Эдуард Петров - Паруса в океане
Из плотной стены кустарника с шумом выдралась отвратительная свиная рожа и уставилась на финикийца ничего не выражающим взглядом. Астарт выхватил меч. Эта свинья была величиной с бегемота: примерно четыре локтя в длину и два в высоту. Уродливые наросты и огромные клыки вогнали финикийца в страх: быть распоротым этой свиньей, когда до моря рукой подать?" Астарт спасся бегством. Он залез в воду и принялся бросать в зверя камнями. Бородавочник победно прошелся у кромки зарослей и, полоснув попавшийся корень желтым клыком, удалился. Похоже было, что здешние звери не были знакомы с человеком.
Река за последним водопадом растеряла всю свою мощь и превратилась в покорное, ласковое существо. Астарт бесновался на плоту: ему нужно течение, скорость, ветер, а не спокойное плавание вдоль солнечных берегов, поросших светлыми, редкими лесами (за сходство с заброшенными парками их впоследствии назовут парковыми).
Все чаще стали встречаться селения ливийцев: явный признак побережья. Лесистые берега постепенно сменились заболоченными плоскими равнинами с редкими серыми скалами.
Хотя Астарт считал, что сезон дождей кончился, ночью его прополоскал сильнейший прохладный ливень. Перед рассветом, почувствовав признаки лихорадки, Астарт развел костер на плоту и уснул, убаюканный теплом и плеском речных волн.
Проснулся он от сильной качки, торопливо поднялся на ноги. Вокруг свинцовые волны с едва приметными гребнями, серое, низкое небо. Далеко, у самого горизонта, — неясная темная полоска берега.
— Океан! Я в океане!
Астарт трясущимися руками воткнул в паз между бревнами короткую мачту. Истрепанный парус наполнился ветром. Плот понесло к берегу, навстречу отливному течению.
Сознавал ли Астарт, что он совершил немыслимое — прошел неизведанный материк от моря до моря? Наверное, сознавал, ибо даже приступ лихорадки не смог убить его радости.
Часть пятая. возвращения
53. Пигмеи
Ораз устало опустился в глубокое кресло. Раздробленная в последней стычке с ливийцами рука ныла при малейшем движении, поэтому жрец вытянул ноги и застыл в неподвижности, стараясь унять боль.
Слуга-матрос принес низкий столик и одну-единственную игральную кость. Кормчие и их помощники напряженно молчали, сидя на истертых циновках. Тишину нарушал лишь простуженный кашель Ассирийца. Да Шаркар-Дубина громко сопел, действуя всем на нервы.
Наконец, Ораз протянул руку и зажал в кулаке кость.
— Ваал Всемогущий! Яви свою волю: дай нам решение в трудный наш час!
Раскатистый голос жреца заставил всех встрепенуться. Скорпион с необыкновенно серьезной физиономией прошептал молитву и подставил пустой кувшин. Кость гулко ударила о дно сосуда.
— Ваал! Да будет воля твоя силою! — воскликнул Ораз.
Скорпион долго гремел костью в кувшине, не отрывая взгляда от бледного, покрытого испариной лица Ораза.
— Давай, — прошептал жрец, и все зажмурились, боясь осквернить таинство недостойным взглядом.
Кость с дробным звуком прокатилась по деревянной поверхности стола. Тишина. И ветер оставил в покое снасти. И листва нависших над судами ветвей безмолствовала, словно тоже ожидая голоса с неба.
Ораз, не двигаясь, смотрел на серую, обмусоленную кость. Острый конец ее показывал приблизительно на юг.
— Назад… — прошептал жрец, и вдруг голос его окреп, — благодарю тебя, Ваал! Воздадим жертву и повернем назад, как ты нам повелеваешь. Ораз торжественно обратился к мореходам: — Люди истинной веры! Теперь можно уверенно сказать: мы вернемся к своим очагам живыми!
Кормчие и их помощники пали ниц, бормоча вразброд благодарственную молитву.
— Так спешите! Возрадуйте своих матросов благой вестью! Готовьтесь к празднику жертвоприношения, урожая и начала нового пути!
Ошеломленные проявлением небесной воли, финикийцы торопливо удалились. Ораз вышел из каюты. Воздух, пропитанный сыростью, жарой и запахом гнили, вновь покрыл все его тело нездоровой испариной. В густых ветвях над самой водой возились зеленые мартышки с белыми бородами. Грузная птица с большим рогатым клювом шумно снялась с верхушки мачты и уселась на расщепленном молнией дереве.
Корабль Агенора стоял в отдалении от остальных судов, привязанный канатами за стволы деревьев. На площадке кормчего — несколько неподвижных тел, накрытых лохмотьями.
Впрочем, палубы всех бирем были пустынны: все способные двигаться мореходы были на жатве. Вторая жатва в Ливии, третий год плавания, бесконечная эстафета трудностей и болезней.
Ораз заглянул в черноту люка, придерживая, как ребенка, разбухшую руку.
— Посвети.
Красноватый свет плошки выхватил из тьмы бородатое лицо стража, затем пленника — безбородое, бледное, гневное. Ноги и руки юноши были закованы в цепи.
— Что поделаешь, Мекал, — вздохнул жрец и поморщился от боли, — богам нужны жертвы, а ты самый красивый и юный среди нас. Боги любят лучшее.
— С каких пор, жрец, ты считаешь себя безобразным и старым? — голос Мекала звенел от негодования и едва сдерживаемых слез.
— Страх делает тебя дерзким. Могу ли я лгать? Веришь ли ты мне?
— Я тебе верил… долго верил!.. Я не хочу умирать! Не хочу!
— Смирись перед судьбой. Отойди в лучший мир с молитвой Повелителю жизни и…
— О Астарт, где ты? — юноша рыдал, колотясь о стену трюма. — Только ты всегда знал, что делать… только ты выручил бы меня! А все остальные трусы, трусы, трусы…
— Я видел сон. Безбожник стенает в лапах рефаимов. То вещий сон, ниспосланный свыше.
— Астарт и рефаимам свернет шеи!
Ораз, скорбно покачивая головой, сошел на берег по сходням. На него вихрем налетел Ахтой, постаревший и измученный лихорадкой.
— Одумайся, Ораз! Как можно довериться случайности? Нельзя поворачивать назад! И отпусти парня, ведь он такой же желтокожий, как и ты! Неужели…
— Плетей грязному шакалу! Как можно больше плетей, чтоб не смущал уши правоверных нечестивым языком!
— Выслушай, жрец!
Матросы, сопровождавшие Ораза, повалили мемфисца. Засвистели плети.
— Выслушай! Ведь солнце опять у нас над головой, и тень умещается между ног! Скоро… ой звери!.. совсем скоро переместится на юг! Ведь мы уже там, где земля неарабов, только на другой стороне Ливии! Как ты не понимаешь?!..
— Еще плетей!
— О бедное человечество! О слепой разум!..
Тщедушное тело египтянина сникло. Плети продолжали свое дело.
— Не сметь! Прочь!
Из зарослей выбежали Саркатр и Эред. Оба с серпами. В бородах застряли соломинки и колоски. С Эредом шутки плохи, поэтому палачи опустили плети, вопросительно глядя на жреца.
