Рафаэль Сабатини - Каролинец
– Думала меня этим умаслить, а? Чтобы я сделал его моим наследником? – колючие глаза впились в нее из-под кустистых бровей.
Дочь вздрогнула, как от удара хлыстом.
– Отец! – взмолилась она, а сэр Эндрю, брызнув слюной, издал какой-то кашляющий смешок. – Это недостойно – приписывать мне такую расчетливость. К тому же, состояние Гарри гораздо больше, чем нам необходимо для жизни.
– Не обязательно так будет всегда, – сварливо заметил баронет. – Когда закончится война, а мятежники будут разбиты и усмирены, каждому, кто поднял руку на своего короля, предъявят счет. Но я рад, что ты не рассчитываешь на наследство. Потому что я решил распорядиться им по-своему. Все, чем я буду обладать к моменту смерти, отойдет твоему кузену Роберту. Это акт элементарнейшей справедливости, воздаяние по заслугам добродетели и, в то же время, наказание за недочернее поведение.
Миртль снова сжалась, словно отец дал ей пощечину. Деньги тут были ни при чем, но сам факт лишения родительского наследства делал ее в глазах общества отверженной.
– Ну? – спросил Кэри, не дождавшись ответа, – что ты на это скажешь?
– Ничего, отец. – Она храбрилась, стараясь ничем не выдать своей обиды.
– Если такова твоя воля – я согласна. Если же лишение наследства станет последним моим наказанием, то я более чем согласна.
– Так, так, – пробормотал отец. – Ладно, ладно! Я сказал это только затем, чтобы проверить, насколько искренне ты смирилась. Рад, что ты так хорошо выдержала эту проверку, Миртль. Очень рад. – Он одарил ее улыбкой, но она легко распознала жалкую попытку обмана. В голосе отца звучала фальшь; он явно сожалел о том, что у него вырвалось, и теперь нащупывал пути к отступлению. Однако Миртль по доброте душевной вообразила, что он раскаивается за беспричинный выпад.
Затем сэр Эндрю поинтересовался, как поживает Гарри; для Миртль это было совершеннейшим сюрпризом. Она сдержанно отвечала на его вопросы – где Гарри был и чем занимался, боясь увлечься и снова разжечь отцовскую злобу. Когда отец вытянул из нее, что Гарри уехал в армию Линкольна, охранявшую переправу через Саванну, он громко рассмеялся:
– Ха-ха! Неужто эти оборванцы думают удержать Превоста? – Он фыркнул. – Это смехотворно! Сколько их там – жалкая горстка?
– Я не уверена, но думаю, что, по меньшей мере, тысяч пять, – ответила она.
– Пять тысяч! – Сэр Эндрю не скрывал издевки.
Миртль покраснела, будто отец измывался над самим Гарри. Защищая мужа, она поспешно начала уверять, что это временно, что армия скоро будет усилена.
– Они вербуют добровольцев в Северной Каролине и где-то еще.
– Э-э! Быдло. Думаешь, эта деревенщина устоит против обученных солдат? Банда плохо вооруженных оборванцев! Им и боеприпасов-то, верно, не хватит…
Складывалось впечатление, что он ждал ответа. Но ей нечего было возразить, ибо Миртль не была осведомлена о положении дел. Ее молчание заставило отца спросить прямо:
– Сколько у них артиллерии? Ведь, в конце концов, все решает артиллерия. Сколько у них пушек, что они так самоуверенны? Ну, что? Нечего сказать! – В его словах слышался вызов, и если бы она обладала информацией, то доказала бы, что его презрение неуместно. Как бы то ни было, она вынуждена была ответить, что не знает.
– Она не знает! – недобро воскликнул сэр Эндрю. – Ха! И ты хочешь меня убедить, что это отродье способно остановить британскую армию!
– Точно такое же отродье остановило вашего Бургоня, – сказала уязвленная насмешками Миртль.
Отец пришел в неописуемую ярость, и она пожалела о своей колкости. Но тот быстро остыл и под конец был с нею даже ласков, просил поскорее приходить и стоически вынес прощальный поцелуй.
Спускаясь по лестнице, Миртль увидела со спины мужчину, направлявшегося через холл в столовую. Он шел быстрым военным шагом. Фигура и походка этого человека были настолько знакомы Миртль, что она на секунду замерла в изумлении, а в следующее мгновение устремилась вниз по лестнице, окликая человека на бегу:
– Роберт! Кузен Роберт!
Мужчина остановился и обернулся. Миртль приблизилась к нему… и тут же отпрянула, пораженная. У этого человека были длинные черные волосы, свисавшие, как уши спаниэля, «индейский» загар и странный, бессмысленный взгляд, в котором, казалось, навсегда застыло изумление. Такое впечатление создавалось из-за полного отсутствия бровей. Нижняя часть лица незнакомца пряталась в густой черной бороде, необычайные размеры и неопрятность которой придавали ему вид человека, только что выбравшегося из лесной глуши. Одет он был в коричневое платье старомодного покроя из сукна домашней выделки, какой предпочитают квакеры. Квакерскими были также круглая черная шляпа, льняная косынка на шее и стальные пряжки на тупоносых башмаках.
Он заговорил гнусавым, грубым голосом:
– Мадам, мое имя Джонатан, а не Роберт. Джонатан Нилд.
Она пристально вгляделась в его темно-карие глаза, которые флегматично уставились на нее, смутилась и сконфуженно засмеялась. Воображение сыграло с нею шутку.
– Простите, сэр. Я обозналась.
Он молча поклонился, повернулся и продолжил свой путь. Но как только он сделал несколько шагов, иллюзия вернулась. Прикованная к месту, Миртль, не отрываясь, смотрела ему вслед, пока он не скрылся в столовой; но даже после этого перед глазами у нее стояла эта фигура и эта походка, неуловимо напоминавшая Роберта Мендвилла.
Внезапно ее неодолимо потянуло пойти за ним.
Он только что уселся за стол, и Римус стоял за спинкой его стула, когда она ворвалась в комнату. Нилд поднял глаза в немом вопросе. Она остановилась, как вкопанная. Невероятно. Этот человек не был Робертом Мендвиллом. Но эта спина, эта характерная осанка…
– Оставь нас, Римус, – коротко приказала она.
Негр заколебался, и его неожиданная нервозность послужила верным подтверждением ее подозрений. Римус покосился на незнакомца, показав белки глаз и, видимо, ожидая от него дополнительных указаний.
– Делай, что велят, – прозвучал гнусавый голос; Римус стушевался и нехотя вышел.
Когда они остались вдвоем, Миртль, борясь с охватившим ее волнением, приблизилась к самому столу и, стараясь говорить спокойно, спросила:
– Что все это значит, Роберт?
– Я уже сказал тебе, мадам, меня зовут Джонатан.
– Вам ни к чему повторять эту ложь, – ответила она. – Я узнала вас. Не пойму, что вы с собой сделали, но в том, что вы – Роберт Мендвилл, я уверена так же точно, как в том, что я – Миртль Лэтимер.
Он мягко улыбнулся, обнажив крепкие белые зубы, блеснувшие в черном клубке бороды, и покачал головой:
– У тебя разыгралась фантазия, мадам. Говорю тебе, я – Джонатан Нилд, плантатор, и приехал сюда к сэру Эндрю Кэри по делам торговли.
