Николай Харин - ДАртаньян в Бастилии
— Зато я не вполне узнаю вас.
— Вы перемените свое мнение, когда узнаете, что я рискую жизнью, чтобы повидаться с вами.
— Вы пугаете меня, милый д'Эрбле. Вы ведь сменили мундир на сутану, не вы ли сами говорили мне это?!
— Так и есть, но сутана в наше время навлекает на ее владельца не меньше опасностей, чем военный мундир.
— Но кто же грозит вам?!
— Ах, мадам, Париж как водоворот. Он затягивает любого, кто имел неосторожность подплыть к нему слишком близко. Вам ли не знать этого, вы ведь бываете при дворе…
— Не слишком часто, но вполне достаточно для того, чтобы согласиться с вами, — сказала г-жа де Кавуа. При этом она подумала: «Неужели он пришел только для того, чтобы повидаться со мной?» Вслух же произнесла:
— Но вы по-прежнему говорите загадками, таинственный господин д'Эрбле. Что же за опасность угрожает вам?
Искушенный в дипломатии, Арамис выдержал паузу. Он сделал ее достаточно длинной для того, чтобы воображение г-жи де Кавуа могло разыграться и все опасности, подстерегающие одинокого прохожего в ночном Париже, предстали бы перед ее мысленным взором.
— Духовник королевы-матери предостерег меня, что флорентийка собирается подослать ко мне убийц. Мы оба принадлежим к одному братству — лазаристов и встречались в Лотарингии…
— Но почему?
— Вы спрашиваете?
— Посудите сами, что же мне еще остается?!
— Но я и сам ничего не могу сказать со всей уверенностью. Ничего, кроме того, что прошлой ночью на улице Бриземиш на меня напали какие-то люди.
— Боже милосердный! Вы не ранены?!
— К счастью — нет. Со мной было двое друзей, и втроем мы дали негодяям достойный отпор. Трое из них, думаю, упокоились на кладбище Сен-Сюльпис.
— Но флорентийка на этом не успокоится!
— Боюсь, что вы правы, мадам.
— Что же делать?! — Последнее восклицание женщины было искренним и показало Арамису, что он почти у цели, — Собственно, я пришел к вам за советом. Ведь на самом деле в Париже у меня лишь один «знакомый богослов» и лишь его «племянница» питает… я хотел сказать — питала, ко мне дружеские чувства.
Легкий румянец проступил на щеках г-жи де Кавуа.
— Полагаю, в первый раз вы употребили глагол в нужном времени, — тихо произнесла она. — Но, увы, бедная «племянница» не знает, чем помочь…
— Я подумал… Я думал, что против Марии Медичи есть лишь одно действенное средство…
— Какое же?
— Вы знаете сами!
— Нет же!! Назовите его!
— Это средство — Ришелье.
— Ax! — всплеснула руками г-жа де Кавуа. — Вы тысячу раз правы, милый д'Эрбле. Если флорентинка и боится кого-нибудь, то только кардинала.
— Оттого она так ненавидит его, — заметил Арамис.
— Но ведь вы и сами, кажется, не слишком жаловали первого министра, когда носили мушкетерский плащ.
Мечтательная улыбка тронула губы Арамиса.
— Ах, счастливое, беззаботное время! Я был молод и сумасброден. Что еще можно было ждать от юнца, окруженного компанией повес и дуэлянтов. Эдикты его высокопреосвященства мы воспринимали как личное оскорбление.
И дрались наперекор им где только возможно и по малейшему поводу.
— Все же некоторые из ваших сумасбродств были очень милы, — в задумчивости проговорила г-жа де Кавуа. Затем она легонько тряхнула головой, словно отгоняя прочь призраки воспоминаний.
— Но, должна же быть какая-то веская причина! — воскликнула она.
— Причина для чего?
— Для того чтобы Мария Медичи добивалась вашей… — г-жа де Кавуа запнулась, потому что ей не хотелось произносить слово «смерти» применительно к своему позднему гостю.
Но Арамис, которого, видимо, мало смущали подобные тонкости, тотчас пришел ей на помощь:
-..добивалась моей смерти, хотите вы сказать? Не знаю наверное, но могу предположить…
Госпожа де Кавуа почувствовала, что Арамис хочет сказать что-то очень важное, быть может, самое главное в разговоре, но никак не решится.
— Хотите я помогу вам, д'Эрбле? — спросила она.
Арамис бросил на г-жу де Кавуа взгляд из-под ресниц, один из тех своих молниеносных взглядов, которые, как правило, оставались незамеченными его собеседниками и которые свидетельствовали о том, что Арамис играет свою, сложную и недоступную разумению собеседника, игру. Лишь два человека умели замечать этот мимолетный взгляд Арамиса и могли догадаться, что он поглощен очередной интригой, и лишь на трех человек никогда он не бросал такого взгляда. Этими двумя были д'Артаньян и Атос, эти трое были Атос, Портос и д'Артаньян.
— Не надо, мадам, я скажу сам, — медленно проговорил Арамис, как бы через силу и невольно обвел взглядом комнату, словно желая удостовериться, что они совершенно одни. — Королева-мать, по-видимому, имеет свои причины полагать, что мне известны некие подробности гибели ее супруга… Ведь об этом роковом событии ходит много толков, и многие называют шепотом ее имя в числе тех, кому была желательна скорая смерть короля Генриха…
— Да, конечно, ведь король сделал ее фактической правительницей государства незадолго до своей гибели на улице Лаферронери, — кивнула г-жа де Кавуа. — Все знают и другое: она была подвержена влиянию Кончини и его жены, которые почти открыто замышляли убийство короля…
— За что и поплатились жизнью впоследствии, — мрачно закончил Арамис. Так вот, я немного знаком с герцогом д'Эперноном, а также имел счастье… я хотел сказать — несчастье… Имел несчастье знать близкую родственницу герцога де Роган-Монбазон, который ехал в одной карете с королем в тот день и которого одним из ударов своего кинжала, уже обагренного кровью короля Генриха, ранил в руку Равальяк.[11]
— Если не ошибаюсь, этих господ кое-кто в народе до сих пор считает молчаливыми пособниками убийцы? — небрежно спросила г-жа де Кавуа. Но эта напускная небрежность не могла обмануть Арамиса.
— У меня действительно есть свои соображения на этот счет, и в Люксембургском дворце дорого бы дали за то, чтобы лишить меня возможности поделиться ими с кем бы то ни было.
— Вы хотите сказать, что ваши сведения представляли реальную угрозу для… нее?
— Да.
— И вы были бы готовы поделиться этими сведениями… с кем-либо из сильных мира сего?
— В обмен на его защиту.
Наступило долгое молчание. Было слышно, как листва деревьев за окном волнуется и шумит на ветру.
— Итак, вы рассчитывали на мою помощь? Вернее, моего мужа.
— Правда, ведь он — капитан гвардии кардинала.
— Увы! В настоящее время это невозможно!
— Но почему?!
— Он не может ходатайствовать о вас перед Ришелье, так как сам нуждается в подобном ходатайстве.
