Бернард Корнуэлл - Приключения Ричарда Шарпа. т2.
— Когда Люсиль увидит, во что я превратил её любимый плащ, — поделился стрелок с другом, — она отправит меня ночевать в собачью будку.
— Женщины. — хмыкнул Харпер.
В крепости продолжал надрываться ребёнок. Сохранность шкуры, по-видимому, озаботила некоторых испанских вояк намного больше, нежели судьба семей, брошенных на милость победителей. Ничего. Ещё до полудня испанки обзаведутся новыми мужьями.
— Как настроение? — окликнул Шарпа майор Миллер.
Кончики усов майора торчали почти вертикально вверх. Он обнимал двух девушек.
— Бодрое.
— Как насчёт вкусить плодов победы? — отставник-забияка кивнул на спутниц.
— Успеется, майор. — улыбнулся ему Шарп и, отвернувшись, устремил взгляд на горизонт. Далёкие Анды всё так же подпирали небосвод, только дымки вулканов при свете дня вновь стали коричневыми.
— Благодарение Богу.
— За что? — неожиданная религиозность друга озадачила ирландца.
— За всё. У нас всё вышло, Патрик. Кокрейн вызволил нас с «Эспириту Санто», взамен мы помогли ему взять крепость. Всё. Можно возвращаться домой. Жаль, конечно, палаш, но в Нормандии он мне ни к чему. Деньги донны Луизы прохлопали, но привезём ей мужа. Мы дрались в последний раз, Патрик.
— Похоже, что так.
Повстанцы, гомоня, выволакивали золото из церкви, где покоилось тело дона Блаза. Судя по шуму в башне, там тоже нашлись ценности. Шарп качнул головой в сторону удачливых охотников за сокровищами:
— Не хочешь присоединиться?
Харпер зевнул:
— Нет. Устал я.
— Сегодня отоспимся. — Шарп направился вниз, — Но сначала откопаем дона Блаза.
Они шли к церкви, где лежал их друг, и на этот раз некому их было остановить. Цитадель пала. Кокрейн победил. Шарп, наконец, мог поехать домой.
Известняковую плиту вернули на место. К счастью, ремонт в боковом приделе продолжался и, соответственно, там всё ещё валялись инструменты. Вколотив увесистый лом в щель между плитами, Шарп скомандовал:
— Давай!
Они налегли на прут вдвоём. Каменный четырёхугольник не шелохнулся. Позади в нефе кто-то выл от боли. МакОли, хирург с «О’Хиггинса», распорядился сносить и своих и чужих раненых в церковь. Приспособив козлы в качестве операционного стола, врач резал обожжённое мясо и пилил раздробленные кости. Ему помогал гарнизонный лекарь-доминиканец и два санитара с чилийского флагмана.
— Весёленький аккомпанемент. — заметил Харпер, переводя дыхание, — Вот же пакость! И не двинулась!
Он в сердцах пнул плиту ногой, затем поплевал на ладони, отстранил Шарпа и взялся за лом обеими руками. Вены змеями вздулись у него на лбу от напряжения, пот катился градом, но всё, чего он добился — согнул лом.
— Иисусе! — выдохнул он, отбросив согнутую железку, — Зацементировали они её, что ли?
Секунду поразмыслив, он принёс кувалду:
— Поберегись!
Шарп благоразумно посторонился. Ирландец высоко вскинул молот и со всей силой, на какую только был способен, ударил по плите. По церкви прошёл гул, будто от пушечного выстрела. Трещина расколола каменную доску крест-накрест. Харпер работал, как паровой молот, пыхтя и не останавливаясь, пока не превратил плиту в груду щебня. Тогда он отбросил кувалду прочь, утёр пот с покрасневшего лица и довольно подытожил:
— Не мытьём, так катаньем!
Явился лорд Кокрейн. Покосившись на встрёпанного Харпера, он гордо продемонстрировал Шарпу часы с откинутой крышкой:
— Тридцать минут сорок три секунды!
— Простите, мой лорд?
— Тридцать минут сорок три секунды! Каково?
— Столько требуется, чтобы повредится здесь в рассудке? — осторожно полюбопытствовал стрелок.
— Столько потребовалось, чтобы захватить эту твердыню! Этим хронометром можно отмерять заданные промежутки времени. Нажал рычажок вот здесь — и секунды затикали. Я его нажал, когда мы уткнулись в пристань, и отжал, когда последний защитник избавил нас от своего присутствия. В общем-то, я чуть позже отжал рычажок, так что взятие заняло меньше времени, но и тридцать минут сорок три секунды весьма прилично, согласитесь? — Его Милость, лучась от радости, щёлкнул крышкой, — И этим я в немалой степени обязан вам обоим. Спасибо.
Кокрейн торжественно поклонился.
— Да мы ничего особо не сделали. — скромно сказал Шарп.
