Александр Дюма - Цезарь
Ответом на эту речь был единый крик:
– Вперед!!!
Восемь дней спустя, без продовольствия и боевых машин, имея только двадцать пять или тридцать тысяч человек, не дожидаясь войск, которым он назначил встречу в Брундизии, Цезарь поднялся на полусотню кораблей, пообещав прислать их обратно за остальными двадцатью тысячами солдат, оставшимися позади, и, пройдя через огромный флот Бибула, отправился на высадку к пустынному берегу, – около Аполлонии, к пескам и скалам, потому что все порты охранялись помпеянцами.
Он пришел осадить сто пятьдесят тысяч с двадцатью пятью тысячами! А тем временем остальные его легионы, отправившись с берегов Сегре, прошли Нарбоннскую и Трансальпинскую Галлию, миновали Рим, как обычный отрезок пути, ступили на Аппиеву дорогу и шагали к Брундизию, ропща и жалуясь:
– Докуда же хочет довести нас этот человек? сколько времени еще он будет тащить нас за собой? когда положит он конец нашим трудам? не думает ли он, что мы сделаны из железа и стали, если он так гоняет нас с одного конца света на другой, с востока на запад, с севера на юг, с заката на восход? Но даже железо и сталь изнашиваются от ударов, которые они терпят; даже мечам и доспехам нужен отдых: мечам, чтобы они не затупились, доспехам, чтобы они не утратили прочности. Видя наши рубцы и шрамы, Цезарь должен бы понять, что он командует смертными людьми, и что человеческие силы не беспредельны. Даже боги не взялись бы делать то, что сделали мы. Мы так быстро шагаем, что можно подумать, будто мы бежим от врага, а не преследуем его. Хватит, Цезарь! остановись!
И упав духом, несчастные усаживались на обочину дороги и качали головами в ответ на понукания своих командиров.
Не мнится ли вам, что вы слышите жалобы ветеранов Наполеона, которых он тащил за собой от Нила к Дунаю, от Мансанареса к Волге?
Но когда ветераны Цезаря пришли в Брундизий и увидели, что Цезарь уплыл без них, они повернулись к своим командирам и говорили им, плача от гнева:
– Это ваша вина, что мы не отплыли вместе с ним; нужно было торопить нас в дорогу, вместо того, чтобы позволять нам рассиживаться на отдыхе подобно трусам и лентяям. О горе нам, презренным, мы предали нашего полководца!
А когда им сказали, что те пятьдесят кораблей, которые увезли в Грецию Цезаря и их товарищей, должны вскоре вернуться за ними, они поднялись на береговые утесы и обрывы и сели там, чтобы как можно раньше увидеть белеющие на горизонте желанные паруса.
Глава 61
Что же внушало им эту великую веру в Цезаря? В первую очередь это был его гений, но затем, это было предзнаменование.
Цезарь поклялся больше не слушать авгуров, когда они предсказали ему смерть, но, тем не менее, он верил в предзнаменования; как все великие люди, он был суеверен: у некоторых гениев суеверность – вовсе не порок, а достоинство.
Перед тем, как покинуть Рим, Цезарь совершил жертвоприношение Фортуне. Телец, который был приготовлен для заклания, вырвался из рук своих сторожей, убежал из города, не получив ни единого удара, и затем, встретив на пути озеро, переплыл его.
– Что это означает? – спросил Цезарь у прорицателей.
– Это означает, объяснили те, что ты погибнешь, если останешься в Риме и не отправишься за море – за то широкое озеро, которое отделяет тебя от Помпея. Напротив, на том берегу тебя ждут победа и удача.
Цезарь тут же ушел, поручив Антонию привести к нему остальную армию.
На следующий день после его отбытия, которое для всего города было неожиданным, все дети Рима поделились на два лагеря – на цезарианцев и помпеянцев, и, кидаясь камнями, затеяли небольшую войну. Эта маленькая война завершилась большим сражением, и было отмечено, что помпеянцы потерпели поражение.
Цезарь же тем временем был в Аполлонии, которую помпеевский гарнизон даже не попытался защищать. Существует несколько Аполлоний; точнее, в те времена их было несколько. Первая была в Македонии, на юго-западе от Фессалоники: сегодня это Полина; вторая – во Фракии, при входе в залив, образованный Понтом Эвксинским: сегодня это Созополь; третья – в Киренаике, на берегу моря к северу от Кирен, которым она служила портом: сегодня это Марза-Суза; четвертая – на острове Крит, родина философа Диогена, которую называли также Элевтерой; пятая – в Палестине, неподалеку от Цезареи, которая сегодня называется Арзуф; наконец, шестая – в Иллирии, возле устья реки Аой, нынешняя Вуисса.
Вот в этой-то последней и находился Цезарь.
Там он ожидал остальную свою армию, которая все не приходила.
