Юрий Черняков - На безымянной высоте
— Мимо… — констатировал политрук, лежавший рядом с Самсоновым; он не отрывался от своего бинокля.
— Булгаков! — закричал Самсонов. — Не по одному, а всю батарею на прямую наводку давай!
* * *В блиндаже связи Иноземцев снова кричал в телефонную трубку:
— Товарищ полковник, это Иноземцев! Докладываю. Пешка прорвалась в ферзи. Вы поняли? Пешка прорвалась в ферзи…
В штабе дивизии ему отвечал Егоров:
— Ты не ошибся? Высоту восемьдесят девять взяли?
— Да… Малютин радирует мне прямо оттуда. Но слишком быстро это у него получилось! Я не успеваю ему помочь и не могу закрепить его успех! Противник ведет ураганный огонь, и мои батальоны не могут поднять головы.
Полковник Егоров ответил:
— Вас понял, Сергей Павлович. Чем сможем, поможем… Артиллерией, авиацией…
— Только добьете мне Малютина своей авиацией… Он сейчас в плотном контакте с наступающим противником! Истекает кровью, но держится. Помочь вы сможете только одним, Игорь Андреевич! Бросить сюда, на мой участок, весь свой танковый резерв! Помните, мы говорили?
— Я все помню и все понял, Сергей Павлович…Егоров бросил трубку и обратился к офицерам связи:
— Немедленно свяжите меня с оперативным отделом штаба фронта!
И тут же подошел к карте, на которой штабные офицеры делали отметки о передвижении войск.
— Ну что, есть продвижение на главном направлении? — спросил Егоров у оперативников.
— Есть, но слишком замедленное, товарищ полковник, — доложил седой подполковник. — В настоящее время немцы спешно перебрасывают сюда по рокаде самоходные орудия типа «фердинанд». Тот самый дивизион, помните, мы о нем говорили? Наша авиаразведка только что доложила: они разворачиваются в боевой порядок примерно в двух километрах от наших танков. Наши не успеют их опередить.
Офицеры подняли головы от карт, глядя на Егорова.
— То есть фактор внезапности уже исчерпан, — вполголоса пробормотал Егоров, расхаживая по кабинету и глядя на часы. — А ты был прав, Сергей Павлович… Очень даже прав.
— Товарищ полковник, оперативный отдел штаба фронта! — позвал офицер связи и протянул ему телефонную трубку.
— Товарищ генерал, докладывает полковник Егоров! Наступление под угрозой срыва.
— Похоже на то. Есть предложения?
— Есть запасной вариант, о котором я уже докладывал. На направлении отвлекающего удара обозначился успех. Подразделением Четырнадцатого полка там взята и удерживается высота восемьдесят девять…
— Высота восемьдесят девять, та самая?
— Да, Родион Артемьевич. Иноземцев пытается развить успех и прорваться туда основными силами полка, но немцы ведут плотный огонь.
— Ваши предложения?
— Первое. Немедленно помочь Иноземцеву корпусной артиллерией. Второе. Немедленно перебросить весь наш танковый резерв на его участок… Это предложение самого Иноземцева. Там, в районе высоты восемьдесят девять, удалось подавить противотанковые средства противника. Но надолго Иноземцева там не хватит, товарищ генерал… Ему надо срочно помочь, иначе немцы вот-вот закроют прорыв на направлении главного удара.
— Я доложу командованию. А пока поддержи Иноземцева всем чем можешь. И докладывайте мне каждые десять, нет, пять минут.
— Есть, товарищ генерал… Егоров положил трубку.
— Пять минут… Помнится, Наполеон говорил, что ситуация в сражении меняется каждое мгновение, — пробормотал он про себя и подошел к карте, следя за произошедшими за время его переговоров перемещениями наступающих танковых бригад. Результат, похоже, был нулевой.
— Если сейчас развернуть тот танковый полк, который все еще находится на рокаде и не вступил в бой, сколько нужно времени, чтобы перебросить его на участок Четырнадцатого полка Иноземцева? — спросил он.
— Около получаса, товарищ полковник. — Офицер-оперативник покачал головой. — Только вряд ли они столько продержатся… Резерв, если его ввести немедленно, придет раньше.
— Я стратегическими резервами не распоряжаюсь. Соедините меня с Иноземцевым, — приказал Егоров. — Только побыстрее…
— Сергей Павлович, снова Егоров… Малютин держится?
— Связь с Малютиным прервана, — сказал Иноземцев. — Но бой там, похоже, идет.
— Приказываю: высоту восемьдесят девять удержать. Любой ценой. Командование, похоже, готово перебросить на твой участок танковый резерв…
— Понял вас, Игорь Андреевич, — сказал Иноземцев. — Долго же там до них доходит…
И положил трубку.
— Свяжи меня с полковником Анисимовым… — сказал он, стараясь не смотреть на Катю.
— Слава, дорогой… — сказал он, когда его соединили с Анисимовым. — Пора отдавать долг.
— Опять ты за свое…
— Да, за свое! Всеми стволами, твою мать! По передовым позициям противника на моем участке! Я тебя как бога прошу!
— Сделаем! — ответил Анисимов. — Можешь не сомневаться, Сергей Павлович.
Сопровождаемый встревоженным взглядом Кати, Иноземцев быстро вылез из землянки. Катя выбежала вслед за ним.
— Что-то случилось? — спросила она.
— На войне всегда что-то случается, пора бы привыкнуть, — пробормотал он, глядя в бинокль в сторону далекой высоты, где все еще вели бой люди лейтенанта Малютина. — Иди вызывай Малютина, не отвлекайся и не прекращай вызывать!
12
На высоте восемьдесят девять оставшиеся в живых разведчики, в том числе Алексей Малютин, Иван Безухов, Николай Малахов, братья Авдеевы и бывший власовец Гриша из окопов и танковых башен вели автоматный и пулеметный огонь по наступающим цепям немецкой пехоты. Прохор Полунин и Михаил Лопатин в это же самое время поспешно, матерясь, снимали замки с танковых орудий.
— Товарищ лейтенант! — возбужденно закричал Гриша на ухо Малютину, оторвавшись от пулемета. — Может, побережем патроны? Пусть они окружают с этой стороны, мы там как раз противопехотные ставили, там нет прохода, пусть идут!
— Прекратить огонь, — скомандовал по цепи Малютин. — Всем сменить позиции, подпустить ближе!
— Прекратить огонь, сменить позиции, подпустить ближе… — полетело по редкой цепочке защитников высоты. Огонь затих, но начали рваться мины под ногами наступающих немцев. Те, кто уцелел, сразу залегли, потом поползли назад, оставляя погибших и раненых.
— Выходит, не зря вы там мин наставили! — Прохор хлопнул Гришу по плечу.
— Это им привет от Валеры…
— Ну что там с рацией? — поднял наконец голову и спросил Малютин у Безухова, который возился с разбитой рацией. — Можно что-то исправить?
