Густав Эмар - Заживо погребенная
— Не печальтесь, дети, не отнимайте у меня последнее мужество… Выслушайте спокойно… Впрочем, — прибавила она, стараясь улыбнуться, — вы увидите, что слова мои не так страшны… Ванда, дорогая дочь моя, когда Богу угодно было послать мне тебя в саванне, я сразу полюбила тебя и поклялась, что все сделаю для твоего счастья…
— Вы сдержали клятву, — растроганным голосом прервала ее Ванда. — Не было ребенка счастливее меня благодаря вам — и впредь я буду также счастлива.
Графиня отвечала на ее ласки и, вздохнув, продолжала:
— Вторая причина состояла в том, что рано или поздно я узнаю, кто твои родители и что с ними сталось. До сих пор все мои поиски оставались безуспешными, но кто знает? Не сегодня-завтра, тайна может, наконец, открыться. Агенты мои ищут в Соединенных Штатах, в Мексике даже в Утахе. Мне нужно знать, живы или умерли твои родители, и во всяком случае получить верные доказательства того или другого. Как только доказательства смерти твоих родителей будут у меня в руках, мы тебя повенчаем в день, когда тебе исполнится семнадцать лет.
— Позвольте заметить, мама, — сказал Арман, — что поиски могут затянуться до бесконечности. Если их будут по-прежнему тщетно продолжать, неужели же мы должны все будем ждать?
— Нет, дитя мое. Если два года еще мы ничего не узнаем, Ванда и ты свободны вступить в брак, когда захотите.
— Два года ожидания! — грустно сказал Арман.
В эту минуту, Клеретта тихонько постучалась в дверь и, войдя в будуар, доложила графине, что ее спрашивает какая-то дама. Приказав сказать, что она сейчас выйдет, графиня встала и, поцеловав Армана, сказала ему:
— Полно, не грусти! Два года скоро пройдут… А теперь советую тебе совершить хорошую прогулку. Это успокоит твои нервы.
Поцеловав затем Ванду и посоветовав ей ничего не говорить Люси, она пошла в большую гостиную.
При входе ее, навстречу ей поднялась небольшого роста, но замечательно пропорционально сложенная дама. Малейшие движения ее дышали природной грацией, она, должно быть, была очень хороша. Вглядевшись в усталые черты ее правильного лица, видно было, что ей не более тридцати двух лет, но горе провело преждевременные морщины кругом ее черных глаз и избороздило ее нежную кожу.
Она похожа была на испанку из Севильи или Гренады.
Обе женщины молча смотрели друг на друга. Незнакомка первая заговорила.
— Как вы прекрасны! — воскликнула она по-испански. — Я знала уже, как вы добры, и пришла благодарить вас.
Графиня в недоумении смотрела на нее.
— Вы иностранка? — спросила она ее тоже по-испански.
— Да! — отвечала в сильном волнении, незнакомка. — Я родилась в Мексике…
— В Мексике? — переспросила графиня, вздрогнув и пристально глядя на нее.
— В Эрмосильо, в штате Сонора, — со слезами сказала она.
— Я была в этих местах…
— Знаю! — тихо прошептала незнакомка и, слегка нагнувшись к графине, вдруг залилась слезами. -Знаю!.. Вы были там и спасли от страшной смерти дитя мое, мою бедную девочку, которой вы заменили мать!
И, схватив руки графини, она горячо целовала их.
— Как!.. — воскликнула пораженная графиня. — Вы…
— Я донна Люс Аласуеста Моралес, мать Ванды.
— Но Ванда говорила, что вы умерли, что она сама похоронила вас под цветами!
— Все это правда! Зачем я не умерла тогда! — отвечала донна Люс, ломая руки. — Выслушайте, как все произошло.
И она рассказала всю свою длинную, тяжелую повесть: как она любила, страдала, как потеряла дочь и как наконец узнала, что сталось с ее ребенком.
— Небо наказывает меня за моего мужа! — с горечью сказала она. — Но чем виновата была молодая девушка, что ее полюбил человек, имя которого она проклинала, не зная, что оно принадлежит тому, кого она избрала своим мужем. Узнайте мой позор — я жена Майора.
— Майора! — в ужасе вскрикнула графиня. — О Боже, Боже мой!
— И вас это имя ужасает… Вы, может быть, видели его?
— Да… — машинально ответила графиня.
— Этот человек любил меня, а между тем не задумался обмануть. Он не испанец, а француз. Зверски убив свою первую жену, распустив слухи о своей смерти, он бежал в Америку, где женился на мне под чужим именем, так что я даже не жена его, а просто любовница. Всего шесть лет как я это узнала от приятеля его, того самого бандита, который спас мне жизнь в саванне. Стыд превратил в ненависть мою любовь. Я благословляла Бога за исчезновение дочери, хотела бежать, но он меня не пустил…. Что сказать вам, сударыня? С тех пор, жизнь была для меня адом. Майор не стеснялся более и открыто предался своим порокам. Наконец, в прошлом году, после долгого отсутствия, он нанял корабль и, собрав свои сокровища, поехал в Англию. Я сопутствовала ему. Вскоре мы отправились в Париж, где он выдавал себя за испанского гранда. Не знаю, как ему удалось попасть в испанское посольство, но там его уважают и считают за того, за кого он себя выдает… Одно обстоятельство, однако, предало его в мои руки. Представьте себе, что этот человек, который смеется надо всем, ничего не боится, попирает все законы, представьте себе, что он проводит страшные ночи. Кошмары его ужасны, он заставляет меня проводить ночи возле него, чтобы я будила его каждый раз, как только он начнет бредить…
— Он бредит? — нервно сказала графиня. — Что же он говорит?
— Не могу всего понять, потому что он, обыкновенно, бредит по-французски, но вот что мне удалось разобрать. Он хочет увезти от вас Ванду… Это чудовище обожает свою дочь.
— Несчастная девушка!.. Отдать ее этому негодяю!.. Ужасно, ужасно!
— Сударыня, я мать Ванды и люблю ее более всего на свете… Я знаю, что за мной следят, что смерть, может быть, угрожает мне, но я пришла сюда умолять вас не покидать дочь мою, на которую я передаю вам все свои права.
Она подала графине довольной большой сверток бумаг.
— Вот метрическое свидетельство Ванды и прочие бумаги, необходимые для утверждения ее прав по французскому законодательству. Тут же и завещание мое, в котором я рассказываю мою печальную повесть и по которому Ванда должна получить состояние, лично принадлежащее мне. Кроме того, вы найдете другие документы… Трудно было добыть все это, но теперь, слава Богу, они в ваших руках; знайте, что если Майор вздумает мстить вам, вы теперь легко можете погубить его.
— Я с благодарностью принимаю эти бумаги, но, скажите, что вы сами намерены теперь делать?
— Я погибла… Майор давно меня подозревает, шпионы окружают меня, и когда он узнает, что я здесь была, он убьет меня.
— Полноте… В Париже нельзя так легко убить, как в саванне.
— Майору все можно… Клянитесь, что вы не оставите мою дочь! — прибавила она, с мольбою скрестив руки.
