Роберт Святополк-Мирский - Четвертый хранитель
… Но, к радости Генриха поездка на торг в Опаков состоялась даже раньше, чем он надеялся. Филипп решил, что для окончательного вселения в дом необходимо приобрести несколько предметов обихода, которых свои умельцы изготовить не могли — например, ковры — а также прикупить восточных привозных сладостей, вроде халвы, изюма или нуги — Филипп, во что бы то ни стало, хотел пригласить на новоселье всех своих друзей и соседей и считал, что дом должен выглядеть богато, а угощение чтоб подавали изысканное.
Это маленькое будничное событие, как это часто бывает в жизни, повлекло за собой серьезные последствия.
Погода была великолепная, уже стоял первый ноябрьский морозец, хотя снега было еще недостаточно для саней.
Торг в Опакове был небольшим, но таким же шумным и красочным, как все торги в мире.
Приехали Филипп, Чулпан, старушка Анна Борисовна, Генрих и несколько Бартеневских мужиков, а также Макар Зайцев, которому тоже нужно было купить какие-то мелочи, а он все никак не мог собраться, но узнав, что Филипп собирается на торг, решил присоединиться к ним.
Филипп, Макар и два парня из Бартеневки, взятых для подмоги, поехали верхом, а в подводе — старушка Агафья, Чулпан и Генрих, который всю дорогу развлекал их игрой на лютне и пением.
Подводой управлял безрукий Матвейка, который наловчился сжимать локтем отрубленной руки вожжи, другой стегать лошадей, так что, несмотря на свою инвалидность, все равно не оставался без работы.
Зайцев, некогда повинный в увечьи Матвейки, давно покаялся перед ним, и всячески стремился загладить свою вину, время от времени передавая ему и его семье деньги или подарки. Матвейка давно уже простил Зайцева, тем более, что тот недавно стал соседом и говорили, что его дочка скоро выйдет за младшего Картымазова.
Покупки на торгу заняли несколько часов и в то время, когда другие тратили денежки Лив Генрих зарабатывал их.
В самом центре рыночной площади он швырнул под ноги свою широкополую ливонскую шляпу, взял несколько аккордов на лютне и начал петь своим приятным голосом одну за другой сложенные им баллады.
К тому времени, когда пришла пора собираться домой, шляпа Генриха наполовину заполнилась мелкими серебряными и медными монетками на общую сумму, по предварительной прикидке, не менее десяти польских золотых. Успехи Генриха вызвали шутки и смех бартеневцев, вернулся с покупками Зайцев, все были в сборе и стали собираться в обратный путь, как тут Филипп вдруг заявил, что у него страшно пересохло горло, и он непременно должен выпить пива.
Прямо тут же на рыночной площади стояла корчма, и Филипп решил в нее заглянуть.
Это решение оказалось роковым.
Но, разве кто-нибудь из нас, входя в какое-нибудь публичное помещение, вроде корчмы, кабака или лавки, может знать, что его там ждет?…
В корчме было душно и дымно, поскольку огромная раскаленная плита находилась тут же в зале, на ней что-то жарилось, дымилось, за столами плотно сидели мужчины, пили, пели, ели и громко разговаривали.
— Хозяин! — подай-ка еще манинской водички!
Филипп уже знал от Медведева, что купец Манин изобрел способ изготовления нового напитка, который якобы в несколько раз крепче меда, но не думал, что манинский напиток продается даже здесь. Впрочем — чему удивляться — ведь в последнее время все Верховские княжества стали основным манинским рынком.
Филипп с трудом протиснулся к хозяину и, сунув ему в руку монетку, попросил пива.
Хозяин пообещал сейчас же подать и в ожидании пива Филипп огляделся.
За отдельным большим столом сидела компания: около дюжины молодых людей, в возрасте двадцати, двадцати пяти лет. Это именно они потребовали «манинской водички», хотя были уже изрядно навеселе.
Лицо одного из них показалось Филиппу знакомым, он вгляделся и узнал в нем Артема Захарова, того самого Артема Захарова, которого он выбросил в окно ханского гарема в Сарай-Берке, а на Рождество этого года видел раненым в доме Медведева.
Быстро повернувшись спиной и, не став ожидать заказанного пива, Филипп направился к выходу.
Но было уже поздно.
— Эй ты, верзила, а ну-ка постой — услышал он за спиной пьяный голос, но не стал останавливаться и вышел.
От корчмы до подводы, на которой сидела Дарья-Чулпан, было тридцать шагов, и Филипп на секунду застыл в нерешительности.
Конечно, спустя четыре года, Захаров может и не узнать Чулпан, а может и узнать.
Филипп взвешивал: стоит ли вернуться в корчму и хорошо известным ему способом привести Захарова в абсолютно бессознательное состояние… Но в корчме было слишком много людей, чтобы он мог быстро привести в такое состояние всех, а, кроме того, на рынке околачивалось полно стражников, следивших за порядком, и драка в публичном месте могла грозить Филиппу тюрьмой и позором.
Он решил, что нужно как можно скорее отъехать отсюда и широким шагом направился к подводе, рассчитывая, что веселая компания не успеет выйти из корчмы, но ошибся.
Но прежде чем он сделал несколько шагов, толпа пьяных молодых людей вывалилась из корчмы и бросилась за ним следом.
— Стой!
— Остановись!
— Ах, ты жалкий трус!
Этого Филипп стерпеть не мог.
Он резко остановился и повернулся к своим преследователям.
До подводы, где сидела Чулпан, оставалось каких-то десять шагов.
И тут Артем Захаров узнал Чулпан.
Он на секунду остолбенел, а потом заорал:
— Смотрите! Там на телеге! Это она! Та, что я вам рассказывал. Эту наложницу из гарема Ахмата пере…ло все наше войско!
У Филиппа потемнело в глазах.
Не помня себя от гнева, он рванулся вперед, вырвал из группы сотоварищей Артема Захарова, схватив его за предплечья и очертив на месте полный круг, использовал его, как живую палицу, расшвыряв его телом всех его товарищей, а самого Артема швырнул с такой силой, что он пролетел в воздухе несколько саженей и со всего размаха врезался в огромную груду сложенных колодцем замерзших коровьих туш. Груда рухнула и всей тяжестью оледенелых коровьих тел придавила собой Захарова. Вскочившие на ноги его приятели, выхватив сабли, бросились на Филиппа, а на помощь ему уже спешили Зайцев и бартеневские парни, но стражники на торге оказались на месте и, привычным взглядом, оценив обстановку поняли: все тут ясно — пьяные молодчики, хорошо уже известные здесь своими дебошами снова напали на какого-то купца. Стражники эти, откуда ни возьмись, набежали целой толпой, немедленно схватили и обезоружили молодых пьяниц, не обращая на Филиппа никакого внимания, и он уже дал знак своим людям отъезжать, а сам направился к телеге, как вдруг его остановили.
