и оттого до странности уютный. Капитан брига, пожилой флегматичный чилиец, пришёл к Шарпу с разговором:
— Возможно, джентльменов заинтересует то, что нас сильно отнесло к востоку, и мы находимся неподалёку от Святой Елены. Необходимости заглядывать туда нет: припасов у нас довольно, воды тоже. Однако, если джентльмены желают навестить сосланного императора, это можно устроить.
Капитан хитрил. Он явно хотел попасть на остров, чтобы поглазеть на знаменитого «корсиканского людоеда». Шарпа тоже разбирало любопытство, хотя и несколько иного рода: ему не терпелось выяснить, что получилось из затеи Кокрейна.
Стрелок опасался, что дон Блаз будет возражать, но испанец неожиданно легко согласился:
— В морских путешествиях хуже всего — неизвестность. — объяснил он, — Вы болтаетесь в океане, а мир не стоит на месте. Что там у Кокрейна? Может, он потерпел неудачу? Не устаю молить об этом Господа.