Такие люди, как Цезарь, терпеть не могут ждать. Сначала он отправил гонцов в Брундизий с приказом сказать его солдатам, что бы они немедленно пускались в путь, и не берегли судов.
– Мне не нужны корабли, – говорил он, – мне нужны люди.
По прошествии некоторого времени, так и не дождавшись своих солдат, он решил отправиться за ними сам. Он затеял одно их тех безумных предприятий, которые ему так часто удавались в Галлии.
Он отправил троих своих рабов на берега Аоя, который протекал всего в двух милях от Аполлонии, с наказом сообщить первому встречному лодочнику, что Цезарь хочет отправить гонца в Италию, и чтобы он нашел этому гонцу место на первом же корабле, который отправится в Брундизий. Если же не найдется ни одного готового к отплытию корабля, пусть рабы наймут какой-нибудь, позволив его хозяину взять на борт, помимо гонца Цезаря, столько пассажиров, сколько он захочет: чем больше будет пассажиров, тем легче будет гонцу Цезаря не привлекать к себе внимания.
Через час рабы вернулись, сказав Цезарю, что все будет готово уже сегодня вечером.
Цезарь пригласил друзей на вечернюю трапезу, как он сделал в Равенне, накануне отбытия в Рим; затем, как в Равенне, он покинул их посреди пиршества, сказав, чтобы на него не обращали внимания, и что он скоро вернется.
После чего он прошел в свою палатку, нарядился в одежду раба, в одиночку отправился на берег реки, и узнав судно по признакам, которые были ему указаны, сказал его капитану:
– Я гонец Цезаря; я пришел.
Капитан посадил его в свою лодку, где ожидали еще семь или восемь пассажиров.
Цезарь поторопил отплытие, как только мог: необходимо было воспользоваться ночной темнотой, чтобы миновать незамеченными помпеевский флот.
Пока они спускались по реке, благодаря течению и веслам все шло прекрасно; но по мере того, как они приближались к устью, волны поднимались все выше и выше; меж берегов реки врывался морской прилив, из-за которого лодка могла продвигаться вперед только с огромным трудом, или же вовсе стояла на месте.
Наконец все усилия стали бесполезны. Ударом морской волны разбило руль, и перепуганный капитан приказал гребцам подниматься по реке обратно. И тогда Цезарь, поднявшись и распахнув свой плащ, произнес свои знаменитые слова:
– Ничего не бойся, ты везешь Цезаря и его удачу!
Подобное разоблачение вернуло отвагу лодочнику и гребцам, они объединили все усилия и преодолели заслон, преграждавший им выход из реки. Но когда они вышли в бушующее море, лодка потеряла управление, и волны выбросили ее на песчаный берег.
А между тем наступал день, и им угрожала опасность быть схваченными врагом.
– О Фортуна! Фортуна! – пробормотал Цезарь, – неужели ты покинешь меня?
Затем он приказал вернуть лодку в реку, и с помощью попутного ветра и весел, которые преодолевали течение, они менее чем за полчаса одолели те несколько миль, которые отделяли его от лагеря. Его возвращение было встречено ликованием. Все уже знали, что он ушел, и его уже считали погибшим! Одни восхищались его отвагой, другие корили его за безрассудство.
Солдаты прибежали и толпой окружили его. Один из них выступил вперед, чтобы говорить с ним от имени своих товарищей.
– Цезарь, – сказал он, – что тебе сделали те, кого ты называл своими друзьями, что ты потерял надежду победить с ними, и что ты в обидной для них тревоге отправляешься на поиски тех, кого нет с тобой? Нас меньше, чем неприятеля, это правда; но разве ты пересчитывал нас, когда шел биться с галлами? Цезарь, твоя армия просит вернуть ей доверие, которое она незаслуженно потеряла.
Что мешало Антонию выйти из Брундизия, так это бдительность Бибула. Бибул умер, и командование флотом было передано Либону.
Узнав об этой смерти, Антоний решил воспользоваться сумятицей, которую она должна была вызвать в морском войске; и пока Габиний совершал обход по земле, он впрямую столкнулся с кораблями, запиравшими гавань Брундизия. Его собственные корабли несли на себе двадцать тысяч пеших воинов и восемьсот лошадей.
Линия, которая удерживала в своих руках море и блокировала гавань, разбилась с одного удара. Антоний и его корабли прошли; но весь флот Либона объединился и ринулся в погоню за ними. К счастью, южный ветер теснил врага вглубь залива; тот же самый ветер нес корабли Антония на скалы, где он неминуемо разбился бы; грозные скалы были уже так близко, что Антоний и его люди считали себя погибшими, как вдруг ветер резко переменился и стал из южного северо-восточным. Антоний быстро развернул паруса и, проходя вдоль берега, увидел, что он весь покрыт обломками флота Помпея.