— Немного, по крайней мере. — поспешил поправить друга ирландец.
— Похвальная непритязательность. Однако я дерзну остаться при своём мнении. Видите ли, опыт предыдущих баталий на земле Чили привёл меня к убеждению, что в данной войне победу легче добыть, действуя малочисленными отрядами. Среди моих ухорезов много ветеранов войн с французами. Для них Ричард Шарп и сержант Харпер — легендарные воины, а сражаться с ними плечом к плечу — это всё равно, что сражаться в одном строю с Ричардом Львиное Сердце или Уильямом Уоллесом!
Испытывая неловкость, Шарп попытался прервать поток славословий, но лорд решительно отмахнулся:
— Кстати, поэтому я сам всегда иду с ними в бой. Зная, что я рядом, они бьются на пределе возможного. Верят мне. Мне и моей удаче.
— Наши парни тоже всегда верили в мистера Шарпа. — ревниво заметил Харпер.
— То-то и оно! — азартно продолжил Кокрейн, — Наполеон любил повторять, что в сражении предпочёл бы под начало счастливчиков умникам. Во мне-то, слава Богу, удачно сочетаются оба достоинства.
Нескромность рыжего насмешила Шарпа.
— Почему вы никому не признались, что отдали «О’Хиггинсу» приказ вмешаться, когда атака запнётся?
— Такие вещи загодя рассказывать вредно. Снижает задор и расслабляет солдат. Кто полезет расшибать себе лоб, если можно переложить работу на плечи канониров?
— Сработали артиллеристы ювелирно.
— Абсолютно с вами согласен, мой дорогой Шарп! — внимание Кокрейна привлекла разломанная плита, — Чем вам так не угодила милая церквушка, мистер Харпер?
— Здесь похоронен Блаз Вивар. — объяснил ирландец, — Пару недель назад плита вынималась без труда, но потом поганцы залили её раствором.
Адмирал склонился над могилой, словно надеясь разглядеть в толще земли дона Блаза:
— Вам известно, почему люди жаждут быть похороненными рядом с алтарём?
— Нет. — стрелок никогда над этим не задумывался.
— В алтарях католических церквей обычно хранятся мощи святых…
Кокрейна прервал приход доминиканца в измазанной кровью раненых рясе. Безошибочно угадав начальство в шотландце, монах поспешил принести жалобу на учинённый Харпером разгром. Адмирал слушать его не стал, отправив куда подальше.
— Почему же, — таинственным тоном продолжил Кокрейн, — реликвии в алтаре так важны для усопших мирян?
— Не знаю. — сознался Шарп.
— Из-за того, мой дорогой подполковник, что произойдёт в день Страшного Суда.
Харпер подобрал заступ и принялся долбить щебень, бубня:
— Ну да, цемент. Что я говорил! Вот же пакостники! На кой чёрт было цементировать?
— Цементировали, — отклонился от темы Кокрейн, — потому что не хотели, чтобы вы его выкопали.
— А что там насчёт Страшного Суда? — напомнил ему Шарп.
— Наши братья во Христе, проклятые паписты, — люди разумные (мистер Харпер тому — яркий пример). Здравый смысл подсказал им, что, когда прозвучат трубы Страшного Суда, покойники вознесутся на небеса, но скорость у них будет разная. Грешников провинности потянут вниз, праведникам их святость, наоборот, придаст дополнительное ускорение. Оттого-то паписты и выгадывают местечко поближе к алтарю. Святые-то взмоют в небо с такой силой, что наверняка, поднимут за собой соседей.
— Они, что же, всерьёз рассчитывали, что цемент помешает дону Блазу воскреснуть в день Страшного Суда? — сердился ирландец.
Глядя на развороченную могилу, адмирал предложил:
— Давайте приспособим пленных откапывать гроб.
Повеселевший Харпер облегчённо воткнул лопату в щебёнку, а Кокрейн, распорядившись привести испанцев, спросил:
— Просветите меня, ради Бога, зачем вам везти покойного Вивара в Испанию?
— Выполняем волю вдовы.
— А, женский каприз. Надеюсь, моей благоверной не вздумается ничего подобного. Мне трудно представить себя, катящегося со сходней в бочонке спиртного, как страдалец Нельсон. С другой стороны, воскресения мёртвых ждать долго, а коротать века приятнее пьяным.
Адмирал, расхаживавший по хорам, остановился, выставил вперёд ногу, и звучно продекламировал, заглушив на мгновенье вопли терзаемых коновалами страстотерпцев:
— Тише, флейта, пой!
Чу! Наш павший герой
С поля брани зовёт снова в бой!
Его Милость раскланялся и осведомился:
— Кто написал?
— Наверняка, ирландец! — крикнул из нефа доктор, который, несмотря на фамилию МакОли, был родом с Зелёного острова.
